— Но, в соответствии с вашим положением, вам следует знать только то, что мне будет угодно сообщить вам. — Зеленые глаза пристально смотрели на Галена, что он истолковал как приказ не докучать хозяину кабинета и уже повернулся было, чтобы уйти. — Вам следовало бы понимать, что любое сказанное слово имеет, как правило, несколько истолкований, — добавил Дэвин, и тут Гален наконец понял: слова пароля, которым его снабдили, означали, что ему доверено передать письмо, но и только, а к более щекотливым делам доступа у него нет. Слова писца прозвучали как объяснение — или, если угодно, как извинение, — но рассчитывать на большее доверие с его стороны Галену не приходилось.
Кивнув, он вновь повернулся к двери — и тут его задержали во второй раз.
— Мальчик! За твои хлопоты!
Дэвин произнес это нарочито громким голосом, после чего бросил Галену мелкую медную монету. Гален поймал ее на лету и спрятал в карман.
— Благодарю вас, мой господин, — пробормотал он и вышел, чувствуя себя все же несколько обиженным.
Выбравшись во двор, Гален задумался, что же ему делать дальше. Было ясно, что временная служба у третьего постельничего не затянется надолго, но ему наверняка удастся найти какой-нибудь другой предлог, чтобы задержаться в замке. Это было для него единственной возможностью узнать что-нибудь по-настоящему интересное, к тому же он не сомневался в том, что археологи задержатся в Риано еще несколько дней. С другой стороны, он уже выполнил задание, порученное ему Пайком, и, оставаясь в замке, мог поставить под угрозу не только собственную безопасность, но и покой Дэвина. Предостережение писца прозвучало достаточно однозначно. И опять-таки, на конюшне было чертовски хорошо, а главное привычно спать. Чувство долга боролось в его душе с желанием отличиться; в конце концов он решил провести здесь еще одну ночь, а уж на свежую голову решать, как быть дальше.
Поздним вечером, проболтав пару часов в привычном и приятном окружении кухонного люда, Гален пересек двор и уже собрался было скользнуть на конюшню. Но прежде чем он успел подойти к воротам, его путь пересекли двое мужчин в плащах с капюшонами, причем один из них вел на поводу лошадь. Вид у них был самый зловещий, и Гален инстинктивно отпрянул во тьму.
Парочка прошла совсем рядом с ним, правда, лиц под капюшонами было не разглядеть. Они говорили тихими голосами, не столько шепотом, сколько шипением, из-за чего у Галена невольно застучали зубы. До его слуха донеслись лишь обрывки их беседы, да и те немногие слова и выражения, которые ему удалось разобрать, не имели вроде бы никакого смысла. «Полуостров…» «Наш час близок…» «Око Ночи…»
Ночь стояла теплая — и все же Галена бросило в дрожь. Он несказанно обрадовался, когда эти двое прошли мимо. Один из них вскочил на лошадь и исчез в створе главных ворот, тогда как другой вернулся в замок. Задержавшись под фонарем, висевшим над дверью, он огляделся по сторонам и, как показалось юноше, посмотрел прямо на него. В этот миг Гален и увидел лицо, больше всего похожее на череп давным-давно умершего человека, ослепительный взгляд бесцветных глаз, казалось, дышал смертельной угрозой. Даже стоя во тьме, Гален почувствовал себя обнаженным и беззащитным и страшно перепугался, но монах, не обратив на него никакого внимания, вошёл в дом.
Гален перевел дух. Так мучившее его решение было принято как бы само собой. В этом замке ему больше не хотелось оставаться ни единой минуты!
Глава 40
Гален поспешно собрал пожитки и выскользнул из Ярласовой твердыни, никем не остановленный на выходе. Он был по-настоящему потрясен чудовищами в образе монахов и, даже очутившись вне стен замка, не ощутил желаемого облегчения. Поэтому принялся разговаривать сам с собой в попытке восстановить самоуверенность.
«До сих пор все казалось чересчур легким! Если бы Пайк был здесь, он сказал бы, что мне везет как новичку. Единственное, что от меня требуется, сохранять хладнокровие!»
Город вокруг застыл, равнодушный к его судьбе. В мерцающем свете ламп и уличных фонарей перед Галеном представали картины ночной жизни, хорошо знакомые ему по родному городу. Голоса и шаги, стук обитых железом колес по булыжнику и отзвуки пьяных песен смешивались с запахами дыма, отбросов и пищи. И хотя во всем этом не было ничего необычного, Гален шарахался от каждой тени, вздрагивал, услышав шаги навстречу. Он чувствовал себя затерянным в чужом и скорее всего враждебном окружении.
«Надо взять себя в руки, — думал он. — У меня куча денег и не обременяют домашние заботы. Я не идиот, чтобы трепетать от страха в чужом городе. В конце концов, столько людей без труда находят здесь пристанище — неужели я не справлюсь хотя бы с этим?» Утешив себя таким образом, он несколько бодрее зашагал по ночным улицам.
Чем дальше Гален отходил от замка, тем больше места получал в его растерянной душе здравый смысл. Чудовищное лицо монаха начало казаться уже не столь пугающим, когда и время, и расстояние развели юношу с этим полупризраком; он даже подумал, а не сыграло ли с ним такую злую шутку тамошнее освещение. И по мере того как ужасное воспоминание блекло, он оглядывался по сторонам со все большей уверенностью, мало-помалу начав присматриваться к окружающему.
Жизнь кипела по большей части вокруг трактиров. Люди всегда найдут повод повеселиться и напиться в честь этого или, напротив, нализаться с горя, а в Риано, судя по всему, и радостей, и печалей было хоть отбавляй. На смену оживленной торговле на улицах дневного города сейчас, ночью, чуть ли не в каждой подворотне заключались куда более таинственные сделки. Мошенники собирали вокруг себя кучки зевак, прельщая простофиль перспективой легкого выигрыша, музыканты демонстрировали свое искусство, отчаянно борясь за внимание состоятельных горожан со столь же многочисленными нищими. Мужчины стайками слетались в самые темные углы, где торговали запретным товаром, сулящим неземные радости, даже торговаться о цене которого у них хватало храбрости только шепотом, тогда как «ночные красавицы» подстерегали прохожих под фонарем или у окошка на первом этаже собственного дома, порой не гнушаясь и тем, чтобы первой предложить свой товар. На одних улицах было полно народу, другие оставались почти совершенно пустыми; бродяги разводили костры прямо на земле, собаки, воя, переругивались друг с другом; тут и там проходил армейский патруль, при одном появлении которого повсюду воцарялась тишина, хвостом тянувшаяся за стражниками.
Гален терся и крутился среди зевак, приглядывая местечко для ночлега. В некоторые заведения лучше было не заходить, а к некоторым людям — даже приближаться, и он инстинктивно понимал это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114