) у вешалки. Он принял художника Бродского, шикарно одетого мужчину, за какое-то начальство и – ударил его по голове. Не убил…
В охране Кирова работал другой Николаев, пожилой. Жена Николаева-убийцы была латышка. Его связали потом, на следствии, с латышским посольством.
Через три недели, в конце декабря, на активе ленинградского Комитета выступал Ежов. Рассказывал об этой версии – ревности.[123] Этим будто бы воспользовались зиновьевцы.
Помню, что на актив запрещено было пускать от зиновьевской оппозиции».
В той же тетради 1967 года.
...
Подарки вождям.
Художник Ю. П. Анненков вспоминает о январе 1923 года, когда он делал портрет Троцкого.
«Перед моим отъездом Троцкий оглядел меня с головы до ног и заявил:
– Что касается вашего собственного костюма, то он мне не нравится; в особенности ваши легкие городские ботинки: они вызывают во мне страх при теперешнем тридцатиградусном морозе. Я вас обую по-моему.
И он повел меня в особую комнату, служившую складом, полным всевозможных гардеробных подробностей: шубы, лисьи дохи, барашковые шапки, меховые варежки и пр.
– Это все подарки и подношения, с которыми я не знаю куда деваться, – пояснил Троцкий, – пожалуйста, не стесняйтесь!
И он выбрал для меня замечательную пару серо-желтых валенок… Внутри валенок было выбито золотыми буквами следующее посвящение: «Нашему любимому вождю, товарищу Троцкому – рабочие Фетро-Треста на Уральске».
Ю. Анненков. «Дневник моих встреч».
Не отсюда ли сталинская жажда получения подарков? Музей подарков т. Сталина как символ всенародной любви.
Сталин – злопамятность, патологическая зависть и комплекс неполноценности.
В Ростове Ю. В. работал в архиве, встречался со старыми мироновцами и думенковцами. Привез несколько тетрадей, исписанных сплошь. Я начну с первой, ударившей по сердцу, а потом – выборочно.
Юрина запись в дневнике.
...
«Мой дед был сиротой, отец и дядя – тоже. Я осиротел в двенадцать лет, Ольга[124] – в четырнадцать. Наверно, это и называется роком».
Юра был прав. Наш сын осиротел в неполные два года.
Другая запись, сделанная, может, в горькую минуту трезвого беспощадного осмысления того, какими разными путями приходили люди к революционерам.
...
«Отец и Евгений[125] были сначала хулиганами в Темернике.[126] Евгений носил красный пояс, и за поясом – нож».
Теперь выдержки из рабочих тетрадей.
...
Настя Думенко[127] умерла недавно. Всю жизнь боялась, страдала. Умирая, сожгла все фотографии и письма. Ее преследовали.
Надзиратель рассказал: начальник тюрьмы должен был дать ему (Думенко. – О. Т.) папиросу, а заместитель – стрелял в Думенко. Остальных вывезли и расстреляли.
Некий полковник утверждал, что 7 октября 1920 года Думенко выступал с балкона на Большой Садовой.[128] Мистификация. В. И. Волгин предполагает, что, м. б., казаки требовали Думенко, и кто-то переоделся и выступил с речью… под видом Думенко.
Василий Иванович Волгин… В Гражданскую войну воевал в 1920, всего четыре месяца. Был писарем. Студент. Вспоминает, как однажды полмесяца кормил весь полк тем, что захватил вагон папиросной бумаги – очень ценную в то время вещь. Ее меняли на молоко, хлеб.
Агроном. Окончил Тимирязевку.
В 1923 году исключен из партии, так как у него в столе обнаружили книгу… Плеханова. «Учитель Ленина… как его? Вот склероз!» Работал по специальности, в 1938 году арестован и выслан на Колыму. Просидел до 1946 года, вернулся в Ростов. В 1948 – снова ссылка в Красноярский край, работал на поселении. Но это было гораздо тяжелее, чем Колыма. Морально тяжелей. Тогда еще верили, что все это временный ужас, голодали, были как животные, но – верили, что скоро все кончится. А здесь – страшное угнетение духа, никаких надежд. Думенкой занялся оттого, что помнил с юности как героя Дона. На Дону по-настоящему знали двух истинных героев – Думенко и Киквидзе. Волгин – из донских казаков. Донская поговорка: «Мой дед казак, отец – сын казачий, а я – х… собачий». Но – интеллигентен, хорошо говорит, пишет складно. Брат В. учился в юнкерском училище вместе с Лариным[129] и М. Кривошлыковым.[130] В гибели подтелковского отряда винит самого Подтелкова, «Федю».
– Федя дал команду не сопротивляться. А надо было пробиваться – были же пулеметы… Он стал христосоваться со стариками-станичниками… Мишка (Кривошлыков) предлагал пробиваться, но Федя отказался.
Вместе с его братом и Мишкой в юнкерском училище был Павел Дудаков. Он стал впоследствии главой ОСВАГА.[131]
«Вот кого под корень!» – трясет бумагой. Антоновы, Семибратовы, Кухарновы, Дудаковы, они свойственники того Дудакова…»
(Ю. Трифонов. «Старик», роман)
...
Он услышал, что подтелковский отряд схватили и «заскакал» трех коней – хотел спасти Мишку, но не успел. Подтелкова он бы, конечно, не спас.
Погибли они оттого, что Подтелков был злодей. Ведь поначалу война между советскими и казаками шла «благородно». Среди белых в начале 1918 года выделялся Чернецов – высокий красавец. Сотник. Подтелков в его сотне служил вахмистром. Чернецов с пятью казаками напоролся в какой-то станице на Подтелкова с сотней.
Подтелков его обезоружил. Они ехали рядом и ругались. Один другого винил: «Ты продал казаков!» – «Нет, ты продал казаков!» Подтелков не выдержал и рубанул его шашкой. Офицерская рубка – только «козырек» снимает. Чернецов убит был на месте. Все были возмущены и даже адъютант Подтелкова чуть было не застрелил самого Подтелкова.
«Благородная», «офицерская» война была нарушена. И когда сотник схватил Подтелкова, первое, что он ему сказал, подставив кулак к его подбородку:
– Ну, теперь за Чернецова рассчитаемся!
Потом велел позвать стариков и пусть они судят.
Выписки из газет времен Гражданской войны.
...
«Советский Дон». Б. Садовая 24 Цена № 4 руб.
«Кровавый путь» (странички из «истории» Добрармии[132]). Агасферов.
«Корниловцы еще имели проблески демократизма – боролись за Учредительное собрание.
Добрармия – ничего не оставила.
Вторая Терская пластунская бригада произвела ряд погромов: в Черкассах, Смеле, Корсуне… Еврейские погромы.
Генерал Май-Маевский[133] носил кличку «жидовского покровителя» и имя его ненавистно в Добрармии». @B-MAX = В Черкассах.
«…Хватали девушек. Волокли их с диким криком по улицам пьяной и глумливой ордой. Сладострастное гоготание наполняло улицы местечка. Зверь буйствовал в полном просторе. Свыше сотни еврейских девушек, выхваченных из их скрытых убежищ, из рук кричащих матерей, окружили диким хохочущим кольцом с яростным криком подлого нетерпения гнали, волокли по улицам, вздымая пыль, избивая прикладами. Тут были гимназистки, были подростки-девочки…
Затащили девушек на фабрику Заруцкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
В охране Кирова работал другой Николаев, пожилой. Жена Николаева-убийцы была латышка. Его связали потом, на следствии, с латышским посольством.
Через три недели, в конце декабря, на активе ленинградского Комитета выступал Ежов. Рассказывал об этой версии – ревности.[123] Этим будто бы воспользовались зиновьевцы.
Помню, что на актив запрещено было пускать от зиновьевской оппозиции».
В той же тетради 1967 года.
...
Подарки вождям.
Художник Ю. П. Анненков вспоминает о январе 1923 года, когда он делал портрет Троцкого.
«Перед моим отъездом Троцкий оглядел меня с головы до ног и заявил:
– Что касается вашего собственного костюма, то он мне не нравится; в особенности ваши легкие городские ботинки: они вызывают во мне страх при теперешнем тридцатиградусном морозе. Я вас обую по-моему.
И он повел меня в особую комнату, служившую складом, полным всевозможных гардеробных подробностей: шубы, лисьи дохи, барашковые шапки, меховые варежки и пр.
– Это все подарки и подношения, с которыми я не знаю куда деваться, – пояснил Троцкий, – пожалуйста, не стесняйтесь!
И он выбрал для меня замечательную пару серо-желтых валенок… Внутри валенок было выбито золотыми буквами следующее посвящение: «Нашему любимому вождю, товарищу Троцкому – рабочие Фетро-Треста на Уральске».
Ю. Анненков. «Дневник моих встреч».
Не отсюда ли сталинская жажда получения подарков? Музей подарков т. Сталина как символ всенародной любви.
Сталин – злопамятность, патологическая зависть и комплекс неполноценности.
В Ростове Ю. В. работал в архиве, встречался со старыми мироновцами и думенковцами. Привез несколько тетрадей, исписанных сплошь. Я начну с первой, ударившей по сердцу, а потом – выборочно.
Юрина запись в дневнике.
...
«Мой дед был сиротой, отец и дядя – тоже. Я осиротел в двенадцать лет, Ольга[124] – в четырнадцать. Наверно, это и называется роком».
Юра был прав. Наш сын осиротел в неполные два года.
Другая запись, сделанная, может, в горькую минуту трезвого беспощадного осмысления того, какими разными путями приходили люди к революционерам.
...
«Отец и Евгений[125] были сначала хулиганами в Темернике.[126] Евгений носил красный пояс, и за поясом – нож».
Теперь выдержки из рабочих тетрадей.
...
Настя Думенко[127] умерла недавно. Всю жизнь боялась, страдала. Умирая, сожгла все фотографии и письма. Ее преследовали.
Надзиратель рассказал: начальник тюрьмы должен был дать ему (Думенко. – О. Т.) папиросу, а заместитель – стрелял в Думенко. Остальных вывезли и расстреляли.
Некий полковник утверждал, что 7 октября 1920 года Думенко выступал с балкона на Большой Садовой.[128] Мистификация. В. И. Волгин предполагает, что, м. б., казаки требовали Думенко, и кто-то переоделся и выступил с речью… под видом Думенко.
Василий Иванович Волгин… В Гражданскую войну воевал в 1920, всего четыре месяца. Был писарем. Студент. Вспоминает, как однажды полмесяца кормил весь полк тем, что захватил вагон папиросной бумаги – очень ценную в то время вещь. Ее меняли на молоко, хлеб.
Агроном. Окончил Тимирязевку.
В 1923 году исключен из партии, так как у него в столе обнаружили книгу… Плеханова. «Учитель Ленина… как его? Вот склероз!» Работал по специальности, в 1938 году арестован и выслан на Колыму. Просидел до 1946 года, вернулся в Ростов. В 1948 – снова ссылка в Красноярский край, работал на поселении. Но это было гораздо тяжелее, чем Колыма. Морально тяжелей. Тогда еще верили, что все это временный ужас, голодали, были как животные, но – верили, что скоро все кончится. А здесь – страшное угнетение духа, никаких надежд. Думенкой занялся оттого, что помнил с юности как героя Дона. На Дону по-настоящему знали двух истинных героев – Думенко и Киквидзе. Волгин – из донских казаков. Донская поговорка: «Мой дед казак, отец – сын казачий, а я – х… собачий». Но – интеллигентен, хорошо говорит, пишет складно. Брат В. учился в юнкерском училище вместе с Лариным[129] и М. Кривошлыковым.[130] В гибели подтелковского отряда винит самого Подтелкова, «Федю».
– Федя дал команду не сопротивляться. А надо было пробиваться – были же пулеметы… Он стал христосоваться со стариками-станичниками… Мишка (Кривошлыков) предлагал пробиваться, но Федя отказался.
Вместе с его братом и Мишкой в юнкерском училище был Павел Дудаков. Он стал впоследствии главой ОСВАГА.[131]
«Вот кого под корень!» – трясет бумагой. Антоновы, Семибратовы, Кухарновы, Дудаковы, они свойственники того Дудакова…»
(Ю. Трифонов. «Старик», роман)
...
Он услышал, что подтелковский отряд схватили и «заскакал» трех коней – хотел спасти Мишку, но не успел. Подтелкова он бы, конечно, не спас.
Погибли они оттого, что Подтелков был злодей. Ведь поначалу война между советскими и казаками шла «благородно». Среди белых в начале 1918 года выделялся Чернецов – высокий красавец. Сотник. Подтелков в его сотне служил вахмистром. Чернецов с пятью казаками напоролся в какой-то станице на Подтелкова с сотней.
Подтелков его обезоружил. Они ехали рядом и ругались. Один другого винил: «Ты продал казаков!» – «Нет, ты продал казаков!» Подтелков не выдержал и рубанул его шашкой. Офицерская рубка – только «козырек» снимает. Чернецов убит был на месте. Все были возмущены и даже адъютант Подтелкова чуть было не застрелил самого Подтелкова.
«Благородная», «офицерская» война была нарушена. И когда сотник схватил Подтелкова, первое, что он ему сказал, подставив кулак к его подбородку:
– Ну, теперь за Чернецова рассчитаемся!
Потом велел позвать стариков и пусть они судят.
Выписки из газет времен Гражданской войны.
...
«Советский Дон». Б. Садовая 24 Цена № 4 руб.
«Кровавый путь» (странички из «истории» Добрармии[132]). Агасферов.
«Корниловцы еще имели проблески демократизма – боролись за Учредительное собрание.
Добрармия – ничего не оставила.
Вторая Терская пластунская бригада произвела ряд погромов: в Черкассах, Смеле, Корсуне… Еврейские погромы.
Генерал Май-Маевский[133] носил кличку «жидовского покровителя» и имя его ненавистно в Добрармии». @B-MAX = В Черкассах.
«…Хватали девушек. Волокли их с диким криком по улицам пьяной и глумливой ордой. Сладострастное гоготание наполняло улицы местечка. Зверь буйствовал в полном просторе. Свыше сотни еврейских девушек, выхваченных из их скрытых убежищ, из рук кричащих матерей, окружили диким хохочущим кольцом с яростным криком подлого нетерпения гнали, волокли по улицам, вздымая пыль, избивая прикладами. Тут были гимназистки, были подростки-девочки…
Затащили девушек на фабрику Заруцкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105