Этот процесс теперь повторялся. Только отца уже не стало, и некого было
ждать.
За моим окном теперь была Москва. Пейзажи военных городков для меня
кончились - сначала в восьмом классе, когда меня, заболевшего воспалением
легких, как будто неживого, будто груз, привезли в этот город, а теперь
асфальтовые дорожки и крашенный в белую краску бордюрный камень ушли из моей
жизни совсем. Все же в этот час хорошо было сидеть в светлеющей комнате со
все еще включенной лампой. Как бутылка в застольном фокусе, комната
наполнялась серым табачным дымом, а я-засоня наполнял себя кофе.
Это всегда были счастливые часы.
Так изучал я московскую жизнь. Смотрел на нее в дырочку оконной изморози.
Смотрел спокойно, но пристально.
Вот, думал я, мой небесный патрон тоже вот смотрел, разглядывал послов,
изучал и выбирал веры.
Выбрал.
Спокойно и не без своей выгоды.
А потом продолжил воевать - со своими и чужими.
Но хватит об этом - под конец года вдруг потеплело, пошли дожди, и на улицах
возникли лужи талой воды.
Однажды у дверей метро я обратил внимание на группу маленьких человечков со
скрипками, дудочками и контрабасом. Но не было у меня времени, и мокрые
ботинки сами тащили меня домой.
Иногда я приходил домой днем и старался поспать.
Мой хозяин весь день напролет смотрел латиноамериканские сериалы, а
перегородка между нашими комнатами была тонкой.
Бормотали страстные слова дублеры, плакали женщины. То, что происходило,
напоминало гипнопедию.
Через два часа я просыпался со вкусом медной ручки во рту и именем Ренальдо
Макдонадо на устах. Кто он, я не знал и путался в этих именах.
Был в них, несомненно, особый смысл, но пока недоступный мне. Уличная музыка
меленьких человечков была мне ближе, ее четкий ритм волновал меня. Хотелось,
не заходя домой, идти на вокзал и ехать, ехать куда-то. Но я лишь как
свидетель старался запомнить свои ощущения.
Случился у меня день рождения, случился и прошел - без последствий. После
него я слонялся по спящей квартире и курил забытые гостями сигареты.
Сигареты были разные, как, впрочем, и сами гости.
Позвонил мне и человек, к которому ушла моя жена. Мы дружили с ним - можно
так сказать, и он передал мне привет от нее. Бывшая жена в этот момент
куда-то уехала, в другой город, а может, в иное застолье.
А я продолжал принимать поздравления.
Рядом, испуганный таким количеством людей, крутился мой старик. Он подходил
ко мне и запрокидывал голову, будто спрашивал: "Скоро? Скоро, да?"
Но они исчезли - все, только старик еще жался ошеломленно к стенам. Скоро
испуг его прошел, и он заснул.
Такие вот истории происходили со мной.
Вернемся к старику.
Он спал и был виден через полуоткрытую дверь его комнаты. Он спал
изогнувшись, с запрокинутой головой.
Пройдет время, и, так же заснув, он встретит следующий год, а потом снова
выйдет в коридор прогуливаться и ужасаться уже прожитой им жизни.
Снова после долгой паузы попал в дом на Трехпрудном переулке. Жил в этом
доме один интересный человек с простой фамилией Гусев, у которого я
квартировал прошлым летом. Осенью он пропал куда-то, а теперь вот объявился.
Я попал туда на день рождения хозяина - несколько неожиданно, потому что
узнал об этом событии случайно, за час или два.
Добираться до Трехпрудного нужно было по улицам, заваленным мокрым снегом, и
вот услышал комариный писк домофона, увидел вечерних чужих девушек. Под
мышкой у меня был подарок хозяину - бутылка водки из Израиля.
Эту бутылку мне прислал человек, похитивший жену у именинника.
Я заметил, что в моем повествовании вообще много чужих жен. Но слишком много
и войны, и вот похититель чужих жен, в этот момент одетый в военную форму,
окапывался где-то в песке чужой пустыни.
Круг, таким образом, замкнулся, а этот чужой день рождения получился, не в
пример моему, долгий, с ночной игрой в футбол, с ночевкой и даже с дракой, с
размытой слезами женской тушью.
Но это было потом, а в середине ночи я увел соседку гулять по снежным
улицам. Мы говорили о чем-то, о чем, я не помню, и вдруг я узнал, что моей
спутнице не восемнадцать, а двадцать четыре, и у нее своя, не известная
никому жизнь. Жизнь, которую я никогда не узнаю, и я почти влюбился в эту
случайную женщину, в ее смех и поворот головы, хотя эта любовь была сродни
жалости к самому себе, а уж что-что, а такую жалость я ненавидел.
И мне пришлось вернуться домой - к спящему старику.
Через несколько дней, перед самым Новым годом мне опять позвонил Гусев.
- С праздником, - произнес он. - Я тебе подарочек припас. Тут тебя
разыскивали.
Кто меня мог разыскивать - непонятно, и все же я насторожился.
- Тут одна тетенька тебе обзвонилась, надо было тебе раньше передать, да
тебя не найдешь.
- Ну?!
- Не догадываешься, кто это?
- Душу не томи, - цыкнул я, хотя уже догадался, о ком это он.
- У меня все записано.
- А когда она звонила в последний раз?
- Да месяц назад. Погоди, она оставила телефон. Ты записываешь? Правда
записываешь, а?
- Брат, - мне это начало надоедать. - Терпение мое небезгранично.
- Ты уже столько терпел, что еще чуть-чуть - не страшно. Ладно, ладно, - и
он начал диктовать телефон.
Подождав несколько минут, я набрал этот номер и наткнулся на автоответчик,
быстро пробормотавший что-то. Я перезвонил и снова услышал:
- Entschuldigen Sie, bitte... Bitte, rufen Sie spдter an... Bitte, rufen Sie
ein anderes Mal an... Bitte, hinterlassen Sie eine Nachricht nach dem
Ton...1
Я позвонил еще и еще, и наконец мне ответили, и я попросил Анну, вспомнив,
что не знаю ее фамилии.
Мне ответили, что она вернулась домой, и эта фраза меня озадачила. Что
значит домой? Но я спросил лишь, когда можно перезвонить.
- О нет, - ответили мне на том конце провода. - Она совсем уехала. В
Германию.
Внутри у меня заныло, вот оно, достукался. Что стоило мне самому искать ее,
хотя я не знал, как.
И все же я назвался и спросил:
- Не оставляла ли она для меня информации?
Слова были стертыми и официальными, но лишь такие приходили мне на ум.
В неизвестной мне конторе пошуршали бумагой, хмыкнули, вздохнули и с
удивлением сказали:
- О! Для вас есть конверт...
Мы договорились встретиться, и на следующий день я брел по бывшей улице
Жданова, выискивая неприметное здание незнакомого офиса.
Самое интересное, что адрес этот я давно знал и чуть ли не каждый день слал
по нему свои нефтяные бумаги.
Охранник дышал мне в затылок, пока девушка искала предназначенное мне. Она
искала его долго, и дыхание охранника меня бесило. Нужно было сказать ему
вежливо, чтобы он отступил в сторону, но я загадал, что если не сделаю
этого, то все будет хорошо. Что хорошо, я не знал и, получив долгожданный
конверт, оказавшийся очень длинным и узким, немного испугался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40