Доктор смеется, он бросает на меня призывный взгляд
сообщника; без сомнения, из-за моего роста -- да и рубашка у
меня чистая -- он готов пригласить меня участвовать в его
шутках.
Я не смеюсь и не отвечаю на его заигрывание -- тогда, не
переставая смеяться, он испытывает на мне устрашающий огонь
своих глаз. Несколько секунд мы неотрывно смотрим друг на
друга: прикидываясь близоруким, доктор меряет меня прищуренным
взглядом -- он обдумывает, к какому разряду меня отнести. К
разряду психов? Или к разряду проходимцев?
И все-таки первым отводит глаза он -- подумаешь, спасовал
перед каким-то одиночкой, никакой общественной значимости не
имеющим, стоит ли об этом тужить, это тут же забудется. Доктор
сворачивает сигарету, закуривает и сидит неподвижно с застывшим
и жестким, как это бывает у стариков, взглядом.
Хороши морщины -- они у него всех видов: поперечные
рытвины на лбу, гусиные лапки у глаз, горькие складки по обе
стороны рта, не говоря уже о желтых веревках, висящих под
подбородком. Повезло доктору -- увидев его еще издали, всякий
скажет: вот человек, который страдал и который пожил в свое
удовольствие. Впрочем, доктор заслужил свое лицо: он ни на миг
не усомнился в том, каким способом удержать и использовать свое
прошлое, -- он взял да и набил из него чучело, превратил в опыт
для поучения женщин и молодых людей.
Мсье Ахилл счастлив, как, наверно, не был счастлив уже
давно. Он раскис от восторга, он потягивает свой "Бирр",
раздувая щеки. Да, доктор нашел-таки к нему подход! Доктор не
из тех, кого смутит вид старого психа, у которого вот-вот
случится приступ; хорошая взбучка, несколько грубых слов,
способных подстегнуть, -- вот и все, что надо ему подобным.
Доктор обладает опытом. Обладать опытом -- его профессия;
врачи, священники, судьи и офицеры знают человека наизусть,
словно сами его сотворили.
Мне стыдно за мсье Ахилла. Мы с ним два сапога пара, мы
должны быть заодно против них. А он меня предал и перешел на их
сторону: он искренне верит -- верит в Опыт. Не в свой, не в
мой. А в опыт доктора Роже. Еще недавно мсье Ахилл чувствовал
себя странным, ему казалось, что он одинок; а теперь он знает:
таких, как он, много, очень много, доктор Роже встречал этих
людей, он может рассказать мсье Ахиллу историю каждого из них и
кто из них чем кончил. Мсье Ахилл всего-навсего казус, частный
случай, который легко сводится к некоторым общим понятиям.
Как бы я хотел сказать ему, что его обманывают, что он
подыгрывает спесивцам. Это они-то профессионалы опыта? Да они
всю жизнь прозябали в отупелом полусне, от нетерпения женились
с бухты-барахты, наудачу мастерили детей. В кафе, на свадьбах,
на похоронах встречались с другими людьми. Время от времени,
попав в какой-нибудь водоворот, барахтались и отбивались, не
понимая, что с ними происходит. Все, что совершалось вокруг,
начиналось и кончалось вне поля их зрения: смутные
продолговатые формы, события, нагрянувшие издали, мимоходом
задели их, а когда они хотели разглядеть, что же это такое, --
все уже было кончено. И вот к сорока годам они нарекают опытом
свои мелкие пристрастия и небольшой набор пословиц и начинают
действовать, как торговые автоматы: сунешь монетку в левую
щелку -- вот тебе два-три примера из жизни в упаковке из
серебряной фольги, сунешь монетку в правую щелку -- получай
ценные советы, вязнущие в зубах, как ириски.
Такой ценой я и сам мог бы оказаться для многих желанным
гостем, и обо мне говорили бы, что я Великий путешественник
перед лицом Всевышнего. Совершенно верно, мусульмане мочатся
сидя, а в Индии повитухи в качестве кровоостанавливающего
используют стекло, толченое в коровьем навозе, а в Борнео
девушка во время месячных три дня и три ночи проводит на крыше
своего дома. В Венеции я видел похороны в гондолах, в Севилье
-- празднование Страстной недели, я видел Мистерии в
Обераммергау. Само собой это лишь небольшой образчик моих
познаний, я мог бы, рассевшись в кресле, шутки ради начать так:
"А слышали ли вы, дорогая мадам, что такое Йиглава? Это
занятный маленький городок в Моравии, где мне пришлось жить в
1924 году..."
И председатель суда, который на своем веку разобрал
великое множество юридических казусов, по окончании моего
рассказа взял бы слово и сказал:
"Вы совершенно правы, дорогой мьсе, это так свойственно
людям. Я столкнулся с подобным случаем в начале моей карьеры.
Было это в 1902 году. Я служил помощником судьи в Лиможе..."
Только все дело в том, что эти разговоры набили мне
оскомину еще в юности. Правда, вырос я не в семье
профессионалов. Но существуют ведь и любители. Секретари,
служащие, торговцы, те, кто в кафе слушают других; к сорока
годам их распирает опыт, который они не могут сбыть на сторону.
По счастью, они наплодили детей, их-то они и заставляют
потреблять этот опыт, не сходя с места. Они хотели бы внушить
нам, что их прошлое не пропало даром, что их воспоминания
потихоньку сгустились, обратившись в Мудрость. Удобное прошлое!
Карманное прошлое, книжица из золотой библиотеки, полная
прописных истин. "Поверьте мне, я говорю на основании опыта,
всему, что я знаю, меня научила жизнь". Да разве Жизнь взялась
бы думать за них? Все новое они объясняют с помощью старого, а
старое -- с помощью событий еще более древних, как те историки,
которые Ленина изображают русским Робеспьером, а Робеспьера --
французским Кромвелем: в конечном счете они так ничего и не
поняли.... За их спесью угадывается угрюмая лень; замечая
только, как одна видимость сменяет другую, они зевают и думают:
ничто не ново под луною. "Старый псих" -- и доктор Роже смутно
вспоминает других старых психов, не помня ни одного из них в
отдельности. Что бы ни выкинул мсье Ахилл, мы не должны
удивлялься: ВСЕ ПОНЯТНО -- старый псих!
Он вовсе не старый псих -- ему страшно. Чего он боится?
Когда ты хочешь что-то понять, ты оказываешься с этим "что-то"
лицом к лицу, совсем один, без всякой помощи, и все прошлое
мира ничем тебе помочь не может. А потом это "что-то" исчезает,
и то, что ты понял, исчезает вместе с ним.
Питаться общими соображениями куда отраднее. К тому же
профессионалы, да и любители тоже, в конце концов всегда
оказываются правы. Их мудрость советует производить как можно
меньше шума, как можно меньше жить, постараться, чтобы о тебе
забыли. Больше всего они любят рассказывать о людях
неблагоразумных, о чудаках, которых постигла кара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66