два смокинга, четыре демисезонных костюма, два пальто, два плаща, три куртки (из замши и кожи), три халата, двадцать шесть сорочек и столько же галстуков, две дюжины трусов и кальсон, бесчисленное множество носков (она даже не внесла их в список).
Такое немыслимое количество вещей оставило Эдуара равнодушным. Он испытывал неловкость, глядя на бедно одетых людей, к которым он еще недавно принадлежал. Князь вспомнил, как однажды в его юности, Рашель, удрученная поношенной одеждой внука, залезла в свои сбережения в шкатулке с ракушками на дне комода, чтобы купить ему брюки и куртку из тика. Эдуар возражал, уверяя Рашель, что этого не нужно делать; но она не хотела слышать никаких возражений и произнесла непонятную тогда для него фразу: «Так ты обо мне когда-нибудь вспомнишь». Он долго не мог понять, как одежда, которую он сносил, еще до того как вырос из нее, могла бы ему напомнить о бабке.
Но сегодня, когда так тщательно подбирался его гардероб, он наконец понял, что великодушные порывы близких всегда отзовутся в будущем светлыми воспоминаниями.
– Я в полном изнеможении, – сказала Элоди. – А вы, Ваша светлость?
– Что-то в этом роде, – ответил князь.
– Я возвращаюсь в отель передохнуть, а вы? – Я не знаю, что буду делать.
– Не хотите ли вы поехать со мной?
– А почему бы и нет?
– Я легкомысленная особа, не правда ли?
Эдуар воздержался от ответа, заплатил за напитки и последовал за Элоди к черному «мерседесу». Шофер за рулем читал «Пари-Матч».
В своем маленьком будуаре (спальня и часть гостиной, отделенная от комнаты ширмой из испанской кожи) она сбросила туфли и обессиленно рухнула на кровать.
Князь нерешительно сел в кресло, откинувшись на спинку, вытянул ноги и стал разглядывать потолок.
– Вы не очень счастливы? – спросила Элоди.
– Я не знаю.
– Ну, значит, не очень.
– А видели ли вы абсолютно счастливых людей? У каждого в жизни бывают мрачные периоды.
Послышался одобрительный, кудахчущий смех Элоди, и она сказала:
– Все-таки это было замечательно сегодня: ваш натиск и агрессивность в примерочной кабине. Вы знаете, что нас застукало «высокое начальство»?
– Да, знаю. Но так как он педик, это не будет иметь никаких последствий.
– Подвиги такого рода только укрепят вашу репутацию, но подорвут мою. Вас будут называть суперсексуальным князем, а меня – шлюшкой.
– Должен ли я перед вами извиниться?
– Не имеет смысла. Мне всегда кажется глупым просить прощения за то, что уже сделано. Кроме того, это было потрясающе. Я ничего подобного в жизни не испытывала.
– А у вас большой опыт?
– А у вас, Ваша светлость?
– Я задал вопрос первым.
– Да, и к тому же вы князь. Откровенно говоря, я веду образ жизни свободной женщины, достаточно светской, пользующейся успехом, как пытаются убедить меня в этом мои поклонники. А вы часто теряете голову?
– Случай, обстоятельства, нежная трава, – стал перечислять Эдуар. – Я люблю больше любовь, чем женщин. Они меня одновременно пугают и очаровывают. Для меня женщина – это дивная, сказочная тайна.
– Вы, должно быть, мало любили?
– Очень.
– Сколько, хотя бы приблизительно?
– Ну, безо всяких уточнений, только один раз.
– И это еще продолжается?
– Она умерла на прошлой неделе.
– Стало быть, место вакантно, – цинично сказала Элоди.
Эдуар нахмурился.
– Нет, – ответил он сухо.
Молодая женщина чуть слышно вздохнула.
– Скажите, Ваша светлость…
– Да?
– Вы согласились бы снова заняться со мной любовью, чуть передохнув?
Князь молча стал раздеваться.
* * *
В отеле Элоди они провели три дня, выходя, только чтобы поесть или на примерки (они попросили закройщиков побыстрее подготовить гардероб Эдуара). Князь не помнил, чтобы когда-нибудь он занимался любовью с таким исступлением, с такой страстью, через такие короткие интервалы. Казалось, силы в нем неистощимы. Когда они не занимались любовью, то спали крепким сном без сновидений.
На четвертый день Элоди улетела в Швейцарию, а Эдуар решил добираться туда на машине из-за громадного багажа. Кроме всего прочего, они купили накануне еще и роскошные дорожные сумки и чемоданы в фирме Вюитона, а также золотые часы от Картье, так как Элоди считала старые часы Эдуара со стальным браслетом недостойными его ранга. Князь настаивал, чтобы она и себе купила часы фирмы Картье на память об их восхитительной эскападе.
Эдуару его кредитная карточка напоминала волшебную палочку феи. Достаточно было ее предъявить, и все становилось возможным. Тем более Гертруда настаивала на том, что он должен купить все необходимое, дабы выглядеть в соответствии со своим рангом.
Эдуар звонил княгине каждый день, иногда даже несколько раз на дню, не из чувства долга, а потому, что это ему доставляло огромное удовольствие. Он испытывал к своей бабушке трогательную нежность и привязанность. Гертруда очень этим дорожила. Эдуар, обычно малоразговорчивый, с бабкой, к собственному своему удивлению, мог болтать подолгу. Он рассказывал ей о своих покупках, о цвете костюмов, об оригинальности знаменитого смокинга с велюровыми бортами (Элоди заставила его купить этот смокинг и смокинг классического покроя). Князь рассказывал Гертруде о своем гиде, хваля ее безупречное знание Парижа, ее вкус, ее предприимчивость.
Старая княгиня своим безошибочным чутьем, должно быть, догадывалась об их отношениях, как и прежде – о Маргарет.
Эдуар вернулся в Версуа с той же радостью, что и раньше. Замок стал его гаванью, убежищем, возвращением к корням, к истокам.
Князь привез подарки для всех, зная, какую важную роль они играют в грустной эмигрантской жизни. Для Гертруды – черную кашемировую шаль, подбитую белым мехом, для старика Гролоффа – два галстука от Эрмес, для его жены – колье той же фирмы, для Маргарет – огромную султанскую ручку с золотым колпачком, для Вальтера – бутылку выдержанного кальвадоса, для Лолы – коробку засахаренных фруктов. Он сиял от радости, внося необычное оживление под своды этого мрачного жилища. Князь поцеловал ирландку, облобызал Гролоффа, потребовал, чтобы к обеду из подвалов была поднята бутылка самого лучшего бордо. Без умолку болтая, он рассказывал смешные истории в пределах приличия, с его приездом замок наполнился жизнью и счастьем. Возбужденные переполнявшими их чувствами, домочадцы улеглись далеко за полночь.
Часть третья
ЖИВАЯ ВОДА
29
На убогом ложе лежали четверо: Мари-Шарлотт, Фрэнки по кличке Азиат, Стефани по кличке Дылда и Ганс по кличке Да.
Фрэнки было 25 лет; он уже крепко сидел на ЛСД. Азиат никогда не смеялся; его страстью было насилие – тихое, бесшумное, садистское. Фрэнки таскал в глубоких карманах своей кожаной куртки арсенал самых разнообразных и загадочных приспособлений для пыток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Такое немыслимое количество вещей оставило Эдуара равнодушным. Он испытывал неловкость, глядя на бедно одетых людей, к которым он еще недавно принадлежал. Князь вспомнил, как однажды в его юности, Рашель, удрученная поношенной одеждой внука, залезла в свои сбережения в шкатулке с ракушками на дне комода, чтобы купить ему брюки и куртку из тика. Эдуар возражал, уверяя Рашель, что этого не нужно делать; но она не хотела слышать никаких возражений и произнесла непонятную тогда для него фразу: «Так ты обо мне когда-нибудь вспомнишь». Он долго не мог понять, как одежда, которую он сносил, еще до того как вырос из нее, могла бы ему напомнить о бабке.
Но сегодня, когда так тщательно подбирался его гардероб, он наконец понял, что великодушные порывы близких всегда отзовутся в будущем светлыми воспоминаниями.
– Я в полном изнеможении, – сказала Элоди. – А вы, Ваша светлость?
– Что-то в этом роде, – ответил князь.
– Я возвращаюсь в отель передохнуть, а вы? – Я не знаю, что буду делать.
– Не хотите ли вы поехать со мной?
– А почему бы и нет?
– Я легкомысленная особа, не правда ли?
Эдуар воздержался от ответа, заплатил за напитки и последовал за Элоди к черному «мерседесу». Шофер за рулем читал «Пари-Матч».
В своем маленьком будуаре (спальня и часть гостиной, отделенная от комнаты ширмой из испанской кожи) она сбросила туфли и обессиленно рухнула на кровать.
Князь нерешительно сел в кресло, откинувшись на спинку, вытянул ноги и стал разглядывать потолок.
– Вы не очень счастливы? – спросила Элоди.
– Я не знаю.
– Ну, значит, не очень.
– А видели ли вы абсолютно счастливых людей? У каждого в жизни бывают мрачные периоды.
Послышался одобрительный, кудахчущий смех Элоди, и она сказала:
– Все-таки это было замечательно сегодня: ваш натиск и агрессивность в примерочной кабине. Вы знаете, что нас застукало «высокое начальство»?
– Да, знаю. Но так как он педик, это не будет иметь никаких последствий.
– Подвиги такого рода только укрепят вашу репутацию, но подорвут мою. Вас будут называть суперсексуальным князем, а меня – шлюшкой.
– Должен ли я перед вами извиниться?
– Не имеет смысла. Мне всегда кажется глупым просить прощения за то, что уже сделано. Кроме того, это было потрясающе. Я ничего подобного в жизни не испытывала.
– А у вас большой опыт?
– А у вас, Ваша светлость?
– Я задал вопрос первым.
– Да, и к тому же вы князь. Откровенно говоря, я веду образ жизни свободной женщины, достаточно светской, пользующейся успехом, как пытаются убедить меня в этом мои поклонники. А вы часто теряете голову?
– Случай, обстоятельства, нежная трава, – стал перечислять Эдуар. – Я люблю больше любовь, чем женщин. Они меня одновременно пугают и очаровывают. Для меня женщина – это дивная, сказочная тайна.
– Вы, должно быть, мало любили?
– Очень.
– Сколько, хотя бы приблизительно?
– Ну, безо всяких уточнений, только один раз.
– И это еще продолжается?
– Она умерла на прошлой неделе.
– Стало быть, место вакантно, – цинично сказала Элоди.
Эдуар нахмурился.
– Нет, – ответил он сухо.
Молодая женщина чуть слышно вздохнула.
– Скажите, Ваша светлость…
– Да?
– Вы согласились бы снова заняться со мной любовью, чуть передохнув?
Князь молча стал раздеваться.
* * *
В отеле Элоди они провели три дня, выходя, только чтобы поесть или на примерки (они попросили закройщиков побыстрее подготовить гардероб Эдуара). Князь не помнил, чтобы когда-нибудь он занимался любовью с таким исступлением, с такой страстью, через такие короткие интервалы. Казалось, силы в нем неистощимы. Когда они не занимались любовью, то спали крепким сном без сновидений.
На четвертый день Элоди улетела в Швейцарию, а Эдуар решил добираться туда на машине из-за громадного багажа. Кроме всего прочего, они купили накануне еще и роскошные дорожные сумки и чемоданы в фирме Вюитона, а также золотые часы от Картье, так как Элоди считала старые часы Эдуара со стальным браслетом недостойными его ранга. Князь настаивал, чтобы она и себе купила часы фирмы Картье на память об их восхитительной эскападе.
Эдуару его кредитная карточка напоминала волшебную палочку феи. Достаточно было ее предъявить, и все становилось возможным. Тем более Гертруда настаивала на том, что он должен купить все необходимое, дабы выглядеть в соответствии со своим рангом.
Эдуар звонил княгине каждый день, иногда даже несколько раз на дню, не из чувства долга, а потому, что это ему доставляло огромное удовольствие. Он испытывал к своей бабушке трогательную нежность и привязанность. Гертруда очень этим дорожила. Эдуар, обычно малоразговорчивый, с бабкой, к собственному своему удивлению, мог болтать подолгу. Он рассказывал ей о своих покупках, о цвете костюмов, об оригинальности знаменитого смокинга с велюровыми бортами (Элоди заставила его купить этот смокинг и смокинг классического покроя). Князь рассказывал Гертруде о своем гиде, хваля ее безупречное знание Парижа, ее вкус, ее предприимчивость.
Старая княгиня своим безошибочным чутьем, должно быть, догадывалась об их отношениях, как и прежде – о Маргарет.
Эдуар вернулся в Версуа с той же радостью, что и раньше. Замок стал его гаванью, убежищем, возвращением к корням, к истокам.
Князь привез подарки для всех, зная, какую важную роль они играют в грустной эмигрантской жизни. Для Гертруды – черную кашемировую шаль, подбитую белым мехом, для старика Гролоффа – два галстука от Эрмес, для его жены – колье той же фирмы, для Маргарет – огромную султанскую ручку с золотым колпачком, для Вальтера – бутылку выдержанного кальвадоса, для Лолы – коробку засахаренных фруктов. Он сиял от радости, внося необычное оживление под своды этого мрачного жилища. Князь поцеловал ирландку, облобызал Гролоффа, потребовал, чтобы к обеду из подвалов была поднята бутылка самого лучшего бордо. Без умолку болтая, он рассказывал смешные истории в пределах приличия, с его приездом замок наполнился жизнью и счастьем. Возбужденные переполнявшими их чувствами, домочадцы улеглись далеко за полночь.
Часть третья
ЖИВАЯ ВОДА
29
На убогом ложе лежали четверо: Мари-Шарлотт, Фрэнки по кличке Азиат, Стефани по кличке Дылда и Ганс по кличке Да.
Фрэнки было 25 лет; он уже крепко сидел на ЛСД. Азиат никогда не смеялся; его страстью было насилие – тихое, бесшумное, садистское. Фрэнки таскал в глубоких карманах своей кожаной куртки арсенал самых разнообразных и загадочных приспособлений для пыток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97