Бланвен обрадовался, увидев, что Банан приступил к работе. Но паренек здорово изменился, его было не узнать, так он похудел. А при виде мертвенно-бледного лица и синяков под глазами просто щемило сердце.
– Тебе следовало побыть в постели подольше, – сказал ему Эдуар, – твоя рожа кого хочешь напугает.
Банан криво улыбнулся.
– У меня спала температура.
– Без вмешательства врача?
– В семействе Лараби лечением занимаются женщины.
– Отправляйся-ка наверх и приготовь мне какао, а я пока переоденусь, а то мне кажется, что на мне военная форма.
Они поднялись по крутой лестнице. На столе Эдуар заметил очки Рашели и записку Розины, в которой она благодарила его за превосходно прошедший обед. Бланвен настоял, чтобы у матери был ключ от его жилья, так что она могла приходить к сыну и в его отсутствие.
Эдуар взял очки и поднес их к своему носу. Они пахли ба. Все имеет запах – и люди, и вещи.
– Скажи-ка на милость, весь городишко будто взорвался после этой истории с такси; хваленая буржуазная безмятежность лопнула как мыльный пузырь.
Банан не ответил.
– Ты слышишь меня, Обманувший Смерть?
– Да, да. Значит, теперь ты интересуешься мотоциклами? – Что ты там плетешь?
– Ты сам сказал мне, что едешь в Швейцарию посмотреть мотоциклы.
– Не пришлось увидеть, – сказал Бланвен.
В замке он напрочь забыл о мотоциклах князя. Банан включил электрическую кофеварку. Эдуар уже успел раздеться до трусов и искал в шкафу синюю хлопчатобумажную рубашку. Подмастерье достал две щербатые чашки, сахарницу и две ложечки, сделанные из такого легкого сплава, что они не тонули.
– А таксист, – продолжал Эдуар, – это не тот хмурый парень в кожаной куртке?
– Думаю, что да.
– Тогда, значит, именно он отвозил Розину в Париж, когда она отправилась за маленькой сучкой?
Банан буквально рухнул на стул.
– Эдуар! – слабо позвал он.
Бланвену почудилось, будто его молодому другу стало дурно.
– Что с тобой, Селим? Не собираешься ли ты хлопнуться в обморок, как слабонервная дамочка?
И он похлопал паренька по щекам.
– Хочешь глоток рома, чтобы прийти в себя?
– Нет-нет, все в порядке. Послушай-ка, великан, я должен тебе кое-что сказать. Нечто ужасное.
Бланвен присел на краешек стола.
– Можно подумать, что ты находишься при смерти, мой бедный зайчик. Ну, говори!
Паренек вздрогнул.
– Этого таксиста убила Мари-Шарлотт!
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Эдуар.
– Она сама сказала.
– Она просто приняла тебя за дурачка и решила произвести на тебя впечатление.
– Когда она сказала мне об этом, никто ведь и не знал, что тот парень пропал, – возразил Банан.
Это замечание заставило Эдуара примолкнуть.
– Твою мать! – вздохнул он. – Ох! В какое же дерьмо мы вляпались!
– Однажды утром она увидела таксиста на стройке, он фотографировал «источник», и Мари-Шарлотт вырвала у него из рук фотоаппарат. Парень хотел отобрать его, но девчонка принялась размахивать им и угодила таксисту прямо по голове. Он умер.
– Она уверена в этом?
– Во всяком случае, она зарыла его в землю на стройке с помощью бульдозера, а потом спрятала его машину на территории цементного завода. Вот ведь стерва!
– Она взяла и просто так созналась тебе в убийстве?
– Даже с гордостью! Чтобы у меня душа ушла в пятки, чтобы я перепугался. Ее этот рассказ как будто пьянил. Но она ничем не рисковала.
– Почему?
– Потому что она решила убить меня! Тот случай на мосту Пуасси – вовсе не какой-то там порыв со стороны девчонки, у которой не все дома.
Эдуар подул на чашку с кофе.
– Нужно что-то делать, – сказал он, отхлебнув огненно-горячего напитка.
– Если предупредить полицию, представляешь, в какой жопе окажешься и ты с Розиной, и я сам! Девчонка будет утверждать, что убийство лежит на тебе или на мне! Раз уж мы так разоткровенничались, я пойду до конца, Эдуар. Худшего я тебе еще не сказал.
– Неужели после всего, что ты сказал, может быть «худшее»?
– Предупреждаю, тебе станет плохо.
Банан на мгновение заколебался; он мог избавить своего друга от нового удара, но все же лучше было признаться во всем – хватит играть в недомолвки, тем более такого рода.
– Она убила ба! – выпалил Селим.
И как будто с его плеч свалился тяжелый груз, давивший на него уже несколько дней.
Эдуар откинул голову назад; потолок его комнаты был похож на громадный лист белой бумаги, даже на киноэкран, благодаря специальной краске. Бланвен думал о мерзкой девчонке, для которой причинить вред ближнему стало настоящим ремеслом. То, что она убила Рашель, уже не удивляло его: от Мари-Шарлотт всего можно было ожидать. Эдуар с трудом представил себе узкое лицо, казавшееся еще более узким из-за косоглазия, злую усмешку, выражавшую бешеную ненависть ко всему человечеству.
– По ее словам, все произошло примерно так, – продолжал Банан. – Пока я менял колесо, Мари-Шарлотт побежала в вагончик. По дороге она наступила на собаку, та принялась визжать. Ба наорала на девчонку, и она взбеленилась: схватив болонку за задние лапки и размахивая ею, она ринулась на несчастную старуху – точь-в-точь как с фотоаппаратом таксиста.
Затем изо всех сил ударила ба в грудь и потом колотила до тех пор, пока ба и собачонка не умерли. Мари-Шарлотт утверждает, что все длилось не более десяти секунд. Затем она забросила Мики как можно дальше. Болван доктор так ничего и не понял. Конечно, в том, что несчастная, практически беспомощная из-за инсульта старуха внезапно умирает, нет ничего удивительного.
Эдуар все глядел в потолок. Он никак не мог понять, почему убийство Рашели потрясло его меньше, чем убийство таксиста. А главное – почему он не испытывал никакой ненависти к дочери Нины. Ведь нельзя же ненавидеть раковую опухоль: она до смерти пугает, вот и все. Хорошо было бы, если бы эта девчонка исчезла, но Бланвен не мог заставить себя пожелать ей смерти. Однажды возможно, весьма скоро – она совершит какое-нибудь преступление, и ее отправят в исправительный дом. Но и это не изменит ее судьбы. Мари-Шарлотт так же опасна, как и неизлечимый вирус. В отношениях с ней Эдуар уже прошел стадию ярости. Он даже жалел о том, что ему было приятно, когда он надавал девчонке по заднице.
– Что ты собираешься предпринять? – спросил Селим. Видя Бланвена в таком состоянии, он взволновался: ведь Эдуар всегда так хорошо владел собой.
Эдуар выпрямился и покачал головой.
– Ничего! – ответил он.
Удивившись собственному примиренчеству, Бланвен подумал: «Раньше бы я поднял хай, а теперь реагирую, как князь!»
От его улыбки Банану стало страшно.
* * *
Наступили смутные времена. Банану и Эдуару приходилось много работать, потому что люди – бараны. Специализация Бланвена в области переднеприводных автомобилей, тот факт, что старыми машинами увлекались многие уважаемые люди, вызывал своего рода соревнование, и многие юнцы увлеклись древними «ситроенами» из соображений снобизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97