И никогда еще он не ощущал такого равнодушия ко всем прочим женщинам. Конечно, он околдован…
Но самым удивительным оказалось то, что он не имел против подобного колдовства никаких возражений. Ему даже нравилось свое нынешнее состояние. Разве плохо, когда небо кажется таким синим, а солнце — таким ярким? И даже тупая боль в сердце — неожиданно приятной? Нет, подобное колдовство ему нравилось, и никто раньше не сумел проделать с ним столь удивительную вещь. В том числе, и Ясна… Там все было иначе, там… Впрочем, какое ему теперь дело до того, что было «там»! Главное теперь было «здесь». Сейчас!
И хотелось немедленно увидеть Верочку, да-да, просто увидеть — ничего ему больше от нее не надо. Ну разве что легонько коснуться ее нежной ручки… А больше — ничего!
Увы, даже коснуться ее ручки было невозможно. Ведь рядом с Верочкой сидел в качестве цербера этот чертов кастрат. Как собака на сене… И опосля всего случившегося снова появиться в его доме Репня попросту не мог. Тем более что кастрат чертовски подозрителен и сразу смекнет, что к чему. Нет, туда не попадешь!
Нельзя сказать, что этот вывод портил Репне настроение — настроение ему сегодня не могло испортить ничто, — но какое-то беспокойство в душу он вносил. Впрочем, беспокойство это лишь заставляло Репню на полную катушку шевелить мозгами. И в конце концов мозги сработали.
Мысль, правда, не очень пришлась ему по душе, но иного выхода он пока не видел. Да, придется опять обращаться к старой ведьме, ну так и что ж!.. В конце концов, деньги ей все равно нужны, а он теперь не такой дурак, чтобы вновь воспользоваться способностями Огненного Змея. Нет, все, что ему нужно, — это снова увидеть Верочкино личико.
Пусть не будет позавчерашнего восхитительного удивления, пусть не будет ротика буквой «О», но показать ее в зеркале ведьма наверняка сумеет. Тем более что пуговица от Верочкиного платья по-прежнему у нее.
Репней внезапно овладело нетерпение, и он с большим трудом дождался окончания рабочего дня. Едва сдал кабинет сменщику, явился Вадим Конопля. От друга удалось отбиться: он был парень вполне понятливый. Потом Репня долго ловил извозчика — у простых-то словен был день отдыха, и извозчики шли нарасхват.
Нетерпение нарастало.
Наконец, опосля получаса метаний вокруг площади Первого Поклона, попалась свободная трибуна, но извозчик воспринял желание Репни попасть в район порта без должного энтузиазма: в седмицу вечером клиента там найти было проблематично, а за простой Репня платить явно не собирался. Однако, немного поспорив, сторговались.
Нетерпение овладело Репней уже до такой степени, что он чуть было не позабыл об осторожности. И все же привычка не подвела: вовремя опомнившись, он, как и в пятницу, назвал извозчику параллельную улицу.
Он стоял перед домом ведьмы, едва не приплясывая от возбуждения, и нетерпеливо дергал ручку звонка. За дверью стояла мертвая тишина. Тогда Репня принялся колотить в дверь носком ботинка. А потом и вовсе кулачищем. В ответ ни скрипа, ни шороха.
— Что вы двери ломаете? — раздался за спиной визгливый женский голос.
— Нет так никого.
Репня обернулся. Из окна дома напротив торчала седая старушечья голова. Старушонка смотрела на него с возмущением и неприязнью.
— И чего, спрашивается, ходют? Ходют и ходют… Пусто там. И колотиться незачем!
— А где хозяйка? — хрипло спросил Репня.
— Уехала она, — ответила старуха. — Сегодня утром собралась в одночасье и уехала.
— А куда?
— Куды-куды!.. На вокзал. А дале — не знаю. Она не докладала! Да мне и ни к чему… Просила только передавать тем, кто придет, что ее не будет, долго не будет. Так что ступайте, молодой человек, своей дорогой.
— Спасибо! — Репня вновь посмотрел на двери столь необходимого ему дома.
Мысль о том, что он притащился сюда зря, оказалась неприятной, но делать было нечего. По-видимому, ведьма откровенно перепугалась. И надо думать, напугал ее вовсе не Репня. Ведь и позавчера было видно, как она струсила, когда произошло то, чего она явно не ожидала.
Репня бросил взгляд в окно дома напротив. Старуха по-прежнему внимательно следила за подозрительным субъектом. Надо было уносить ноги.
И тут он краем глаза заметил мелькнувшую на тротуаре голубую искорку. Повернул голову. Возле ступенек крыльца лежала пуговица. Та самая, которую он принес сюда позавчера. От Верочкиного платья.
Репня наклонился, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке, незаметно подобрал пуговицу, сунул ее в карман кафтана. И не спеша зашагал прочь.
Как и вчера, перед ужином пошли гулять.
Вера предложила взять с собой Забаву, и Свет был согласен, но Забава после обеда выглядела странно-грустной, словно заболела. Однако когда Свет спросил у Берендея о самочувствии племянницы, тот заявил, что с нею все в порядке. Мол, встречалась в первой половине дня со своей воспитательницей, и теперь на девицу нахлынули воспоминания о детских годах. Свет и сам знал, какова эмоциональная окраска подобных воспоминаний — словно ты совершил неисправимую ошибку, но понятия не имеешь, в чем она заключается,
— и оставил служанку в покое. Пусть погрустит немного наедине с собой. Утром от этой грусти и следа не останется.
В экипаже Вера, как и вчера, кататься не захотела.
— Я предпочитаю изучать незнакомые города в прогулках, — заявила она.
Свет хотел сказать, что с ее стороны легкомысленно заявлять о том, будто она незнакома с Новгородом — а может быть, она в этом городе родилась и прожила большую часть жизни! — но промолчал. В конце концов, это был непринципиальный вопрос…
Они неторопливо шли по Торговой набережной, глазея по сторонам. Вера доверчиво опиралась на десницу Света, но все время получалось, что она оказывается на четверть шага впереди. Словно она, прогуливаясь, гналась за кем-то или чем-то. Либо боялась, что из Светова кармана выскочит вдруг отравленное лезвие и поразит ее в левый бок…
А когда они подошли к мраморным лестницам, двумя дугами спускающимся в Волхов, Вера бросила своего кавалера и быстро сбежала вниз по ступенькам. Скинула туфли и, взвизгнув от удовольствия, ступила в воду. Свет смотрел на нее и думал о том, что когда Вера забывает о своем желании выглядеть светской дамой, походка ее становится очень и очень странной — словно девица больше привыкла ходить в брюках, а не в женском платье. Свет знал, что франкские женщины уже лет двадцать как носят брюки.
Вера вновь обулась, неторопливо поднялась по ступенькам, и Свет вдруг понял, что опять попал в сети своего болезненного воображения. Какие, к Велесу, брюки! Посмотрите, как она вышагивает — нога начинает движение от бедра, стопа ставится на землю осторожно, подбородок вздернут, словно девица намеревается бросить вызов всей подлунной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Но самым удивительным оказалось то, что он не имел против подобного колдовства никаких возражений. Ему даже нравилось свое нынешнее состояние. Разве плохо, когда небо кажется таким синим, а солнце — таким ярким? И даже тупая боль в сердце — неожиданно приятной? Нет, подобное колдовство ему нравилось, и никто раньше не сумел проделать с ним столь удивительную вещь. В том числе, и Ясна… Там все было иначе, там… Впрочем, какое ему теперь дело до того, что было «там»! Главное теперь было «здесь». Сейчас!
И хотелось немедленно увидеть Верочку, да-да, просто увидеть — ничего ему больше от нее не надо. Ну разве что легонько коснуться ее нежной ручки… А больше — ничего!
Увы, даже коснуться ее ручки было невозможно. Ведь рядом с Верочкой сидел в качестве цербера этот чертов кастрат. Как собака на сене… И опосля всего случившегося снова появиться в его доме Репня попросту не мог. Тем более что кастрат чертовски подозрителен и сразу смекнет, что к чему. Нет, туда не попадешь!
Нельзя сказать, что этот вывод портил Репне настроение — настроение ему сегодня не могло испортить ничто, — но какое-то беспокойство в душу он вносил. Впрочем, беспокойство это лишь заставляло Репню на полную катушку шевелить мозгами. И в конце концов мозги сработали.
Мысль, правда, не очень пришлась ему по душе, но иного выхода он пока не видел. Да, придется опять обращаться к старой ведьме, ну так и что ж!.. В конце концов, деньги ей все равно нужны, а он теперь не такой дурак, чтобы вновь воспользоваться способностями Огненного Змея. Нет, все, что ему нужно, — это снова увидеть Верочкино личико.
Пусть не будет позавчерашнего восхитительного удивления, пусть не будет ротика буквой «О», но показать ее в зеркале ведьма наверняка сумеет. Тем более что пуговица от Верочкиного платья по-прежнему у нее.
Репней внезапно овладело нетерпение, и он с большим трудом дождался окончания рабочего дня. Едва сдал кабинет сменщику, явился Вадим Конопля. От друга удалось отбиться: он был парень вполне понятливый. Потом Репня долго ловил извозчика — у простых-то словен был день отдыха, и извозчики шли нарасхват.
Нетерпение нарастало.
Наконец, опосля получаса метаний вокруг площади Первого Поклона, попалась свободная трибуна, но извозчик воспринял желание Репни попасть в район порта без должного энтузиазма: в седмицу вечером клиента там найти было проблематично, а за простой Репня платить явно не собирался. Однако, немного поспорив, сторговались.
Нетерпение овладело Репней уже до такой степени, что он чуть было не позабыл об осторожности. И все же привычка не подвела: вовремя опомнившись, он, как и в пятницу, назвал извозчику параллельную улицу.
Он стоял перед домом ведьмы, едва не приплясывая от возбуждения, и нетерпеливо дергал ручку звонка. За дверью стояла мертвая тишина. Тогда Репня принялся колотить в дверь носком ботинка. А потом и вовсе кулачищем. В ответ ни скрипа, ни шороха.
— Что вы двери ломаете? — раздался за спиной визгливый женский голос.
— Нет так никого.
Репня обернулся. Из окна дома напротив торчала седая старушечья голова. Старушонка смотрела на него с возмущением и неприязнью.
— И чего, спрашивается, ходют? Ходют и ходют… Пусто там. И колотиться незачем!
— А где хозяйка? — хрипло спросил Репня.
— Уехала она, — ответила старуха. — Сегодня утром собралась в одночасье и уехала.
— А куда?
— Куды-куды!.. На вокзал. А дале — не знаю. Она не докладала! Да мне и ни к чему… Просила только передавать тем, кто придет, что ее не будет, долго не будет. Так что ступайте, молодой человек, своей дорогой.
— Спасибо! — Репня вновь посмотрел на двери столь необходимого ему дома.
Мысль о том, что он притащился сюда зря, оказалась неприятной, но делать было нечего. По-видимому, ведьма откровенно перепугалась. И надо думать, напугал ее вовсе не Репня. Ведь и позавчера было видно, как она струсила, когда произошло то, чего она явно не ожидала.
Репня бросил взгляд в окно дома напротив. Старуха по-прежнему внимательно следила за подозрительным субъектом. Надо было уносить ноги.
И тут он краем глаза заметил мелькнувшую на тротуаре голубую искорку. Повернул голову. Возле ступенек крыльца лежала пуговица. Та самая, которую он принес сюда позавчера. От Верочкиного платья.
Репня наклонился, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке, незаметно подобрал пуговицу, сунул ее в карман кафтана. И не спеша зашагал прочь.
Как и вчера, перед ужином пошли гулять.
Вера предложила взять с собой Забаву, и Свет был согласен, но Забава после обеда выглядела странно-грустной, словно заболела. Однако когда Свет спросил у Берендея о самочувствии племянницы, тот заявил, что с нею все в порядке. Мол, встречалась в первой половине дня со своей воспитательницей, и теперь на девицу нахлынули воспоминания о детских годах. Свет и сам знал, какова эмоциональная окраска подобных воспоминаний — словно ты совершил неисправимую ошибку, но понятия не имеешь, в чем она заключается,
— и оставил служанку в покое. Пусть погрустит немного наедине с собой. Утром от этой грусти и следа не останется.
В экипаже Вера, как и вчера, кататься не захотела.
— Я предпочитаю изучать незнакомые города в прогулках, — заявила она.
Свет хотел сказать, что с ее стороны легкомысленно заявлять о том, будто она незнакома с Новгородом — а может быть, она в этом городе родилась и прожила большую часть жизни! — но промолчал. В конце концов, это был непринципиальный вопрос…
Они неторопливо шли по Торговой набережной, глазея по сторонам. Вера доверчиво опиралась на десницу Света, но все время получалось, что она оказывается на четверть шага впереди. Словно она, прогуливаясь, гналась за кем-то или чем-то. Либо боялась, что из Светова кармана выскочит вдруг отравленное лезвие и поразит ее в левый бок…
А когда они подошли к мраморным лестницам, двумя дугами спускающимся в Волхов, Вера бросила своего кавалера и быстро сбежала вниз по ступенькам. Скинула туфли и, взвизгнув от удовольствия, ступила в воду. Свет смотрел на нее и думал о том, что когда Вера забывает о своем желании выглядеть светской дамой, походка ее становится очень и очень странной — словно девица больше привыкла ходить в брюках, а не в женском платье. Свет знал, что франкские женщины уже лет двадцать как носят брюки.
Вера вновь обулась, неторопливо поднялась по ступенькам, и Свет вдруг понял, что опять попал в сети своего болезненного воображения. Какие, к Велесу, брюки! Посмотрите, как она вышагивает — нога начинает движение от бедра, стопа ставится на землю осторожно, подбородок вздернут, словно девица намеревается бросить вызов всей подлунной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85