-- Кто это проболтался? -- сердито спросил Марлаграм.
-- Потом расскажу. Но послушайте, мистер Марлаграм, вот вы
здесь сидите, рассказываете мне, какой ловкий у вас племянник,
а к чему все это? Я, конечно, понимаю: семейная гордость... Но
если вы не можете нам помочь, если чувствуете, что вас
обскакали, так прямо и скажите.
Старый волшебник бросил на него свирепый взгляд.
-- Обскакали! Что за глупости! Не считая Мерлина (а он уже
вышел в отставку), отсюда и до самых Оркнейских островов нет
волшебника лучше меня.
-- Ну, тогда, должно быть, у вас сегодня выходной, --
угрюмо сказал Сэм.
-- Выходной! Обскакали! Давай-давай, мой милый. Еще одно
такое слово -- и выбирайся из этой темницы сам, как сумеешь.
-- Мистер Марлаграм, я приношу вам свои извинения.
Кстати, как вы сюда проникли? Нельзя ли мне выйти тем же
путем?..
-- Нельзя! -- резко оборвал его Марлаграм. -- Ни тебе, ни
кому другому не причастному к нашей профессии. Ты что думаешь,
мой милый, мы даром двадцать лет в подмастерьях ходим? Ну,
ладно, давай наведем ясность в кое-каких вопросах. Во-первых,
принцесса Мелисента... Ах, какой славный, лакомый кусочек...
Хи-хи-хи!
-- Смените-ка пластинку. Прямо наводите ясность -- и все.
-- Когда я ушел, она играла в какую-то идиотскую игру, а
вокруг нее горели какие-то плошки. Там я ее и оставил, а в
шесть у нас назначена встреча в "Вороном коне", и я перенесу ее
назад. Потерпи немножко -- скоро ты ее увидишь.
-- Хорошо. А кто-нибудь из вас может вызволить меня
отсюда?
-- Я могу. Собственно говоря, мог бы и сейчас.
-- Ну так за чем же дело стало?
-- А за тем, что я люблю работать по порядку, а не как
придется, мой милый. Ты художник или по крайней мере
называешься художником, стало быть, должен меня понять. Я ведь
тоже в своем роде художник. Коль скоро я берусь вызволить тебя
отсюда, я хочу иметь в руках четкий план и держать в голове
четыре, а не то и пять ближайших ходов, А Мальгрим, хоть он и
ловкий малый, как раз на этом спотыкается. Удачный и быстрый
ход или два, вот как нынче утром, -- на это он мастер, но он
импровизатор, и ничего больше, а на импровизации далеко не
уедешь. Я люблю составить план, где все предусмотрено заранее.
-- И какой же у вас план?
-- А уж это не твоя забота, мой милый.
-- Помилосердствуйте! -- вскричал Сэм. -- Как же не моя?
Да я здесь влип хуже некуда.
-- Но ведь ты герой, храбрец, верно?
-- Нет, неверно, -- сказал Сэм. -- Будь я герой, я бы не
служил у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса. Между прочим, Диммок
здесь.
-- Знаю... хи-хи-хи! Диммок входит в план.
-- Что же это все-таки за план?
-- Я его еще дорабатываю. До скорого, мой мальчик.
И он исчез. Из темного угла донеслось последнее замирающее
"хи-хи-хи".
Хоть Сэм и поворчал немного, настроение у него заметно
исправилось. Он медленно набил свою трубку, о которой не
вспоминал целое утро. Но тут обнаружилось, что у него нет
спичек. Сперва он решил было подняться по лестнице, постучать в
дверь и попросить кремень и трут, но потом сообразил, что это
покажется странным. Он попробовал с нежностью и умилением
думать о Мелисенте, но убедился, что не в состоянии даже
отдаленно припомнить, какова она с виду. Вместо Мелисенты ему
отчетливо представлялась дрянная скульпторша по имени Мойа
Фезерингерст, которую он уже много лет терпеть не мог.
Глава девятая. Снова в "Вороном коне"
В баре "Вороной конь" было очень тихо, и толстяк, взяв
обычную смесь легкого пива с горьким, сказал это буфетчице.
Не получив ответа, он повторил:
-- Все тихо-спокойно, говорю.
-- А я ничего не говорю.
Буфетчица зажмурилась и плотно сжала губы.
-- Это почему же?
-- После того, что случилось нынче утром, не могу. -- Она
открыла глаза и опасливо поглядела на дальнюю стену.
Толстяк довольно долго раздумывал над ее словами. Потом
наконец нашелся:
-- А что такое случилось нынче утром?
-- Не надо вопросов, -- сказала она. -- Тогда и вранья не
услышите.
-- Что правда, то правда, -- согласился толстяк.
Буфетчица долго молчала, потом впилась в него взглядом, и
наконец ее прорвало:
-- Мой брат Альберт говорит, он видел такое однажды в
парке Финсбери. Электричество и зеркала, говорит, вот и все.
-- Что видел?
-- Загадочное исчезновение, -- мрачно сказала она.
-- Так это оно и было нынче утром?
-- Оно самое. На этом самом месте.
-- А кто же исчез?
-- Ах, лучше не спрашивайте...
-- Что правда, то правда, -- поспешно согласился толстяк.
Он отхлебнул пива, подумал немного, потом рискнул
высказать суждение:
-- А погодка-то разгулялась.
-- А вы чего ждали? -- сказала буфетчица. -- Нет уж,
тридцать первого июня иначе и не бывает.
Он поглядел на нее с недоверием, но она ответила прямым,
простодушным взглядом. Тогда он вынул из кармана книжечку с
календарем, тревожно заглянул в нее, потом снова с недоверием
уставился на буфетчицу. Взгляд ее был все так же чист и
простодушен. Они уже готовы были все начать сначала, как вдруг
появился Мальгрим в том же самом наряде, что и утром,
энергичный и властный.
-- Свят-свят-свят! -- ахнула буфетчица.
-- Добрый вечер, мадам. Двенадцать бокалов бенедиктина с
холодным молоком, и, пожалуйста, поживее.
-- Бенедиктин с холодным молоком? Смесь? Двенадцать
бокалов?
-- Вот именно, двенадцать, -- сказал Мальгрим. -- Потом,
возможно, понадобится еще. Здесь соберется бактериологическая
секция нашего медицинского конгресса. Я жду делегатов с минуты
на минуту.
-- Эй, послушайте, -- сказала буфетчица, глядя на него во
все глаза. -- Ведь это вы приходили сюда нынче утром, выпили
целую бутылку мятного ликера, а потом вышли сквозь стенку?
-- Да, я, -- охотно согласился Мальгрим. -- Ну и что из
этого?
-- Что из этого! -- Она бросила на него отчаянный взгляд,
тихонько застонала и отошла к другому концу стойки...
-- Сдается мне, -- сказал толстяк, -- она сегодня что-то
не в себе.
--Да и вы тоже, друг мой.
-- То есть как?
-- Ну-ка, взгляните на мой палец! -- сказал Мальгрим. Он
проговорил это так властно, поднимая палец все выше и выше, что
толстяк не посмел ослушаться. Секунд через двадцать толстяк
застыл в неподвижности, подняв глаза кверху, -- бесчувственный,
словно восковая фигура. Мальгрим больше не обращал на него
никакого внимания и занялся стеной. Он чертил на ней какие-то
знаки и бормотал заклинания. Снаружи завыл ветер, стена
раздвинулась, но за ней, торжествующе хихикая, стоял старый
Марлаграм.
-- Хи-хи-хи! Что, мой мальчик, не ожидал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35