повесть
Шаг за шагом Лян Юнь взобрался на вершину. Он стоял неподвижно, весь застыв, и смотрел вниз. В его зрачках — так же, как и там, внизу, — металось и бушевало пламя. Деревня в долине пылала. Медленно клубясь, вверх поднимались черные столбы дыма. Свежая, молодая зелень была в зловещем багровом обрамлении пламени. Клонившееся к закату солнце, небо — все было охвачено огнем.
Мальчика била дрожь. Там, в деревне, остался его дом. Всего несколько часов назад он вместе с матерью и другими сельчанами убежал оттуда. По дороге беглецы столкнулись с японскими кавалеристами. Японцы, построившись в боевой порядок, с гиканьем, размахивая саблями, поскакали на них. Крестьяне рассеялись во все стороны. Лян Юнь бежал не помня себя от ужаса, низко пригнув голову. Котомка за плечами при каждом шаге больно била по спине. Когда гортанные крики и топот конских копыт остались далеко позади, он, отдышавшись, остановился.
Красное как кровь солнце скрылось за горой. Сгущавшаяся темнота и едкая пелена гари сгладили очертания всех предметов вокруг. Но там, вдали, на горизонте, наоборот, стало светлее. Там по-прежнему бушевал огонь.
Лян Юнь облизнул спекшиеся губы. Ухо уловило невдалеке негромкое монотонное журчание. Он быстро отыскал ручей в зарослях и в первую очередь освежил пылающее лицо. Утолив жажду,
Лян Юнь захотел есть. В его мешке за спиной были пирожки, которые утром нажарила мать — так, на всякий случай. Вместе с пирожками оказались две вылепленные из теста птички. Это, конечно, была работа шаловливой сестренки. Где все они теперь? А отец?..
Лян Юнь был измучен пережитым за день. Но воспоминания жгли его. Он вспомнил теперь, как отец по ночам часто уходил куда-то. И всегда мать гасила огонь и, сидя на кане, дожидалась его возвращения. Проснувшись среди ночи, Лян Юнь видел ее, сидящую на кане и молча посасывающую длинную трубку. И так до тех пор, пока не раздавались три приглушенных удара в дверь. Она торопливо отзывалась и выходила встречать отца. Тот всегда приходил усталый и неразговорчивый. Он снимал туфли и ложился на кан, а мать спешила разогреть для него давно остывший ужин.
А три месяца назад, ранним утром, когда едва рассвело, дети были разбужены собачьим лаем и шумом автомобильного мотора. Отец, уже одетый, смотрел на улицу через щелку в бумаге, затягивавшей окно. Их деревушка лежала всего в ста ли от японского опорного пункта, и марионеточные , а то и японские войска часто проезжали через нее. Но сегодня было совсем другое. Дверь фанзы распахнулась от сильного удара ногой, и к ним ворвались японцы. Луч электрического фонарика выхватил из темноты фигуру отца, с ненавистью глядевшего на пришельцев. Его увели. Когда мать бросилась к нему, переводчик грубо оттолкнул ее. Она упала.
Отца затолкали в машину. Подняв по дороге облако серой пыли, она ушла по направлению к японскому опорному пункту. Больше об отце Лян Юнь ничего не слышал. А теперь, потеряв мать и млад-
ших оратишку и сестренку, он остался один-одинешенек. «Ведь они, наверно, тоже ничего не ели!» Кусок не полез ему в горло. Он спрятал пирожки и закинул котомку обратно за спину. Нужно было искать своих. По в ту ночь Лян Юнь так и не решился вернуться в деревню. До самого рассвета он прятался и зарослях. Только на другой день, уверившись, что японцы ушли, он по малоприметной тропинке вернулся домой.
Деревня была выжжена дотла. От домов оста-лись только груды полопавшейся черепицы, от. кото-рых шел едким черным дым. Этот дым тлеющего пожарища отравлял воздух. Кое-кто уже вернулся на пожарище. Люди рылись в тлеющих грудах, ра-зыскивая уцелевшие вещи. Откуда-то доносились рыдания. Мальчик завернул за ток и застыл как вкопанным... От их дома осталась только груда пепла. У всю перехватило горло, глаза бессмысленно блуждали, не зная, на чем остановиться. Он в отчаянии
крикнул:
— Мама! Мама!.. Ему никто не ответил.
Силы оставили его. Он присел на камень и закрыл лицо руками.
Солнце поднималось выше и выше, а Лян Юнь все сидел неподвижно на месте, пока не услышал вблизи чьи-то шаркающие шаги. К нему, опираясь на палку, медленно брел старик.
— Лян Юнь, ты вернулся?
— Дедушка!.. — Мальчик вскочил и бросился к старику.
Тот обнял его и стал молча гладить по голове.
— Эх, малыш, малыш!.. Сколько они сделали зла!..
— Дедушка, а мама?.. — У Лян Юня теплилась искра надежды.
— Твоя мама? Она приходила ночью... — Где она?
— Она прождала тебя всю ночь, а на рассвете ушла. Где теперь жить? В такие времена кто поможет поставить дом? Даже могилы оплакивать некому. Что оставалось твоей матери? Она взяла с собой Сяо-ляна, Сяо-ню и ушла. Говорила, что пойдет в город к брату. Да только в такую годину где пристанище найдешь? — Он горестно качал головой.
— Дедушка, я тоже пойду в город, искать маму.
— Иди, мальчик, здесь не проживешь. Всем молодым надо уходить, уходить...
Лян Юнь взвалил за плечи котомку, со щемящим сердцем обвел глазами пепелище, простился со стариком и, не оборачиваясь, зашагал прочь.
Под вечер Лян Юнь уже входил в город. Это был средний городок на побережье, с двух-и даже трехэтажными домами. Здесь все было для него ново. Даже одевались люди по-иному. Мужчины носили застегивавшиеся на две пуговицы европейские пиджаки, рубашки навыпуск. Женщины с голыми ногами ездили на рикшах. То и дело по улице, как вихрь, проносились грузовики с японскими солдатами. В витринах магазинов было много товаров. Из раскрытых окон и дверей харчевен доносился приятный аромат.
Лян Юнь шел по самому краю улицы. Он торопился в маленькую лавку дяди Ши-куаня. Ши-куань, родной брат его матери, еще подростком покинул деревушку, приютившуюся на самом берегу моря. Его не привлекал труд ни земледельца, ни рыбака. А больше в деревне заниматься было нечем. В городе он поступил учеником в магазин, затем сам с несколькими компаньонами открыл небольшую лавку. В хорошее время они держали до трех приказчиков. Женился дядя тоже в городе, на дочери
владельца небольшого магазина. Они с женой вкла-дывали в свое предприятие много сил, но после крат-ковременного процветания магазин стал год от году хиреть.
Ши-куань видел, как местные дельцы воздвигали многоэтажные дома, открывали магазины с неоно-выми вывесками, с десятком приказчиков, ездили на собственных рикшах. Все говорили, что торговля вершится совсем не в магазинах, а в ресторанах, где во время обильных ужинов коммерсанты заключают между собой крупные сделки. У них везде были друзья и знакомые: и в полицейском управлении и и японской жандармерии. А что он? Нет, он совсем не мастер в подобных делах.
Когда мальчик подошел к дверям «Достатка и благоденствия», как назывался магазинчик дяди, было уже темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Шаг за шагом Лян Юнь взобрался на вершину. Он стоял неподвижно, весь застыв, и смотрел вниз. В его зрачках — так же, как и там, внизу, — металось и бушевало пламя. Деревня в долине пылала. Медленно клубясь, вверх поднимались черные столбы дыма. Свежая, молодая зелень была в зловещем багровом обрамлении пламени. Клонившееся к закату солнце, небо — все было охвачено огнем.
Мальчика била дрожь. Там, в деревне, остался его дом. Всего несколько часов назад он вместе с матерью и другими сельчанами убежал оттуда. По дороге беглецы столкнулись с японскими кавалеристами. Японцы, построившись в боевой порядок, с гиканьем, размахивая саблями, поскакали на них. Крестьяне рассеялись во все стороны. Лян Юнь бежал не помня себя от ужаса, низко пригнув голову. Котомка за плечами при каждом шаге больно била по спине. Когда гортанные крики и топот конских копыт остались далеко позади, он, отдышавшись, остановился.
Красное как кровь солнце скрылось за горой. Сгущавшаяся темнота и едкая пелена гари сгладили очертания всех предметов вокруг. Но там, вдали, на горизонте, наоборот, стало светлее. Там по-прежнему бушевал огонь.
Лян Юнь облизнул спекшиеся губы. Ухо уловило невдалеке негромкое монотонное журчание. Он быстро отыскал ручей в зарослях и в первую очередь освежил пылающее лицо. Утолив жажду,
Лян Юнь захотел есть. В его мешке за спиной были пирожки, которые утром нажарила мать — так, на всякий случай. Вместе с пирожками оказались две вылепленные из теста птички. Это, конечно, была работа шаловливой сестренки. Где все они теперь? А отец?..
Лян Юнь был измучен пережитым за день. Но воспоминания жгли его. Он вспомнил теперь, как отец по ночам часто уходил куда-то. И всегда мать гасила огонь и, сидя на кане, дожидалась его возвращения. Проснувшись среди ночи, Лян Юнь видел ее, сидящую на кане и молча посасывающую длинную трубку. И так до тех пор, пока не раздавались три приглушенных удара в дверь. Она торопливо отзывалась и выходила встречать отца. Тот всегда приходил усталый и неразговорчивый. Он снимал туфли и ложился на кан, а мать спешила разогреть для него давно остывший ужин.
А три месяца назад, ранним утром, когда едва рассвело, дети были разбужены собачьим лаем и шумом автомобильного мотора. Отец, уже одетый, смотрел на улицу через щелку в бумаге, затягивавшей окно. Их деревушка лежала всего в ста ли от японского опорного пункта, и марионеточные , а то и японские войска часто проезжали через нее. Но сегодня было совсем другое. Дверь фанзы распахнулась от сильного удара ногой, и к ним ворвались японцы. Луч электрического фонарика выхватил из темноты фигуру отца, с ненавистью глядевшего на пришельцев. Его увели. Когда мать бросилась к нему, переводчик грубо оттолкнул ее. Она упала.
Отца затолкали в машину. Подняв по дороге облако серой пыли, она ушла по направлению к японскому опорному пункту. Больше об отце Лян Юнь ничего не слышал. А теперь, потеряв мать и млад-
ших оратишку и сестренку, он остался один-одинешенек. «Ведь они, наверно, тоже ничего не ели!» Кусок не полез ему в горло. Он спрятал пирожки и закинул котомку обратно за спину. Нужно было искать своих. По в ту ночь Лян Юнь так и не решился вернуться в деревню. До самого рассвета он прятался и зарослях. Только на другой день, уверившись, что японцы ушли, он по малоприметной тропинке вернулся домой.
Деревня была выжжена дотла. От домов оста-лись только груды полопавшейся черепицы, от. кото-рых шел едким черным дым. Этот дым тлеющего пожарища отравлял воздух. Кое-кто уже вернулся на пожарище. Люди рылись в тлеющих грудах, ра-зыскивая уцелевшие вещи. Откуда-то доносились рыдания. Мальчик завернул за ток и застыл как вкопанным... От их дома осталась только груда пепла. У всю перехватило горло, глаза бессмысленно блуждали, не зная, на чем остановиться. Он в отчаянии
крикнул:
— Мама! Мама!.. Ему никто не ответил.
Силы оставили его. Он присел на камень и закрыл лицо руками.
Солнце поднималось выше и выше, а Лян Юнь все сидел неподвижно на месте, пока не услышал вблизи чьи-то шаркающие шаги. К нему, опираясь на палку, медленно брел старик.
— Лян Юнь, ты вернулся?
— Дедушка!.. — Мальчик вскочил и бросился к старику.
Тот обнял его и стал молча гладить по голове.
— Эх, малыш, малыш!.. Сколько они сделали зла!..
— Дедушка, а мама?.. — У Лян Юня теплилась искра надежды.
— Твоя мама? Она приходила ночью... — Где она?
— Она прождала тебя всю ночь, а на рассвете ушла. Где теперь жить? В такие времена кто поможет поставить дом? Даже могилы оплакивать некому. Что оставалось твоей матери? Она взяла с собой Сяо-ляна, Сяо-ню и ушла. Говорила, что пойдет в город к брату. Да только в такую годину где пристанище найдешь? — Он горестно качал головой.
— Дедушка, я тоже пойду в город, искать маму.
— Иди, мальчик, здесь не проживешь. Всем молодым надо уходить, уходить...
Лян Юнь взвалил за плечи котомку, со щемящим сердцем обвел глазами пепелище, простился со стариком и, не оборачиваясь, зашагал прочь.
Под вечер Лян Юнь уже входил в город. Это был средний городок на побережье, с двух-и даже трехэтажными домами. Здесь все было для него ново. Даже одевались люди по-иному. Мужчины носили застегивавшиеся на две пуговицы европейские пиджаки, рубашки навыпуск. Женщины с голыми ногами ездили на рикшах. То и дело по улице, как вихрь, проносились грузовики с японскими солдатами. В витринах магазинов было много товаров. Из раскрытых окон и дверей харчевен доносился приятный аромат.
Лян Юнь шел по самому краю улицы. Он торопился в маленькую лавку дяди Ши-куаня. Ши-куань, родной брат его матери, еще подростком покинул деревушку, приютившуюся на самом берегу моря. Его не привлекал труд ни земледельца, ни рыбака. А больше в деревне заниматься было нечем. В городе он поступил учеником в магазин, затем сам с несколькими компаньонами открыл небольшую лавку. В хорошее время они держали до трех приказчиков. Женился дядя тоже в городе, на дочери
владельца небольшого магазина. Они с женой вкла-дывали в свое предприятие много сил, но после крат-ковременного процветания магазин стал год от году хиреть.
Ши-куань видел, как местные дельцы воздвигали многоэтажные дома, открывали магазины с неоно-выми вывесками, с десятком приказчиков, ездили на собственных рикшах. Все говорили, что торговля вершится совсем не в магазинах, а в ресторанах, где во время обильных ужинов коммерсанты заключают между собой крупные сделки. У них везде были друзья и знакомые: и в полицейском управлении и и японской жандармерии. А что он? Нет, он совсем не мастер в подобных делах.
Когда мальчик подошел к дверям «Достатка и благоденствия», как назывался магазинчик дяди, было уже темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56