Как их зовут?
— Их зовут ТЕ
...В один из последних дней ноября на зимовку приехал ТОТ, с собакой Ежегодная привычка начальника — управляющего отделением: пока на Алатае не выпал снег, он в последний раз проверял всю живность зимовки; потом же, в течение всех шести месяцев суровой зимы, не показывал носа А именно зимой и был он нужен ольше всего, вернее — не он, а помощь И лекарствами, и кормом, и просто сведениями о здоровье близких, о новостях в мире и в ауле. Но только охотники изредка забредали в недоступную глушь Алатая.
Он явился как снег на голову, чтоб проверка была неожиданной. Аспан-табунщик услышал необычный шум выскочил из сарая и увидел, что собака начальника рвет Елика, а начальник с крыльца науськивает ее свистом и гиканьем. Елик кричал душераздирающе; псы зимовья, почуяв кровь, бросились друг на друга, сводя старые счеты.
Обезумев от крика Елика, оглушительного воя и визга собак, Аспан схватил палку, чтобы отогнать забредшего пса-чужака. Но в суматохе не рассчитал, палка попала не в собаку, а в Елика, и тот упал замертво.
Аспан вбежал в зимовье, схватил ружье и с крыльца выстрелил в собаку, терзавшую беспомощную тушку козлика. Он разрядил в пса свою шестнадцатикалибровку, хотя управляющий хватал его за руку, что-то кричал Он оттолкнул его. Начальник был в ярости.
— Из-за дикого бесполезного животного ты застрелил собаку, служившую поддержкой мне в моей одинокой и опасной езде! — кричал оя, а в глазах его застыли все льдины гор.— Ты зажег огонь вражды между нами, потерял аккордную зарплату, выдаваемую в конце года. Что я теперь скажу своему брату-близнецу, ведь собака принадлежит ему, а я не сберег. С этого времени ты больше не старший табунщик. Похорони нашего пса как следует
— Я похороню, — сказал Аспан-табунщик, — он н^ виноват. Ты науськал его. Но сначала я похороню Елика, за которым я смотрел, как за ребенком.
— Нет, сначала похоронишь собаку моего старшего брата-близнеца. Пес был волком среди собак, а твой Елик — дикое глупое животное.
Аспан взял лопату.
— Сначала я похороню Елика — сказал он, глядя в глаза-ледышки.
— Ну смотри! Ты не только нанес ущерб, но и показываешь безмозглую строптивость. Берегись!
— Дальше простого табунщика понизить не сможешь,— сказал Аспан.
Управляющий уехал, не отведав бешбармака, не осмотрев хозяйства и ни разу не взглянув в сторону Аслана — простого табунщика.
— Неужели твоя рука могла быть неточной? — спросил мальчик.
— Да вот случилось.
—- Я не верю, дедушка, ты ведь попадаешь ножом в крест с десяти шагов.
— Теперь попадаю, но ведь я долго тренировался Сидел и кидал, сидел и кидал, и так часами. И потом, теперь у меня руки гораздо крепче, чем раньше.
— Скажи, а зачем тот человек науськивал собаку? Зачем сердил тебя своим криком? На тебя никто не может кричать.
— Да теперь никто, а тогда кричали на всех нас.
- Папа никогда не кричит, а ведь он тоже управляющий. Мне кажется, он огорчился, что ты не пил с ним чай. Ушел не попрощавшись.
...Аман один сидел в конторе отделения уже, наверное, больше часа. Никто не спешил за поручениями, хотя, Аман был в этом уверен, многие видели из окон, как он направлялся в контору. Из-за суровых алтайских зим окошки в домах крошечные, но, когда нужно, аульчане в эти крошечные окошки видят все.
Аман чувствовал, как дрема овладевает им. За окном мечутся тысячи, миллионы бабочек-снежинок, снаружи все белым-бело, а здесь сумрачно, тепло. Аул, который всегда был шумен, как балаган,— мычание коров, лай собак, крики бесчисленных детей,— теперь умолк, словно проглоченный землей.
Аман думал о том, что эта мертвая тишина способна лишить человека разума,— такую гнетущую, замедляющую биение сердца тоску она навевает.
«А может, эта тоска от другого? — спросил он себя.— Может, утренний взгляд отца, мой уход без прощания, предчувствие дальней и трудной дороги лишили меня привычной стойкости и спокойствия?»
Аман посмотрел на часы. Скоро девять.
«Если никто не придет по домам не пойду — решил он,— поеду один Черт знает что такое! То их не выгонишь из конторы, сидят часами, дымят, хохочут, а теперь не показывают свои макушки, словно провалились сквозь снег. Чуют, чем пахнет - поездкой на Алатай Но они предпочитают не знать об этом, хотя понимают, как важно сейчас пробраться к зимовьям. Странный народ эти казахи, беспечный, и каждый полагается только на себя Но ведь и ты сам такой же...»
В окне промелькнул чей-то силуэт
Вошел зоотехник Эркин. Пожалуй, это был самый пос ледний из жителей аула, кого бы Аман выбрал в попутчики Чужак, приехавший сюда года два назад из Моинкумов, в спутники не годился; и кроме того, существовало еще одно, не очень приятное обстоятельство в их отношениях Но сегодня был день судьбы, и к тому же в обязанности Эркина входила поездка на зимовья.
Эркин задержался у порога, отряхивая снег, облепив ший его, смотрел прищурившись. После белизны улицы ему трудно было привыкнуть к сумеркам комнаты
— Здоров, Эркин? — приветствовал Аман, и Эркин улыбнулся радостно и растерянно.
- А вы здесь, начальник! Здоровы ли вы? Почему в одиночестве?
— Все, наверное, застряли в глубоких снегах. Нет никого. Я рад, что хоть ты живым добрался гонимый богом
— Закурить не будет? — спросил зоотехник, тряхнув спичечным коробком.
— Ох уж ты, Эркин! Не меняешься... Твое приветствие всегда начинается с просьбы закурить. Я дам тебе десять рублей, купи, пожалуйста, торбу сигарет. До каких пор ты будешь ходить с протянутой рукой и трясти коробком Ведь ты не женат, деньги от тебя прятать некому, в чем же дело?
Аман пожалел, что намекнул на холостяцкую жизнь зоотехника,— такая шутка могла обернуться неприятным ответом. Ведь Аман не дал разрешения своей сестре выйти замуж за чужака.
Но Эркин не стал цепляться, засмеялся добродушно
— Ой, я ужасно забывчив с куревом! А вы забывчивы насчет спичек. У вас их тоже никогда нет.
Он вынул из пачки, которую ему протянул Аман, сигарету. Лихо прикурил.
Упоминание о спичках кольнуло сердце. Вспомнил, как утром сердился отец, вспомнил его укороченное тело торчащее на постели. «Бисмиллахи! Бисмиллахи!»
Эркин чиркнул снова спичкой, поднес ее управляю щему
— Один говорит «У меня нет»; другой говорит: «У ме ня есть» Я думаю, это лучший способ жить рядом
Аман не ответил
Оба посидели молча, потягивая сигареты. В сумереч ной комнате даже дым был невидим, исчезал, будто уходя сквозь стены
Только что по пути сюда увидел старика, вашего старика, сказал Эркин, откашлявшись,— намертво за вязал шнурки своей ушанки и крепко прирос к седлу Он подозвал меня и послал за бутылкой красного. Я спросил «Для чего вам?» - а он ответил- «А что? В милицию хочешь сообщить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Их зовут ТЕ
...В один из последних дней ноября на зимовку приехал ТОТ, с собакой Ежегодная привычка начальника — управляющего отделением: пока на Алатае не выпал снег, он в последний раз проверял всю живность зимовки; потом же, в течение всех шести месяцев суровой зимы, не показывал носа А именно зимой и был он нужен ольше всего, вернее — не он, а помощь И лекарствами, и кормом, и просто сведениями о здоровье близких, о новостях в мире и в ауле. Но только охотники изредка забредали в недоступную глушь Алатая.
Он явился как снег на голову, чтоб проверка была неожиданной. Аспан-табунщик услышал необычный шум выскочил из сарая и увидел, что собака начальника рвет Елика, а начальник с крыльца науськивает ее свистом и гиканьем. Елик кричал душераздирающе; псы зимовья, почуяв кровь, бросились друг на друга, сводя старые счеты.
Обезумев от крика Елика, оглушительного воя и визга собак, Аспан схватил палку, чтобы отогнать забредшего пса-чужака. Но в суматохе не рассчитал, палка попала не в собаку, а в Елика, и тот упал замертво.
Аспан вбежал в зимовье, схватил ружье и с крыльца выстрелил в собаку, терзавшую беспомощную тушку козлика. Он разрядил в пса свою шестнадцатикалибровку, хотя управляющий хватал его за руку, что-то кричал Он оттолкнул его. Начальник был в ярости.
— Из-за дикого бесполезного животного ты застрелил собаку, служившую поддержкой мне в моей одинокой и опасной езде! — кричал оя, а в глазах его застыли все льдины гор.— Ты зажег огонь вражды между нами, потерял аккордную зарплату, выдаваемую в конце года. Что я теперь скажу своему брату-близнецу, ведь собака принадлежит ему, а я не сберег. С этого времени ты больше не старший табунщик. Похорони нашего пса как следует
— Я похороню, — сказал Аспан-табунщик, — он н^ виноват. Ты науськал его. Но сначала я похороню Елика, за которым я смотрел, как за ребенком.
— Нет, сначала похоронишь собаку моего старшего брата-близнеца. Пес был волком среди собак, а твой Елик — дикое глупое животное.
Аспан взял лопату.
— Сначала я похороню Елика — сказал он, глядя в глаза-ледышки.
— Ну смотри! Ты не только нанес ущерб, но и показываешь безмозглую строптивость. Берегись!
— Дальше простого табунщика понизить не сможешь,— сказал Аспан.
Управляющий уехал, не отведав бешбармака, не осмотрев хозяйства и ни разу не взглянув в сторону Аслана — простого табунщика.
— Неужели твоя рука могла быть неточной? — спросил мальчик.
— Да вот случилось.
—- Я не верю, дедушка, ты ведь попадаешь ножом в крест с десяти шагов.
— Теперь попадаю, но ведь я долго тренировался Сидел и кидал, сидел и кидал, и так часами. И потом, теперь у меня руки гораздо крепче, чем раньше.
— Скажи, а зачем тот человек науськивал собаку? Зачем сердил тебя своим криком? На тебя никто не может кричать.
— Да теперь никто, а тогда кричали на всех нас.
- Папа никогда не кричит, а ведь он тоже управляющий. Мне кажется, он огорчился, что ты не пил с ним чай. Ушел не попрощавшись.
...Аман один сидел в конторе отделения уже, наверное, больше часа. Никто не спешил за поручениями, хотя, Аман был в этом уверен, многие видели из окон, как он направлялся в контору. Из-за суровых алтайских зим окошки в домах крошечные, но, когда нужно, аульчане в эти крошечные окошки видят все.
Аман чувствовал, как дрема овладевает им. За окном мечутся тысячи, миллионы бабочек-снежинок, снаружи все белым-бело, а здесь сумрачно, тепло. Аул, который всегда был шумен, как балаган,— мычание коров, лай собак, крики бесчисленных детей,— теперь умолк, словно проглоченный землей.
Аман думал о том, что эта мертвая тишина способна лишить человека разума,— такую гнетущую, замедляющую биение сердца тоску она навевает.
«А может, эта тоска от другого? — спросил он себя.— Может, утренний взгляд отца, мой уход без прощания, предчувствие дальней и трудной дороги лишили меня привычной стойкости и спокойствия?»
Аман посмотрел на часы. Скоро девять.
«Если никто не придет по домам не пойду — решил он,— поеду один Черт знает что такое! То их не выгонишь из конторы, сидят часами, дымят, хохочут, а теперь не показывают свои макушки, словно провалились сквозь снег. Чуют, чем пахнет - поездкой на Алатай Но они предпочитают не знать об этом, хотя понимают, как важно сейчас пробраться к зимовьям. Странный народ эти казахи, беспечный, и каждый полагается только на себя Но ведь и ты сам такой же...»
В окне промелькнул чей-то силуэт
Вошел зоотехник Эркин. Пожалуй, это был самый пос ледний из жителей аула, кого бы Аман выбрал в попутчики Чужак, приехавший сюда года два назад из Моинкумов, в спутники не годился; и кроме того, существовало еще одно, не очень приятное обстоятельство в их отношениях Но сегодня был день судьбы, и к тому же в обязанности Эркина входила поездка на зимовья.
Эркин задержался у порога, отряхивая снег, облепив ший его, смотрел прищурившись. После белизны улицы ему трудно было привыкнуть к сумеркам комнаты
— Здоров, Эркин? — приветствовал Аман, и Эркин улыбнулся радостно и растерянно.
- А вы здесь, начальник! Здоровы ли вы? Почему в одиночестве?
— Все, наверное, застряли в глубоких снегах. Нет никого. Я рад, что хоть ты живым добрался гонимый богом
— Закурить не будет? — спросил зоотехник, тряхнув спичечным коробком.
— Ох уж ты, Эркин! Не меняешься... Твое приветствие всегда начинается с просьбы закурить. Я дам тебе десять рублей, купи, пожалуйста, торбу сигарет. До каких пор ты будешь ходить с протянутой рукой и трясти коробком Ведь ты не женат, деньги от тебя прятать некому, в чем же дело?
Аман пожалел, что намекнул на холостяцкую жизнь зоотехника,— такая шутка могла обернуться неприятным ответом. Ведь Аман не дал разрешения своей сестре выйти замуж за чужака.
Но Эркин не стал цепляться, засмеялся добродушно
— Ой, я ужасно забывчив с куревом! А вы забывчивы насчет спичек. У вас их тоже никогда нет.
Он вынул из пачки, которую ему протянул Аман, сигарету. Лихо прикурил.
Упоминание о спичках кольнуло сердце. Вспомнил, как утром сердился отец, вспомнил его укороченное тело торчащее на постели. «Бисмиллахи! Бисмиллахи!»
Эркин чиркнул снова спичкой, поднес ее управляю щему
— Один говорит «У меня нет»; другой говорит: «У ме ня есть» Я думаю, это лучший способ жить рядом
Аман не ответил
Оба посидели молча, потягивая сигареты. В сумереч ной комнате даже дым был невидим, исчезал, будто уходя сквозь стены
Только что по пути сюда увидел старика, вашего старика, сказал Эркин, откашлявшись,— намертво за вязал шнурки своей ушанки и крепко прирос к седлу Он подозвал меня и послал за бутылкой красного. Я спросил «Для чего вам?» - а он ответил- «А что? В милицию хочешь сообщить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28