«Оуп!» — вырвал свое могучее тело из воды и оседлал ствол кедра
Пламя, облизывающее его грудь, соскочило, словно черная кошка с печи, и он почувствовал облегчение
Прижал посиневшие руки к щекам, согревая их ды ханием. Какая, оказывается, замечательная вещь эти руки! Пока они целы, у него хватит силы достать луну с неба
А теперь нужно немного подождать, собраться с си лами и хоть на карачках, но доползти по стволу до берега. Он попытался ногами обхватить ствол кедра, но тысячи иголок вонзились ниже колен, страшный крик Аслана донесся до неба, и он упал, ударившись лицом о шершавую кору Боль была так велика, будто он коснулся бездонной пропасти, до краев наполненной всеми муками вселенной
Аспан лежал, прижавшись к кедру, горячка жара сменилась ледяным ознобом, и он помнил лишь одно не разжимать рук, не разжимать рук
Солнце опустилось, на ущелье пала черная тень. Свинцовые тучи поредели, в небе появились синие прогалинки Воды реки застывали и сгущались, ее львиное рычание утихло. Яростный мороз Алтая набирал силу заливал горы, долины, погружая все в прозрачное, хрупкое, готовое расколоться от малейшего шороха
Аспан открыл глаза, боль тотчас принялась грызть его ноги, словно бешеный пес.
- О небо! — крикнул табунщик, но пес не убежал, не бросил своей добычи
Скрипя зубами, Аспан пополз по стволу, хватаясь за сучки и ветки Ноги не были подспорьем, но руки, бедные руки — куда им деваться! — вытащили медвежье тело на берег Теперь надо встать, во что бы то ни стало встать на ноги, во что бы то ни стало... Взревел и рухнул в глубокий снег Но все же успел перевернуться на спину и затих Пес вдруг отошел и лег в сторонке Аспан чувствовал его ледяное дыхание. Потом подполз, начал шершавым колким языком лизать лицо, нет это мороз начал заковывать его в свои железные латы
Открыл глаза Увидел глубокое темно-синее небо, серебро звезд, черные вершины кедров.
— О боже, живой ведь! — Аспан впервые раздвинул в улыбке медные губы.
Сердце билось гулко и равномерно. Его удары отсчитывали время, бесконечное время.
Поверженный не отрывал взгляда от неба, будто преданный раб, выпрашивающий у разгневанного властелина жизнь.
Лунный свет обливал его, согревал его заледенелую душу. Как прекрасна и горяча эта луна! Совсем другая, не та, которую он видел вчера, и прошлый год, и двадцать лет назад. Ох судьба, какое мучение быть бессильным, словно ребенок, так и не научившийся ходить! Какое отчаяние лежать погруженным в снег, когда душа горит, а мысли бьются и трепещут, как пойманная в силок птица!
Это и есть кричащий безмолвно мир, это и есть. Ночь января длинна, как овечья кишка.
Он, еще вчера ходивший вразвалку, прыгавший, как горный козел, лежит, скованный страданием, между жизнью и смертью, не в силах ни на воло^ оторваться от земли.
Луна скрылась в расщелине горы Музбель; с ее исчезновением Аспан испытал тоску, подобную той, что испытывал всегда, попав в молак . Но когда стали меркнуть звезды, он подумал о солнце, подумал с радостью и надеждой. Все, что он мог сделать для продления своей жизни,— это неустанно тереть руками лицо и уши; он подгреб к себе снег и укрылся им. Теперь лежал, до плеч укрытый снежным саваном.
«Пойдет ли кто-нибудь искать меня?»
Солнце заставило ждать себя долго и мучительно Его слабые лучи еле достигали дна глубокого ущелья, их почувствовали веки, открылись и сомкнулись тотчас Этот жидкий свет показался нестерпимым.
Но Аспан знал, что через десять - пятнадцать минут солнце снова уйдет за горы; он приподнял голову, заставил себя широко открыть глаза, стараясь получить как можно больше от краткого свидания с дающим жизнь.
И случилось чудо: бессознательно, как подсолнух, стремясь к солнцу, он приподнимался приподнимался и вдруг сел, словно суслик у норы.
Какое счастье он испытал!
Сколько раз потом, в минуты отчаяния, когда его сидячее положение стало вечным, он вспоминал это первое чувство счастья, свой крик радости, и отчаяние отступало.
Аспан попытался пошевелить ногами — напрасно. Даже не болели; как будто какие-то духи поделили его тело, кому-то достались ноги, и он унес свою долю навсегда.
Вода, заполнившая саптама-этик ', замерзла. Надо было отогреться, разжечь костер. Да, но спички, которые всегда клал за голенища, безнадежно вмерзли в лед, пропали. Хотелось есть. Он сунул руку за пазуху. Слава богу, курт уцелел. Надо быть осторожным, съесть немного. Он кинул в рот маленький кусочек, принялся сосать, остальное бережно спрятал во внутренний карман полушубка, близко к груди.
Засмеялся.
«Глупый Аспан, зачем беречь курт? Кто в злую непогоду пойдет искать тебя в ущелье Тар, куда и летом-то не ступает нога человека? Сначала съешь курт, потом тебя съедят волки. Или наоборот: вместе с тобой они съедят и твой курт, так что экономить его незачем...»
И все же только черт живет без надежды. Может, все-таки найдется какой-нибудь отчаянный и отправится на поиски? Вот хорошее занятие: посчитать отчаянных. Довлет, Болат, Каноат, может быть... Набралось десять. Немало. Что касается других аульчан — сегодня друзья, завтра враги, только и ждут, когда ошибешься.
Горсточка родственников примчится со слезами к Камке и, конечно, не забудет припомнить его упрямство, скажет — сам виноват. Близкие всегда так говорят С тех пор как сел на коня, он, сирота, ни разу не ходил к близким с протянутой рукой. Сам поил и кормил себя, как поит и кормит себя любое маленькое насекомое
1 С а п т а м а этик - сапоги до колен
в природе Он не любит советов. Ничего, прожил и без них.
Отметил равнодушно: прожил.
...Да, прожил без советов. Советчики появились, когда имя загремело не только в районе, но и в области «Поменяй жеребенка на стригунка, нет, поменяй кобылу на стригунка». Не слушал, потому что жил без хитрости и дальше проживет. Пусть смеются: «Аспан такой честный, что может вдоль поделить конский волос». И еще: родичи не признают самостоятельности, считают зазнайством Легче зло простят, оно понятнее. Значит, ошибся, насчитав десять. Десяти не будет. Ничего не будет. Никто не обернет в саван, не прочитает заупокойную молитву Родителей давно нет, сын — еще дитя. Ни сердце, ни мозги его не достигли зрелости. Значит, судьба выбрала та бунщику подходящую безвестную смерть в одиночестве на дне расщелины, среди глухого леса. Ну что ж, убежать от нее не может даже тот, кто сидит в доме аллаха
Показалось, что хрустнула ветка. То ли человек, то ли зверь шевелится.
Прислушался с любопытством. Страха не было, его унес снежный обвал. Кто-то бродил совсем рядом «Зверь или человек? Зверь мне подходит больше. О боже, пошли мне зверя! Пусть съест меня, это лучше чем терпеть такой собачий позор, какой терплю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Пламя, облизывающее его грудь, соскочило, словно черная кошка с печи, и он почувствовал облегчение
Прижал посиневшие руки к щекам, согревая их ды ханием. Какая, оказывается, замечательная вещь эти руки! Пока они целы, у него хватит силы достать луну с неба
А теперь нужно немного подождать, собраться с си лами и хоть на карачках, но доползти по стволу до берега. Он попытался ногами обхватить ствол кедра, но тысячи иголок вонзились ниже колен, страшный крик Аслана донесся до неба, и он упал, ударившись лицом о шершавую кору Боль была так велика, будто он коснулся бездонной пропасти, до краев наполненной всеми муками вселенной
Аспан лежал, прижавшись к кедру, горячка жара сменилась ледяным ознобом, и он помнил лишь одно не разжимать рук, не разжимать рук
Солнце опустилось, на ущелье пала черная тень. Свинцовые тучи поредели, в небе появились синие прогалинки Воды реки застывали и сгущались, ее львиное рычание утихло. Яростный мороз Алтая набирал силу заливал горы, долины, погружая все в прозрачное, хрупкое, готовое расколоться от малейшего шороха
Аспан открыл глаза, боль тотчас принялась грызть его ноги, словно бешеный пес.
- О небо! — крикнул табунщик, но пес не убежал, не бросил своей добычи
Скрипя зубами, Аспан пополз по стволу, хватаясь за сучки и ветки Ноги не были подспорьем, но руки, бедные руки — куда им деваться! — вытащили медвежье тело на берег Теперь надо встать, во что бы то ни стало встать на ноги, во что бы то ни стало... Взревел и рухнул в глубокий снег Но все же успел перевернуться на спину и затих Пес вдруг отошел и лег в сторонке Аспан чувствовал его ледяное дыхание. Потом подполз, начал шершавым колким языком лизать лицо, нет это мороз начал заковывать его в свои железные латы
Открыл глаза Увидел глубокое темно-синее небо, серебро звезд, черные вершины кедров.
— О боже, живой ведь! — Аспан впервые раздвинул в улыбке медные губы.
Сердце билось гулко и равномерно. Его удары отсчитывали время, бесконечное время.
Поверженный не отрывал взгляда от неба, будто преданный раб, выпрашивающий у разгневанного властелина жизнь.
Лунный свет обливал его, согревал его заледенелую душу. Как прекрасна и горяча эта луна! Совсем другая, не та, которую он видел вчера, и прошлый год, и двадцать лет назад. Ох судьба, какое мучение быть бессильным, словно ребенок, так и не научившийся ходить! Какое отчаяние лежать погруженным в снег, когда душа горит, а мысли бьются и трепещут, как пойманная в силок птица!
Это и есть кричащий безмолвно мир, это и есть. Ночь января длинна, как овечья кишка.
Он, еще вчера ходивший вразвалку, прыгавший, как горный козел, лежит, скованный страданием, между жизнью и смертью, не в силах ни на воло^ оторваться от земли.
Луна скрылась в расщелине горы Музбель; с ее исчезновением Аспан испытал тоску, подобную той, что испытывал всегда, попав в молак . Но когда стали меркнуть звезды, он подумал о солнце, подумал с радостью и надеждой. Все, что он мог сделать для продления своей жизни,— это неустанно тереть руками лицо и уши; он подгреб к себе снег и укрылся им. Теперь лежал, до плеч укрытый снежным саваном.
«Пойдет ли кто-нибудь искать меня?»
Солнце заставило ждать себя долго и мучительно Его слабые лучи еле достигали дна глубокого ущелья, их почувствовали веки, открылись и сомкнулись тотчас Этот жидкий свет показался нестерпимым.
Но Аспан знал, что через десять - пятнадцать минут солнце снова уйдет за горы; он приподнял голову, заставил себя широко открыть глаза, стараясь получить как можно больше от краткого свидания с дающим жизнь.
И случилось чудо: бессознательно, как подсолнух, стремясь к солнцу, он приподнимался приподнимался и вдруг сел, словно суслик у норы.
Какое счастье он испытал!
Сколько раз потом, в минуты отчаяния, когда его сидячее положение стало вечным, он вспоминал это первое чувство счастья, свой крик радости, и отчаяние отступало.
Аспан попытался пошевелить ногами — напрасно. Даже не болели; как будто какие-то духи поделили его тело, кому-то достались ноги, и он унес свою долю навсегда.
Вода, заполнившая саптама-этик ', замерзла. Надо было отогреться, разжечь костер. Да, но спички, которые всегда клал за голенища, безнадежно вмерзли в лед, пропали. Хотелось есть. Он сунул руку за пазуху. Слава богу, курт уцелел. Надо быть осторожным, съесть немного. Он кинул в рот маленький кусочек, принялся сосать, остальное бережно спрятал во внутренний карман полушубка, близко к груди.
Засмеялся.
«Глупый Аспан, зачем беречь курт? Кто в злую непогоду пойдет искать тебя в ущелье Тар, куда и летом-то не ступает нога человека? Сначала съешь курт, потом тебя съедят волки. Или наоборот: вместе с тобой они съедят и твой курт, так что экономить его незачем...»
И все же только черт живет без надежды. Может, все-таки найдется какой-нибудь отчаянный и отправится на поиски? Вот хорошее занятие: посчитать отчаянных. Довлет, Болат, Каноат, может быть... Набралось десять. Немало. Что касается других аульчан — сегодня друзья, завтра враги, только и ждут, когда ошибешься.
Горсточка родственников примчится со слезами к Камке и, конечно, не забудет припомнить его упрямство, скажет — сам виноват. Близкие всегда так говорят С тех пор как сел на коня, он, сирота, ни разу не ходил к близким с протянутой рукой. Сам поил и кормил себя, как поит и кормит себя любое маленькое насекомое
1 С а п т а м а этик - сапоги до колен
в природе Он не любит советов. Ничего, прожил и без них.
Отметил равнодушно: прожил.
...Да, прожил без советов. Советчики появились, когда имя загремело не только в районе, но и в области «Поменяй жеребенка на стригунка, нет, поменяй кобылу на стригунка». Не слушал, потому что жил без хитрости и дальше проживет. Пусть смеются: «Аспан такой честный, что может вдоль поделить конский волос». И еще: родичи не признают самостоятельности, считают зазнайством Легче зло простят, оно понятнее. Значит, ошибся, насчитав десять. Десяти не будет. Ничего не будет. Никто не обернет в саван, не прочитает заупокойную молитву Родителей давно нет, сын — еще дитя. Ни сердце, ни мозги его не достигли зрелости. Значит, судьба выбрала та бунщику подходящую безвестную смерть в одиночестве на дне расщелины, среди глухого леса. Ну что ж, убежать от нее не может даже тот, кто сидит в доме аллаха
Показалось, что хрустнула ветка. То ли человек, то ли зверь шевелится.
Прислушался с любопытством. Страха не было, его унес снежный обвал. Кто-то бродил совсем рядом «Зверь или человек? Зверь мне подходит больше. О боже, пошли мне зверя! Пусть съест меня, это лучше чем терпеть такой собачий позор, какой терплю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28