— Вчера я была у Аницетаса. — Она подошла к столу и села напротив Бенюса.
Бенюс был ошарашен неожиданной откровенностью. Оба помолчали.
— Ты ему рассказала про сбор, — первым заговорил Бенюс. В его голосе был упрек.
— Да. Теперь я жалею... Но все случилось как-то само собой...—Виле закрыла руками лицо.—Почему ты так поступил, Бенюс?
— Аницетас накинулся на меня утром. — Бенюс из-
бегал прямого ответа. — По гимназии ползут мерзкие слухи. Гебе приятно, что меня поносят.
— Я не знаю никаких слухов.
— Аницетас выдумывает небылицы, чтобы меня очернить. Ах Виле, почему ты отравляешь нашу любовь?
— Да, Бенюс, я виновата перед тобой, но видит небо, я не хотела ничего плохого. Ни тебе, ни Аницета-су. Я никому не хочу зла. Я стараюсь делать так, чтобы всем было хорошо, а получается наоборот. Не знаю, кто виноват. Прости, Бенюс.
— Для всех никогда не будешь хорошей. Надо выбирать: с одними или с другими.
— Для меня все люди равны. Я хочу добра всем, чем же я виновата, что выходит плохо? Я хотела добра тем, на кого клеветала газета, и соглашалась с Аницетасом, что нужно обыскать подозрительных гимназистов. И вот, сама того не желая, навредила тебе.
— Ты знала, что они собираются на меня напасть? — мрачно спросил Бенюс.
— Я не верила, что ты связан с газетой.
— В тот день я на единицу написал работу по тригонометрии...
— Я знаю...
— Я был очень рассеян. — Ее признание растрогало Бенюса. Ему стало жаль самого себя. — Если бы банда Аницетаса не подняла такого шума, мне бы удалось лучше написать.
— Я тоже так думаю.
— Ты думаешь! — с упреком повторил Бенюс, бессознательно добиваясь сочувствия. — Теперь я не имею права на бесплатное обучение. Мне пришлось становиться на колени перед отчимом и вернуться, поджав хвост, ни с чем. Он показал мне кукиш.
— И ты на него донес из злости. Зуб за зуб...
— Нет. Все — чистая случайность, Виле. Правда, я ненавижу отчима, но я не думал доносить. Если бы я хотел, я бы давно это сделал. — И Бенюс коротко рассказал свою беседу с Мингайлой. Виле внимательно слушала, прикрыв ладонью глаза. Ее лицо как бы прояснилось. Кажется, она поверила. — Я проговорился нечаянно, а Мингайла тут же сообщил полиции. Никакой мести не было, ты не думай. Во всем Мингайла виноват. Не надо было ему трубить об этом на
сборе, и у всех совесть была бы чиста. Арестовали, арестовали... Ясно, могли арестовать... По отчиму давно тюрьма плачет.
— Ты только о себе думаешь, Бенюс. — Лицо Виле снова помрачнело, просветлевшие глаза потускнели. — Сплетен боишься, а не укоров совести. Разве твоя совесть была бы спокойной, если б никто не знал, что по твоей вине человек томится в тюрьме?
— Не я один виноват...
— Да, и я виновата. Я, может быть, больше всех виновата. Мне надо было тебя предупредить... Ты бы не связался с плохими людьми, если бы я сумела на тебя повлиять. А я не сумела. Моя любовь виновата. Не надо мне было дружить с Аницетасом... Из-за меня вы оба несчастны.
— Виле. — Бенюс подошел к девушке и положил обе руки ей на плечи.—Твоя любовь не виновата. Я тебя люблю. — Он нагнулся и поцеловал ее в волосы. — Ты не виновата. Я не сержусь, Виле, что ты вчера была у Аницетаса. Только пойми меня, я не хотел выдавать отчима...
— Теперь поздно об этом говорить.
— Я тебе противен?
— Я разочарована... Мне кажется, все, что было между нами — тяжелый сон.
— Виле...— Бенюс вдруг почувствовал, как она дорога ему, и, перестав сдерживать себя, сжал ее голову ладонями и крепко поцеловал в глаза. — Забудь все. Я уйду из газеты. Ты не слышала, как я сегодня отбрил Сикорскиса. Он хочет напечатать статью против тебя. Ему не нравится, что ты вышла из скаутов. А я прямо сказал, что не все обязаны быть скаутами. Я постараюсь, Виле, чтобы эта статья не появилась.
— Мне все равно.— Виле мягко высвободилась из объятий Бенюса. — После рождественских каникул я уезжаю в Шяуляй.
Бенюс не поверил.
— Совсем?..
— До конца учебного года. Там получу аттестат зрелости, а потом — в учительскую семинарию...
— Почему? — Бенюс тяжело дышал. Он стоял возле нее, не веря своим ушам. — Что, родители снова уезжают?
— Нет. Поцюс продлил арендный договор еще на три года. Я одна уезжаю. Сегодня послала письмо тете. Там мне будет удобней.
— Удобней! — Бенюс глухо рассмеялся. — Разве ты потому едешь?
— Нет. — Виле опустила голову. — Просто неуютно в нашей гимназии. Надоели некоторые люди. Я боюсь, что начну ненавидеть. До сих пор не представляла себе, а теперь начинаю понимать, что такое ненависть.
Бенюс схватил Виле за плечи и повернул лицом к себе.
— Ты бежишь от меня?! Говори! Я тебе противен, ты хочешь от меня отвязаться?
— Я хочу отдохнуть. — Виле слабо улыбнулась. — Мы встретимся летом, когда все немного позабудется...
— Ты не любишь меня? — Он привлек ее к себе и заглянул ей в глаза.— Да! Не любишь! Я тебе противен. Ты просто хочешь убежать от меня, вот что!
— От тебя, Альбертаса, Гряужиниса, Аницетаса...
— Нет, ты не поедешь, если ты меня любишь и не хочешь мне причинить горе. — Бенюс обнял Виле. — Ведь ты не хочешь? Скажи! А может, ты больше не любишь меня?
— Ах Бенюс! — Виле оттолкнула его.— На что такая любовь, которая ничего не дает, кроме боли? Я не умею любить, потому что истинная любовь сильнее зла. Истинная любовь — это нерушимая радость, чистое счастье, благородство...
— Разве мы не были счастливы! — воскликнул Бенюс.
— А сейчас?
— Что же тебе еще? Разве я тебя не люблю?
— Не знаю... Мне кажется, настоящая любовь прошла...
— Прошла...—печально повторил Бенюс. Ему стало стыдно своего унижения. Он отвернулся и выдавил сквозь зубы: — Что поделаешь, раз прошла. Я не думал, что ты так непостоянна...
— Прости, Бенюс. Может быть, я неправа. Если мы правда друг друга любим, расставание ничего не изменит. Мне необходимо покинуть Скуоджяй. Я не хочу сделать несчастным еще одного человека.
— Аницетаса? — Бенюс просто подавился этим словом.
— Да.
— Боишься влюбиться? — В его голосе была из-, девка.
— Нет. Но я ему нравлюсь...
— Ну и скатертью дорожка! — Бенюс обернулся в дверях и, горько улыбаясь, бросил: — Забери с собой и Обмылка. В Скуоджяй станет спокойней.
Дома его ждала мать. Услышав шаги, она вздрогнула и поправила платок, упавший на глаза. Бенюс застыл на пороге.
— Мама...—голос был чужой, веки нервно вздрагивали . — Ты... давно ?
Она молча, усталыми глазами смотрела на слна. Он подошел, поцеловал холодную обмякшую руку. Попытался улыбнуться, но только мучительно сморщился и потупил взор, прячась от душераздирающего взгляда матери.
— Я хотела с ним свидеться, — наконец промолвила она глухо.—Не допустили. И продукты не взяли. Сегодня ночью увозят в Шяуляй.
Бенюс притворился, что смотрит в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99