.. Мы боялись, как бы тебя не задержали в Мадриде. Хорошо, сынок, что приехал!
— Успокойтесь, донья Висента! Здесь Федерико находится под моей охраной, как, впрочем, и все вы. Пусть кругом болтают сколько влезет, людям рты не заткнешь. Но вы же знаете, на меня можно положиться. К тому же фалангистами пока что верховодят из дружественного вам дома Росалесов. Вас они не тронут. Да и причины для этого нет.
— Не забывай, Мануэль Фернандо,— возразила донья Висента,— что Рамон Руис Алонсо зуб на тебя точит из-за того, что ты, а не он стал мэром Гранады. Потому вы с Кончей сами будьте осторожны! — говорила мать, и вид у нее был озабоченный.— А Федерико чего бояться, он поэт, его не тронут...
Не в силах дождаться, когда придет его черед, отец осторожно взял жену за плечи и отодвинул ее в сторону, а затем обнял сына мускулистыми руками.
— Как я рад, Федерико! Наконец-то мы все вместе! Наша семья как скала, ей не страшны никакие бури. Коль уж до сих пор ничего худого не произошло, и на сей раз, думаю, обойдется. Пусть люди брешут что угодно. Единственный человек, кому я доверяю,— это Мануэль Фернандо Монтесино. Он в курсе всех дел, а потому имеет верное суждение. Как хорошо, Федерико, что ты не позволил себя запугать, не остался в Мадриде. Мадрид, конечно, чудесный город, но Гранада
есть Гранада. И в такую тревожную пору всем на* следует быть вместе.
В мятой белой рубашонке, в несколько потертых брюках, заметно конфузясь, подошел поздороваться и младший брат Франциско, совсем еще подросток. Он всегда робел в присутствии своего знаменитого брата.
Затем на дорожке сада показался садовник Габриэль с охапкой роз. Отец сказал:
— А вот и Габриэль. Полюбуйся, какие розы! Такие растут только у нас, в Гранаде.
Габриэль всю охапку передал Федерико и по-отцовски поцеловал его.
— Добро пожаловать, сеньор! Какое счастье снова видеть вас. Поставьте их у себя в комнате. Ничто не может сравниться с этими цветами. По-моему, вы, как никто, знаете цену цветам. Потому и стали лучшим поэтом Испании, гордостью Гранады.
И затем, словно извиняясь за свое вторжение в семейный круг, Габриэль отступил, давая дорогу младшей сестре Изабелле. Та молча прижалась к груди брата, всхлипывая и пряча лицо в цветы, чтобы никто не видел ее слез. Федерико осторожно погладил ее волосы, потом обнял за плечи:
— Веди меня в дом, Изабелла. Я же еще должен поздороваться с нашим очагом. Как вы тут поживаете? Должно быть, все по-старому?
Но тут в разговор опять вмешался садовник Габриэль:
— Вы бы первым делом садом полюбовались! Сейчас самое цветенье.
— Да-да, пройдемтесь по саду,— согласился Федерико, чем окончательно растрогал Габриэля.
— Спасибо, сеньор! — сказал тот.— Я всегда за ним ухаживаю с мыслью о вас. Посмотрите на эти розы!
— И какой аромат! — отозвался Федерико.— Спасибо, Габриэль, за труды и память! Прекрасный вид! — продолжал он, остановившись на дорожке и с восхищением оглядывая великолепную панораму горного массива Сьерра-Невады с заснеженной макушкой Муласена посредине.— Какая красота! Какая прохлада! А запахи! Ах, Муласен! Мое заснеженное чудо!
У Габриэля от радости заблестели глаза, как будто он не только ухаживал за садом, но и соорудил, обсыпал снегом затянутый дымкой Муласен. Красота сада ели-
валась воедино с величавой панорамой гор. Пер$д домом все опять остановились, залюбовавшись красотой природы, и мать сказала:
— Ну как, Федерико?
— Я сам не свой от счастья! — воскликнул сын.— Отсюда меня никакими силами не вытащить. Мадрид теперь мне кажется раскаленной сковородкой, залитой прогорклым маслом. А душистые ветры Гранады вдохновляют и врачуют душу.
Мать пригласила завтракать, и все направились в столовую, только садовник Габриэль было отказался, сославшись на дела.
— Какие дела! — удивилась донья Висента.— Дела подождут! Федерико приехал, стало быть, у всех сегодня праздник, и у вас, сеньор Габриэль. Цветы польете вечером по холодку. Вы и так убрали сад на славу.
Габриэлю ничего не оставалось, как присоединиться к остальным членам семьи, занявшим место за столом с белоснежной скатертью. Посредине стояла ваза с розами. Все вокруг сверкало и блистало, и это само по себе говорило, что донья Висента с Изабеллой выжидании Федерико изрядно потрудились. Теперь они обе подавали на стол. Завтрак затянулся. У каждого на душе накопилось достаточно о чем поговорить, расспросить, рассказать. Дона Родригеса больше всего интересовало положение в Мадриде, об этом он наслушался столько разноречивых слухов, и Федерико пришлось пространно рассказывать о напряженной атмосфере в столице, об уличных демонстрациях, стычках. Слушая его, отец все больше мрачнел. Очень его взволновало известие о том, что из Мадрида в Гранаду вернулся Рамон Руис Алонсо.
— Фашистский прихвостень, нечистый на руку политикан! — воскликнул отец.— Мануэль, остерегайся его! Алонсо тебе никогда не простит, что ты стал алькальдом. И еще он тебя ненавидит за преданность республике. Уж наверное он что-то замышляет против нас. Не к добру это, не к добру! — заключил отец.
А мать, слушая его, горестно вздыхала. И Мануэль Монтесино снова успокаивал встревоженное семейство:
— Можете не волноваться, Гранада под моим контролем. Хозяин положения здесь я. В моем распоряжении значительный воинский контингент, он выполняет лишь мои приказы. А потому оставьте ваши страхи, спокойно живите, работайте.
Слова Монтесино отчасти достигли цели: все вроде бы успокоились, заговорили о повседневных делах. Возможно, семейство так и просидело бы за столом до вечера, если бы Конче не вздумалось пройтись до калитки и вынуть из почтового ящика местную газету «Идеал»; там ей попалось на глаза странное сообщение. Остановившись посреди столовой, Кончита вслух прочитала:
— «Сегодня из Мадрида к нам в город прибыл поэт Федерико Гарсиа Лорка».
Все замерли, будто громом пораженные. Первым опомнился Федерико:
— Зачем? Кому это понадобилось? Что за провинциализм! — проговорил он сердито.
— Интересно! — подал голос Монтесино.— Я более чем уверен: тут руку приложил твой попутчик Алонсо.
— Ящер! — негодовал Федерико.— Должно быть, он телеграфировал в редакцию с какой-нибудь станции.
— Похоже, что так,— согласилась Конча.— Он сотрудничает в этой газете. «Идеал» понемногу скатывается в фалангистское болото.
— Но с какой стати понадобилось давать такую информацию? — удивился Федерико.— Это же просто непорядочно. Не успел человек позавтракать, а про него уже раструбили на весь город. Я-то надеялся, здесь будет так же спокойно, как раньше. Проклятый ящер!
Задушевные разговоры за столом умолкли. Первым поднялся и, сославшись на занятость, ушел садовник Габриэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
— Успокойтесь, донья Висента! Здесь Федерико находится под моей охраной, как, впрочем, и все вы. Пусть кругом болтают сколько влезет, людям рты не заткнешь. Но вы же знаете, на меня можно положиться. К тому же фалангистами пока что верховодят из дружественного вам дома Росалесов. Вас они не тронут. Да и причины для этого нет.
— Не забывай, Мануэль Фернандо,— возразила донья Висента,— что Рамон Руис Алонсо зуб на тебя точит из-за того, что ты, а не он стал мэром Гранады. Потому вы с Кончей сами будьте осторожны! — говорила мать, и вид у нее был озабоченный.— А Федерико чего бояться, он поэт, его не тронут...
Не в силах дождаться, когда придет его черед, отец осторожно взял жену за плечи и отодвинул ее в сторону, а затем обнял сына мускулистыми руками.
— Как я рад, Федерико! Наконец-то мы все вместе! Наша семья как скала, ей не страшны никакие бури. Коль уж до сих пор ничего худого не произошло, и на сей раз, думаю, обойдется. Пусть люди брешут что угодно. Единственный человек, кому я доверяю,— это Мануэль Фернандо Монтесино. Он в курсе всех дел, а потому имеет верное суждение. Как хорошо, Федерико, что ты не позволил себя запугать, не остался в Мадриде. Мадрид, конечно, чудесный город, но Гранада
есть Гранада. И в такую тревожную пору всем на* следует быть вместе.
В мятой белой рубашонке, в несколько потертых брюках, заметно конфузясь, подошел поздороваться и младший брат Франциско, совсем еще подросток. Он всегда робел в присутствии своего знаменитого брата.
Затем на дорожке сада показался садовник Габриэль с охапкой роз. Отец сказал:
— А вот и Габриэль. Полюбуйся, какие розы! Такие растут только у нас, в Гранаде.
Габриэль всю охапку передал Федерико и по-отцовски поцеловал его.
— Добро пожаловать, сеньор! Какое счастье снова видеть вас. Поставьте их у себя в комнате. Ничто не может сравниться с этими цветами. По-моему, вы, как никто, знаете цену цветам. Потому и стали лучшим поэтом Испании, гордостью Гранады.
И затем, словно извиняясь за свое вторжение в семейный круг, Габриэль отступил, давая дорогу младшей сестре Изабелле. Та молча прижалась к груди брата, всхлипывая и пряча лицо в цветы, чтобы никто не видел ее слез. Федерико осторожно погладил ее волосы, потом обнял за плечи:
— Веди меня в дом, Изабелла. Я же еще должен поздороваться с нашим очагом. Как вы тут поживаете? Должно быть, все по-старому?
Но тут в разговор опять вмешался садовник Габриэль:
— Вы бы первым делом садом полюбовались! Сейчас самое цветенье.
— Да-да, пройдемтесь по саду,— согласился Федерико, чем окончательно растрогал Габриэля.
— Спасибо, сеньор! — сказал тот.— Я всегда за ним ухаживаю с мыслью о вас. Посмотрите на эти розы!
— И какой аромат! — отозвался Федерико.— Спасибо, Габриэль, за труды и память! Прекрасный вид! — продолжал он, остановившись на дорожке и с восхищением оглядывая великолепную панораму горного массива Сьерра-Невады с заснеженной макушкой Муласена посредине.— Какая красота! Какая прохлада! А запахи! Ах, Муласен! Мое заснеженное чудо!
У Габриэля от радости заблестели глаза, как будто он не только ухаживал за садом, но и соорудил, обсыпал снегом затянутый дымкой Муласен. Красота сада ели-
валась воедино с величавой панорамой гор. Пер$д домом все опять остановились, залюбовавшись красотой природы, и мать сказала:
— Ну как, Федерико?
— Я сам не свой от счастья! — воскликнул сын.— Отсюда меня никакими силами не вытащить. Мадрид теперь мне кажется раскаленной сковородкой, залитой прогорклым маслом. А душистые ветры Гранады вдохновляют и врачуют душу.
Мать пригласила завтракать, и все направились в столовую, только садовник Габриэль было отказался, сославшись на дела.
— Какие дела! — удивилась донья Висента.— Дела подождут! Федерико приехал, стало быть, у всех сегодня праздник, и у вас, сеньор Габриэль. Цветы польете вечером по холодку. Вы и так убрали сад на славу.
Габриэлю ничего не оставалось, как присоединиться к остальным членам семьи, занявшим место за столом с белоснежной скатертью. Посредине стояла ваза с розами. Все вокруг сверкало и блистало, и это само по себе говорило, что донья Висента с Изабеллой выжидании Федерико изрядно потрудились. Теперь они обе подавали на стол. Завтрак затянулся. У каждого на душе накопилось достаточно о чем поговорить, расспросить, рассказать. Дона Родригеса больше всего интересовало положение в Мадриде, об этом он наслушался столько разноречивых слухов, и Федерико пришлось пространно рассказывать о напряженной атмосфере в столице, об уличных демонстрациях, стычках. Слушая его, отец все больше мрачнел. Очень его взволновало известие о том, что из Мадрида в Гранаду вернулся Рамон Руис Алонсо.
— Фашистский прихвостень, нечистый на руку политикан! — воскликнул отец.— Мануэль, остерегайся его! Алонсо тебе никогда не простит, что ты стал алькальдом. И еще он тебя ненавидит за преданность республике. Уж наверное он что-то замышляет против нас. Не к добру это, не к добру! — заключил отец.
А мать, слушая его, горестно вздыхала. И Мануэль Монтесино снова успокаивал встревоженное семейство:
— Можете не волноваться, Гранада под моим контролем. Хозяин положения здесь я. В моем распоряжении значительный воинский контингент, он выполняет лишь мои приказы. А потому оставьте ваши страхи, спокойно живите, работайте.
Слова Монтесино отчасти достигли цели: все вроде бы успокоились, заговорили о повседневных делах. Возможно, семейство так и просидело бы за столом до вечера, если бы Конче не вздумалось пройтись до калитки и вынуть из почтового ящика местную газету «Идеал»; там ей попалось на глаза странное сообщение. Остановившись посреди столовой, Кончита вслух прочитала:
— «Сегодня из Мадрида к нам в город прибыл поэт Федерико Гарсиа Лорка».
Все замерли, будто громом пораженные. Первым опомнился Федерико:
— Зачем? Кому это понадобилось? Что за провинциализм! — проговорил он сердито.
— Интересно! — подал голос Монтесино.— Я более чем уверен: тут руку приложил твой попутчик Алонсо.
— Ящер! — негодовал Федерико.— Должно быть, он телеграфировал в редакцию с какой-нибудь станции.
— Похоже, что так,— согласилась Конча.— Он сотрудничает в этой газете. «Идеал» понемногу скатывается в фалангистское болото.
— Но с какой стати понадобилось давать такую информацию? — удивился Федерико.— Это же просто непорядочно. Не успел человек позавтракать, а про него уже раструбили на весь город. Я-то надеялся, здесь будет так же спокойно, как раньше. Проклятый ящер!
Задушевные разговоры за столом умолкли. Первым поднялся и, сославшись на занятость, ушел садовник Габриэль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187