— Жорж! — воскликнул я удивленно.— Георг Брозиньш! Быть того не может! Ты ведь сгорел, дорогой... Твой обгоревший ремень и кобура от пистолета хранятся в Музее революции.
— Не моя кобура, а твоя. Тогда, на фронте, после ранения ты на собачьей упряжке приехал в штаб полка, подарил мне пистолет с кобурой и велел дойти с ним до освобожденной Риги. Извини, что не дошел, не вышло!
— Понимаю, Жорж, ты сгорел. Сведения точные, твой самолет летел к партизанам, во время полета обледенел и врезался в гору. Все вы сгорели. Все одиннадцать.
Послышался тихий, хрипловатый смех.
— А мне рассказывали, что ты по пути в госпиталь истек кровью, умер. Наш общий друг подполковник Янис Рейнберг тебе письма слал во все госпитали. Почему не отвечал?
— Он же вскоре погиб, сражаясь в тылу врага, в батальоне лыжников. Великолепный человек, не правда ли? Герой Советского Союза.
— Звание ему присвоили посмертно. А ты не отвечал. Почему?
— Думал, не выдержу всего... Лучше уж пусть думает, что...— Я умолк, чувствуя, как задрожали мои руки. Закурил новую сигарету и продолжал: — Жорж, ты ведь понимаешь, иной раз лучше ничего не знать... Легче думать, что пропал без вести, чем потерять всякую надежду. Каким же ты выглядишь молодым!
— Я больше не старею. Таким навсегда и останусь..,
— У меня голову уже седая.
— Не сетуй! Радуйся жизни! Почему не танцуешь?
— Ранения, осколки... Ношу войну с собой изо дня в день.
Жорж снова засмеялся.
— Это неплохо. Здоровые забывают, какой ценой досталась нам победа.— Он пригнул у себя над головой ветвь олеандра, она коснулась его мягких желтоватых волос. Синие глаза сверкнули, но губы тронула грустная улыбка.— Эти олеандры разбередили мои воспоминания об Испании. Помнишь последний Новый год в Валенсии?
— Разве такое забывается? Юнцом ты тогда был, студентом, а я вполне зрелым гимназистом-старшеклассником. Мы же* с тобой почти одногодки. А тогда, в канун праздника, с южного фронта вернулись, и валенсийские студенты пригласили нас в гости. Ну и танцевали же мы! Помнишь?
— А те два Новых года в концлагерях во Франции? — спросил Жорж.
— Они были слишком тяжелы,— ответил я.— Не хочется вспоминать.
— А голод в ленинградскую" блокаду? — странно, но он улыбался и не отставал от меня.— Помнишь?
— Да,— подтвердил я и вдруг сам прыснул со смеху.— Как же, помню, у танкистов была маленькая собачонка, и мы решили ее поймать и съесть. Но, сожрав семь кружочков колбасы4— трехдневную норму семерых человек,— наша жертва улизнула, деру дала, негодница. Порасторопней оказалась, чем бульдог начальника концлагеря во Франции: того кобеля нам удалось-таки слопать в Новый год.
И у Жоржа вырвался негромкий сухой смешок. Он взглянул на стенные часы и серьезно произнес:
— Скоро двенадцать. Давай выпьем по бокалу шампанского, а? За борьбу, победу, за жизнь...погоди, сейчас принесу...— и я помчался в буфет, Когда же вернулся, часы били двенадцать. Выстрелив,
пробка взлетела под потолок, до самых лампочек. Рядом в зале гремела настоящая канонада. Я наполнил бокалы и, подняв свой, закричал:
— За борьбу, победу, за жизнь!
Моего боевого товарища за столом уже не было. В его бокале искрилось вино и медленно опадала пена, словно шампанское пили чьи-то невидимые губы. И мне показалось, что Жорж, как и сотни, тысячи, миллионы погибших, продолжает жить. Во мне и во многих других.
АНТИРАССКАЗЬ]
АНТИРАССКАЗ
В последнее время филологов и критиков волнует важная проблема. Какая именно? Определить ее можно одним словом — антироман. Что же такое антироман? А это роман, который порывает с наследием крассического романа, с его сюжетом, композицией и привычной нам системой образов. Надо сказать, и поэзия не отстала от прозы: в ней появился антипунктуациализм. Сторонники этого течения пишут стихи без знаков препинания, утверждая, что поэзия такого рода гораздо эмоциональней и доходчивей.
Один незаурядный сапожных дел мастер, страстный поклонник новой поэзии, заявил мне, что знаки препинания мешают ему воспринимать содержание, поскольку он с ними, со знаками препинания, еще со школьной скамьи не в ладах. Какие-то черточки, закорючки, точки, расставленные то в ряд, то друг на дружке, а то еще сверху колбаску прилепят... Тот же сапожник поделился со мной планами создания нового вида обуви — антибашмаков. По замыслу автора, это должны быть башмаки без подошв: обувшись в них, поэт сможет беспрепятственно ощущать тепло родной земли.
Желая шагать в ногу со временем, и я решил создать нечто в новом духе, а именно — антирассказ в противовес охотничье-рыболовным рассказам. В отличие от них мой рассказ будет основан на достоверных фактах.
Вы спросите, к чему такой антирассказ? Сейчас объясню. Любое слово из уст охотника и рыболова люди воспринимают как заведомую небылицу. Они отказываются верить даже правдивым происшествиям. Правдивым, но необычайным, которые жизнь преподносит нам на каждом шагу.
Возьмите, к примеру, меня. Со мной случалось множество курьезов, когда же я пытался о них рассказывать, все принимали их за охотничье-рыболовные небылицы. Там, где надо плакать, твой собеседник смеется тебе в глаза и говорит:
— Ну и здорово загнул!
Вскоре после войны я, бывший снайпер, твердо решил посвятить досуг охоте. С этой целью купил высокие резиновые сапоги, запасся рюкзаком для дичи. Купил, конечно, ружье, патроны и прочие принадлежности.
Первая охота, в которой я принял участие, была на лося. Лесник расставил нас длинной цепью. Я оказался в самом конце ее. Зарядив ружье картечью, стал ждать, когда загонщики поднимут зверя.
Вдруг с другого конца цепи донесся выстрел, за ним еще и еще. Пальба постепенно приближалась. От волнения у меня задрожали руки. Мне казалось, я слышу, как сохатый продирается сквозь чащу, вот-вот появится передо мной, и я свалю его метким выстрелом. И правда, за кустом мелькнуло что-то белесое. Я вскинул ружье — грянул выстрел. Отдача была до того сильна, что я едва удержался на ногах. Над кустом взмыло облачко пуха, и — никаких признаков жизни. Выхватив охотничий нож, я на цыпочках направился к убитому зверю. Каково же было мое удивление, когда на том месте я обнаружил всего-навсего заячий хвост. Опершись на дымящийся ствол, я раздумывал, как могло случиться, что от целого зайца мне достался только хвост. Поразмыслив, я пришел к такому выводу: поскольку все охотники стреляли картечью, то, пока заяц добежал до меня, от него остался только пушистый хвостик.
На той же охоте произошел и более прискорбный случай. Один из охотников по недосмотру всадил заряд дроби в зад моему приятелю. Мы, конечно, тут же уложили пострадавшего в машину и отправили в больницу, где хирург в течение двух недель извлекал у него свинцовые шарики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187