Иногда их темные полушария совсем скрывались под водой, потом вновь всплывали, совсем как дельфины. С той лишь разницей, что в дельфинах нет взрывчатки. Дельфины не взрываются, и дельфинов нечего бояться.
До маяка мы добрались благополучно. Но отец совсем не обрадовался, увидев нас.
«Что это вам взбрело в голову в такое время выйти в море?» — сказал он.
«Но ведь море спокойно»,— возразил я.
«Море-то спокойно! — пробурчал отец.— Ладно, отдохните, погрейтесь и обратно — домой».
«А мы не замерзли и нисколько не устали»,— сказал я, хотя в то апрельское утро на море было прохладно и у меня мурашки по спине бегали.
«Свэн, мы приехали за тобой»,— объявила мать.
Отец рассердился:
«За мной? Как же я без разрешения покину свой пост? Меня же за это посадят».
Мать всхлипнула:
«Начинается война. В море уже выброшены мины. Ты должен вернуться домой. Что мы одни, без тебя, будем делать?»
«Если все запрутся дома, кто же будет воевать?» — воскликнул отец.
«Как же ты собрался воевать? — сказала мать.— У тебя ведь ничего нет, даже ружья...»
Но отец не поддавался никаким уговорам:
«Я домой не поеду, понятно? Не имею права покинуть маяк. Я должен остаться. Я знаю, что мне делать. И без ружья обойдусь... Домой! Я еще ни разу не сдавался. А уж фашистам и подавно не сдамся, этим выродкам! Нет, мои милые! Ни за что! Никогда, слышите, никогда!..»
Мать горько заплакала. Отец взял ее под руку и увел в каюту. О чем они говорили там, не знаю. Она, наверное, еще пыталась уговорить отца, чтобы он возвращался вместе с нами. А мне совсем не хотелось возвращаться. Я гордился отцом. Он решил воевать так же, как отец Пэра. Я останусь на маяке и буду сражаться вместе с ним!
О своем решении я тут же сообщил отцу, но он отругал меня. Ну куда мне воевать, такому карапузу! Я, видите ли, должен сидеть дома, помогать матери и поскорей расти.
Просто смех берет! Он рассуждал так, как будто я был маленький! А мне ведь было пятнадцать, полных пятнадцать лет. Я умел ходить по компасу, разобрать и собрать мотор, выполнить любую работу. И нате вам — сиди дома, расти большой! Меня это так заело, что я не выдержал и все это высказал отцу. Он, конечно, не принял моего протеста всерьез. Единственное, что он позволил нам с матерью,— провести ночь на маяке, чтобы утром чуть свет отправиться обратно.
«Может, я сам вас завтра доставлю домой,— добавил он загадочно.— Там будет видно».
Но завтрашний день не предвещал ничего хорошего. Едва сгустились сумерки и на мачте вспыхнули огни, в каюту прибежал радист и сообщил, что началось фашистское вторжение в Данию. Правительство призвало не сопротивляться захватчикам.
«Как — не сопротивляться?! — заревел отец, яростно грохнув кулаком по столу.— Не сопротивляются только трусы и предатели!»
Мать снова заплакала. У меня от волнения задрожали ноги. Значит, началась война!
Отец метался по каюте точно разъяренный зверь.
«Не согласен! Они трусы, предатели! — Он подошел к радисту, взял его за плечи и заговорил почти умоляющим голосом: — Ведь вы же не сдадитесь, правда? Вы ведь тоже... встанете на защиту родины».
«Сдаться без боя — это подло!» — воскликнул радист.
«Правильно, голубчик! — одобрил отец.— Я сейчас
же прикажу вывезти на берег лишних людей. Мы потушим огни, поднимем якорь и отправимся в Швецию. Передайте по радио на береговой маяк, чтобы они там тоже потушили огни. Пусть попробует сунуться сюда фашистский флот — разобьется в пух и прах на подводных скалах и мелях».
Радист поспешно вышел. Мать осталась в каюте, заливаясь горькими слезами, а мы с отцом выбежали на палубу. Но сторож маяка отказался погасить огни.
«Меня посадят за решетку! — кричал он.— Меня расстреляют!»
«Да кто тебя посмеет посадить? На страну напали враги. Мы не имеем права указывать им дорогу к нашим берегам. Свет нужно погасить! Я тебе приказываю!»
Сторож махнул рукой в сторону берега, где горели огни прибрежного маяка.
«У них-то горит!»
Но в этот момент прожекторы дальнего маяка погасли.
«И у них погасло!» — радостно воскликнул отец.
Сторож молча ушел, и скоро наш корабль окутала беспросветная темнота. Тем временем спустили лодки, завели моторы. Те, кто покидал маяк, рассаживались по моторкам. На корабле остались мри родители, я, сторож, один из штурманов, механик и радист. Остальные, простившись с нами, отправились к родным берегам. А наш корабль, подняв якоря, с потушенными огнями взял курс на Швецию.
И опять я всю ночь не мог заснуть от волнения. С отцовским биноклем в руках я стоял на капитанском мостике, наблюдая за морем — не покажутся ли вражеские корабли?
Ночью к отцу пришел сторож маяка. Вид у него был очень расстроенный.
«Может, нам стоит на мачте зажечь сигнал, что мы не на своем месте?» — сказал он отцу.
Я знал по рассказам отца, что в случае аварии или во время бури, когда плавучий маяк срывается с якорей, на его мачте поднимают сигнал «Мы не на своем месте!» — чтобы не сбить с толку корабли. Но отец набросился на сторожа:
«Мы на своем месте, понятно? Мы на посту, мы боремся. Никаких сигналов противнику! Мы будем идти самыми опасными мелями. И пусть посмеют к нам приблизиться — костей не соберут...»
Да, у меня был настоящий отец! Что бы сказал Пэр, если бы он слышал?
На рассвете я увидел три военных корабля, шедших прямо на нас. Я бросился к отцу.
«Вижу, вижу,— сказал он.— Они давно нас преследуют. Я хочу их заманить подальше. Здесь страшные мели. Здесь-то они и свернут себе шею».
Корабли быстро настигали нас. И вдруг один из них накренился и задрал нос. Тот, который шел за ним, не успел вовремя застопорить и врезался в него. Послышался взрыв. Корабли скрылись в облаке дыма и пара.
«Попались! — радостно воскликнул отец и скомандовал: — Полный вперед!»
Отец сменил штурмана. Наш плавучий маяк, петляя между мелями, пытался оторваться от противника и приблизился к берегу.
В штурвальную рубку вбежал радист.
«Противник сигнализирует: «Остановитесь!»
«Полный вперед!» — повторил отец.
В этот момент небо содрогнулось от страшного взрыва, словно по нему полоснули огромным мечом. .Это заговорила тяжелая артиллерия военного корабля. Первые снаряды падали на значительном расстоянии слева от нас. Они взрывались с глухим шумом, выбрасывая белые фонтаны воды и черные осколки стали, которые через некоторое время падали обратно в море.
«Нильс! — крикнул отец.— Зови мать, и вместе на моторке к берегу!»
Мне было страшно, но я не хотел оставлять отца. Я сказал:
«Никуда я не поеду, я останусь с тобой...»
Тут опять раздался грохот. На этот раз снаряды легли совсем близко. Рухнула мачта с флагом.
Отец схватил меня за руку и силком втащил в лодку. Из каюты вышла мать с перекошенным от ужаса лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
До маяка мы добрались благополучно. Но отец совсем не обрадовался, увидев нас.
«Что это вам взбрело в голову в такое время выйти в море?» — сказал он.
«Но ведь море спокойно»,— возразил я.
«Море-то спокойно! — пробурчал отец.— Ладно, отдохните, погрейтесь и обратно — домой».
«А мы не замерзли и нисколько не устали»,— сказал я, хотя в то апрельское утро на море было прохладно и у меня мурашки по спине бегали.
«Свэн, мы приехали за тобой»,— объявила мать.
Отец рассердился:
«За мной? Как же я без разрешения покину свой пост? Меня же за это посадят».
Мать всхлипнула:
«Начинается война. В море уже выброшены мины. Ты должен вернуться домой. Что мы одни, без тебя, будем делать?»
«Если все запрутся дома, кто же будет воевать?» — воскликнул отец.
«Как же ты собрался воевать? — сказала мать.— У тебя ведь ничего нет, даже ружья...»
Но отец не поддавался никаким уговорам:
«Я домой не поеду, понятно? Не имею права покинуть маяк. Я должен остаться. Я знаю, что мне делать. И без ружья обойдусь... Домой! Я еще ни разу не сдавался. А уж фашистам и подавно не сдамся, этим выродкам! Нет, мои милые! Ни за что! Никогда, слышите, никогда!..»
Мать горько заплакала. Отец взял ее под руку и увел в каюту. О чем они говорили там, не знаю. Она, наверное, еще пыталась уговорить отца, чтобы он возвращался вместе с нами. А мне совсем не хотелось возвращаться. Я гордился отцом. Он решил воевать так же, как отец Пэра. Я останусь на маяке и буду сражаться вместе с ним!
О своем решении я тут же сообщил отцу, но он отругал меня. Ну куда мне воевать, такому карапузу! Я, видите ли, должен сидеть дома, помогать матери и поскорей расти.
Просто смех берет! Он рассуждал так, как будто я был маленький! А мне ведь было пятнадцать, полных пятнадцать лет. Я умел ходить по компасу, разобрать и собрать мотор, выполнить любую работу. И нате вам — сиди дома, расти большой! Меня это так заело, что я не выдержал и все это высказал отцу. Он, конечно, не принял моего протеста всерьез. Единственное, что он позволил нам с матерью,— провести ночь на маяке, чтобы утром чуть свет отправиться обратно.
«Может, я сам вас завтра доставлю домой,— добавил он загадочно.— Там будет видно».
Но завтрашний день не предвещал ничего хорошего. Едва сгустились сумерки и на мачте вспыхнули огни, в каюту прибежал радист и сообщил, что началось фашистское вторжение в Данию. Правительство призвало не сопротивляться захватчикам.
«Как — не сопротивляться?! — заревел отец, яростно грохнув кулаком по столу.— Не сопротивляются только трусы и предатели!»
Мать снова заплакала. У меня от волнения задрожали ноги. Значит, началась война!
Отец метался по каюте точно разъяренный зверь.
«Не согласен! Они трусы, предатели! — Он подошел к радисту, взял его за плечи и заговорил почти умоляющим голосом: — Ведь вы же не сдадитесь, правда? Вы ведь тоже... встанете на защиту родины».
«Сдаться без боя — это подло!» — воскликнул радист.
«Правильно, голубчик! — одобрил отец.— Я сейчас
же прикажу вывезти на берег лишних людей. Мы потушим огни, поднимем якорь и отправимся в Швецию. Передайте по радио на береговой маяк, чтобы они там тоже потушили огни. Пусть попробует сунуться сюда фашистский флот — разобьется в пух и прах на подводных скалах и мелях».
Радист поспешно вышел. Мать осталась в каюте, заливаясь горькими слезами, а мы с отцом выбежали на палубу. Но сторож маяка отказался погасить огни.
«Меня посадят за решетку! — кричал он.— Меня расстреляют!»
«Да кто тебя посмеет посадить? На страну напали враги. Мы не имеем права указывать им дорогу к нашим берегам. Свет нужно погасить! Я тебе приказываю!»
Сторож махнул рукой в сторону берега, где горели огни прибрежного маяка.
«У них-то горит!»
Но в этот момент прожекторы дальнего маяка погасли.
«И у них погасло!» — радостно воскликнул отец.
Сторож молча ушел, и скоро наш корабль окутала беспросветная темнота. Тем временем спустили лодки, завели моторы. Те, кто покидал маяк, рассаживались по моторкам. На корабле остались мри родители, я, сторож, один из штурманов, механик и радист. Остальные, простившись с нами, отправились к родным берегам. А наш корабль, подняв якоря, с потушенными огнями взял курс на Швецию.
И опять я всю ночь не мог заснуть от волнения. С отцовским биноклем в руках я стоял на капитанском мостике, наблюдая за морем — не покажутся ли вражеские корабли?
Ночью к отцу пришел сторож маяка. Вид у него был очень расстроенный.
«Может, нам стоит на мачте зажечь сигнал, что мы не на своем месте?» — сказал он отцу.
Я знал по рассказам отца, что в случае аварии или во время бури, когда плавучий маяк срывается с якорей, на его мачте поднимают сигнал «Мы не на своем месте!» — чтобы не сбить с толку корабли. Но отец набросился на сторожа:
«Мы на своем месте, понятно? Мы на посту, мы боремся. Никаких сигналов противнику! Мы будем идти самыми опасными мелями. И пусть посмеют к нам приблизиться — костей не соберут...»
Да, у меня был настоящий отец! Что бы сказал Пэр, если бы он слышал?
На рассвете я увидел три военных корабля, шедших прямо на нас. Я бросился к отцу.
«Вижу, вижу,— сказал он.— Они давно нас преследуют. Я хочу их заманить подальше. Здесь страшные мели. Здесь-то они и свернут себе шею».
Корабли быстро настигали нас. И вдруг один из них накренился и задрал нос. Тот, который шел за ним, не успел вовремя застопорить и врезался в него. Послышался взрыв. Корабли скрылись в облаке дыма и пара.
«Попались! — радостно воскликнул отец и скомандовал: — Полный вперед!»
Отец сменил штурмана. Наш плавучий маяк, петляя между мелями, пытался оторваться от противника и приблизился к берегу.
В штурвальную рубку вбежал радист.
«Противник сигнализирует: «Остановитесь!»
«Полный вперед!» — повторил отец.
В этот момент небо содрогнулось от страшного взрыва, словно по нему полоснули огромным мечом. .Это заговорила тяжелая артиллерия военного корабля. Первые снаряды падали на значительном расстоянии слева от нас. Они взрывались с глухим шумом, выбрасывая белые фонтаны воды и черные осколки стали, которые через некоторое время падали обратно в море.
«Нильс! — крикнул отец.— Зови мать, и вместе на моторке к берегу!»
Мне было страшно, но я не хотел оставлять отца. Я сказал:
«Никуда я не поеду, я останусь с тобой...»
Тут опять раздался грохот. На этот раз снаряды легли совсем близко. Рухнула мачта с флагом.
Отец схватил меня за руку и силком втащил в лодку. Из каюты вышла мать с перекошенным от ужаса лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187