Впрочем, за елочками плохо было видно чем он там занимается. Эрайн велел оттащить певца подальше от лагеря, до пояса его раздеть, разложить на плаще (кушать подано!), а всем зевакам идти и заниматься своими делами (он так и выразился). Самое обидное, что меня он тоже причислил к зевакам. Я пару раз прошлась мимо них – за водой и набрать немного грибов для похлебки – но ничего любопытного не усмотрела, кроме обрывков бинтов, живописно вокруг раскиданных. Пепел лежал пластом, а мантикор, низко над ним склонившись, что-то делал когтистыми ручищами, и со стороны казалось что он медленно и со смаком разбирает нашего поэта на кусочки как сваренную для холодца свиную ногу. Пепел, кстати, не высказал ни малейшего страха, когда его, полуголого, уложили на плащ и подпустили вплотную утыканное лезвиями чудовище. Он и сейчас молчал.
Я потопталась, потом окликнула:
Эрайн.
Не мешай.
Ужин готов. Может, прерветесь?
Хочешь здорового приятеля? Отстань и займись чем-нибудь полезным.
Я вернулась в лагерь. Ратер уже снял исходящий паром котелок и помешивал варево оструганной палкой. Мораг, как и положено принцессе, бездельничала, развалясь на охапке веток по ту сторону костра, чистила ногти кинжалом и скалила зубы. Пока было светло она, как и обещала, гоняла Кукушонка в хвост и гриву, совершенно парня не жалея. Он извалялся в траве, на руках его темнели синяки, а костяшки пальцев распухли. Но он раз за разом поднимался, не жаловался, хоть и шипел сквозь зубы, и не просил остановиться. Принцесса сама поняла, что хватит. Хотя, по-моему мнению, позновато поняла. До разбитых рук можно было не доводить.
– Малыш придет ужинать? – спросил Ратер.
– Когда долечит. Просил не беспокоить. Надо оставить им горячего.
– Такой зверюге как мантикор, этой жижицы, – Мораг кивнула на котелок, – на один глоток. Если он овцу за раз лопает…
– У нас есть хлеб и сыр, – сказала я. – Много. Для него покупали.
– Это не жижица, госпожа моя принцесса, – мягко поправил Ратер. – Это кулеш. Довольно густой.
– Серо-буро-малиновое и булькает – это кулеш? Ну-ну. Я в болоте такое видела, там тоже кулеш?
Впрочем, миску она все-таки протянула.
– В болоте – холодное, – рассудительно заметила я, ломая булку. – А тут – горячее. К тому же пахнет лучше.
– Каррахна! – Мораг облизала ложку. – На вкус не так страшно как на вид. Ладно, согласна. Это кулеш.
– Миледи, вот давно хотела тебя спросить: а что такое «каррахна»?
– А! – Мораг выловила из миски какую-то черную скрюченную козюльку и подняла бровь. – Хм… Прежде пусть рыжий ответит – что это такое?
– Гриб, – буркнул Ратер. – Подосиновик. Хороший гриб.
– Не бойся, миледи, если что – Малыш тебя вылечит.
– Если вы меня отравите, негодяи, вас уже никто не вылечит. Потому что я вас убью обоих.
Мораг отправила козюльку в рот и принялась задумчиво жевать.
– Так что такое «каррахна», миледи?
– У одного святого отца подцепила, – ухмыльнулась Мораг. – Приезжал к нам пару лет назад высокий чин из Южных Уст. Благолепный – страсть. Аж светится. Сказал, что во мне бесы сидят, потащил в церковь, отчитывал трое суток без передышки. Я паинькой за ним пошла, все делала как он велел. Не потому что в бесов поверила, а потому что Найгерт просил. Раз Герт просит – потерплю, ладно уж. Для очистки совести. Ну вот, трое суток как на посту. Святой отец читает, я на коленках стою. Не жрали совсем, пили только воду святую, погадить в притвор бегали, представьте. Спали тут же, на полу, по полчетверти в сутки. За приделы храма – ни ногой. Он охрип, у меня на коленях мозоли кровавые. Сил – никаких, одна злость осталась. Не могу больше, говорю, хватит, святой отец. Он читает. Я говорю – вина, что ли, дай, да и сам выпей, на ногах ведь не стоишь. Он читает. И так меня что-то с этого переклинило, помрачение нашло, не помню что делала. Витражи я там что ли побила, свечки посшибала… тумбу с чашей для воды своротила… потом в город ушла. Потом Герт меня из загула вытащил, домой привел. Велел перед святым отцом извиниться. Ну, раз брат просит, от меня не убудет – я пошла, извинилась. Бесы, говорю, святой отец, растак их и разэдак. Он на меня посмотрел, головой покачал, и сказал в сердцах: «Каррахна! Надо было тебя связать!» Я потом спросила у старого Подре Раскиньо, который еще с матерью из Андалана приехал. Подре меня и просветил: мертвый, говорит, это андалат, «каррахна», говорит, все равно что «карай» на современном. Ругательство матерное крепкое. Мне понравилось. Звучно так, и глубоко исторично. Через века прошло словечко. – Мораг негромко рассмеялась. – Говорят, не дело принцессе сквернословить как матрос. Что ж, буду сквернословить по-церковному, на том языке, на котором псалмы поют.
Она привычно потерла ключицы и вернулась к еде.
– Душевный святой отец тебе попался, миледи. Нас таким словам в монастыре не учили. – Я пошуровала ложкой и тоже выудила из каши козюльку, еще более устрашающего вида, чем у Мораг. – Высокое Небо, во что превращаются порядочные грибы в умелых руках!
– Сама будешь стряпать в следующий раз.
– Ладно тебе, – неожиданно вступилась за Ратера принцесса. – Вкусно ведь, что еще надо? В иных шикарных заведениях знаешь как бывает? Перьев цветных понатыкают, карамелью обольют, пряностью обсыплют, а на вкус – дерьмо дерьмом. «Фазаны засахаренные с розмарином в кисло-сладком соусе», драконидская вроде как кухня, дрянь невероятная.
– У нас своя кухня, да, братишка? «Грибы в ужасе», «Гмазь разноцветная»…
– Сама будешь стряпать, говорю!
– Ну, гмази я вам настряпаю сколько угодно.
– Малявка наказана за злоехидство. Пойдешь посуду мыть.
– Какого лешего? Это ты у нас, миледи, зубоскалишь по чем зря. Я только бледная тень…
– Вот-вот. Кишка тонка, а туда же. – Мораг сыто вздохнула и похлопала себя по животу. – Вкусно, рыжий. У нас есть чем горло прополоскать? Тащи сюда.
Хлебной коркой я подобрала остатки кулеша и повернула миску к свету. И так чистая, зачем ее еще мыть? Ратер передал принцессе мех с вином, и высочество присосалось к горлышку.
– Фууух! Ничего, кисленькое такое… – Мораг опустила мех. – Вопрос созрел: что это за нечисть о которой все говорят? Я не про мантикора, я про горгулью. Малявка, ты наверняка знаешь что это за тварь.
– Это полуночная тварь. – Ага, держи карман, щасс признаюсь. – Прилетела на помощь дракону.
– Мантикору?
– Дракону. Малыш, он… как бы един в двух лицах.
– Как это? – Ратер взял протянутый принцессой мех и забыл про него.
Я рассказала – как это. Принцесса и Кукушонок хором присвистнули.
– Тварюка из преисподней так и будет вокруг нашего Малыша ошиваться? – забеспокоился Ратер.
– Полночь – не преисподняя. И вряд ли горгулья заявится снова. Ты ее здорово шуганул, братец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198