– Теренс, я скажу это только один раз.
– Что?
Похоже, он всерьез разозлился. Я продолжил:
– Бросьте этот тон. Не смейте никогда разговаривать со мной, как с гребаным слугой. Попробуйте еще раз – останетесь без передних зубов.
Когда мы вышли из ресторана, Бойл вручил мне свою карточку. На ней значились его имя и три телефонных номера. Я поднял глаза:
– Чем вы занимаетесь?
– Компьютерное обеспечение.
– Это что, ответ?
– Для моего поколения вполне ясный.
Я решил не заводиться:
– Ладно, но я считаю, что вы зря тратите время и деньги.
Теренс слегка улыбнулся и заметил:
– Познакомьтесь с Кирстен – тогда поговорим.
– Ладно, деньги ваши.
– И не забывайте об этом.
Он исчез, прежде чем я успел среагировать.
Когда я шел к Шоп-стрит, кто-то дернул меня за рукав. Я повернулся и оказался лицом к лицу со своей матерью. Она наша признанная мученица, которую Бог облагодетельствовал сыном-пьяницей. Чем глубже в унитаз я падаю, тем лучше ей становится. Мой отец был хорошим человеком, а она обращалась с ним как с грязью. Когда он умер, горевать она начала всерьез и надолго.
Мать запрыгнула во вдовьи одежки и проводила каждый час в церкви или на кладбище, публично оплакивая свою потерю. Люди ее типа обычно находят священника, который постоянно за ними следует. У нее в последние годы эскортом служил святой отец Малачи, козел, каких поискать. Даже в других обстоятельствах я бы никогда его не полюбил, но в качестве заложника матери я его ненавидел и презирал. Во время нашей последней встречи он прокричал:
– Ты сведешь свою мать в могилу.
Я выдержал паузу и спросил:
– Могу я иметь письменное этому подтверждение?
Священник едва не подавился, лицо его стало багровым.
– Да ты… Да ты… По тебе ад плачет.
Ну кто сказал, что золотые дни духовенства позади?…
Моя мать сказала:
– Я видела тебя у церкви Августинцев. Ты был на мессе?
– Это вряд ли.
Ее глаза были все того же гранитного оттенка. Когда на тебя так смотрят, ты понимаешь, что милосердие даже не стоит в повестке дня. Правда, иногда мать снова начинала стонать. Как, например, сейчас:
– Сынок, я совсем тебя не вижу.
– Никогда не спрашивала себя – почему?
– Я ежедневно за тебя молюсь, ставлю свечку во время мессы.
– Зря стараешься.
Она попыталась принять обиженный вид, но ничего у нее не вышло, и она сердито изрекла:
– Ты моя плоть и кровь.
Пришел мой черед вздохнуть. Определенно, это заразно.
– Ты что-нибудь еще хотела сказать, мама?
– У тебя жестокое сердце, Джек. Разве мы не можем с тобой выпить по чашке чая, как цивилизованные люди?
Я взглянул на часы:
– Я опаздываю на встречу. Мне пора.
– Я много болела.
– Охотно верю.
– В самом деле, сынок?
– Разумеется, у тебя же не было ни одного приличного дня за всю твою поганую жизнь.
Я повернулся и пошел прочь. Без сомнения, отец Малачи скоро обо всем узнает в подробностях. Сердце у меня колотилось, я чувствовал, как дрожат руки. Около отеля «Империал» пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Мужик, с которым я был знаком, поднимался по ступенькам и предложил:
– Пинту не желаешь, Джек?
Я ничего не желал так сильно, но ответил:
– Нет, спасибо, в другой раз.
– Уверен?
– Пожалуй.
На следующий день я выбросил костюм. Пошел в «Сент Винсент де Поль» и купил там блейзер, серые брюки и несколько белых рубашек. Вернулся в гостиницу и примерил покупки. Неплохо, явный прогресс. Сидевшая в вестибюле миссис Бейли воскликнула:
– Надо же! Вы замечательно выглядите.
– Вы так думаете?
– Точно. Новая женщина?
– Некоторым образом.
– Подождите минутку.
Она исчезла и вернулась с темным вязаным галстуком. Сообщила:
– Галстук принадлежал моему мужу.
– Я не могу его взять.
– Разумеется, можете. Теперь стойте спокойно.
Миссис Бейли повязала мне галстук и заметила:
– Теперь вы просто красавец.
– Благодарю.
На площади я сел в автобус. У Доменик-стрит он сломался, и я подумал: какого черта, мне полезно пройтись пешком.
У Найл-лодж я сверился с адресом, который дал мне Теренс, и начал подниматься по Тейлорз Хилл. Можно было не сомневаться, здесь жили люди с деньгами. Я прошел мимо гостиницы «Ардилон» и наткнулся на ирландские ворота. Толкнул створки и оказался на длинной, обсаженной деревьями подъездной дорожке. Меня поразила тишина. Как в деревне. Затем показался дом, трехэтажный особняк, окна которого были увиты плющом. Я подошел к входной двери и позвонил.
Через несколько минут дверь открыла женщина:
– Да?
Английский акцент с примесью ирландского. Она была неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. У нее были темные волосы до плеч и лицо, которое собиралось стать симпатичным, но так и не стало. Возможно, виноваты в том глаза, немигающие. Курносый нос и полные губы. У дамы был вид недавно сильно похудевшего человека. Не изможденный, но определенно слишком сухопарый. Я улыбнулся:
– Миссис Бойл?
Женщина посмотрела на меня в упор и ответила:
– Да.
– Я друг вашего мужа.
– Были другом.
– Простите?
– Время неправильное – он умер.
– Ох… Мне очень жаль.
– Хотите зайти?
– Да, благодарю вас.
Я последовал за ней, наблюдая, как подпрыгивают ее ягодицы. Даже почувствовал зачатки интереса. В доме было полно картин. Не знаю, хорошие они были или так себе, но от них разило богатством. Хозяйка провела меня в гостиную: сплошное темное дерево. Огромное окно выходило в сад.
– Садитесь.
Я опустился в поношенное кресло, попытался собраться с мыслями. Миссис Бойл первой нарушила недолгое молчание:
– Выпить хотите?
– Воды, если можно.
Она остановилась на пути к переполненному бару, выставив бедро, и заметила:
– А я приняла бы вас за пьющего человека.
Хозяйка умудрилась придать слову «приняла» особую сексуальность. Я ослабил узел галстука и выдохнул:
– Бывало.
Она кивнула:
– А… Ну а я выпью «отвертку».
– Что?
– Водка и апельсиновый сок. В это время самое подходящее.
– Верю на слово.
Миссис Бойл потерла руки. Я знал, это реакция на действие амфетамина. Я смотрел, как женщина наливает себе выпивку. У нее были быстрые движения опытного выпивохи. Она подняла бутылку:
– «Столичная».
– Снова верю на слово.
– Вы фильмы смотрите?
– Конечно.
– Если там Джулия Роберте или кто-нибудь вроде нее заказывает выпивку, так это обязательно «Столичная» со льдом.
– Буду иметь в виду.
Миссис Бойл слегка улыбнулась, хотя ей явно не было смешно. Затем насыпала лед в бокал и щедро налила туда водки. Моим любимым звуком всегда было и будет звяканье льда в напитке. Но для алкоголика, решившего завязать, это наравне с пыткой, сигнал отчаяния.
– Откуда вы знаете Фрэнка?
Я настолько отвлекся, что не понял, кого хозяйка имеет в виду, пока та не добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45