С облегчением.
– Нет. Я тебе не изменяю. – Хэл посмотрел мне прямо в глаза, будто подначивал: попробуй не поверить!
Я вам уже говорила про его глаза? Глаза киногероя, которому инстинктивно хочется доверять. Ярко-голубые, честные.
– Правда?
– Конечно. Я не обманываю тебя, Джу!
В его голосе зазвучали нежность и теплота, словно Хэл наконец осознал, чего я натерпелась. Он протянул руку и коснулся моей щеки. А я в ту минуту с ужасом поняла, чего могла лишиться. Как близка была потеря. Но теперь все будет хорошо.
– Спасибо, милый! – Я взяла его ладонь и прижалась к ней губами. – Прости, прости!
Я села на пол и благодарно прислонилась к мужу, пристроила голову на его колено и наслаждалась моментом. Абсолютно счастливая.
– Ну а если бы… если представить… что я правда завел роман. Что бы ты сделала? – спросил Хэл.
У меня снова оборвалось сердце.
– Простила бы, – быстро сказала я. – Простила бы и попробовала все забыть. Я уже так решила. Неважно, что бы ты мне ответил.
– Впечатляет. – Хэл положил ладонь мне на лоб и запрокинул мою голову. Потом заглянул мне в лицо и сказал тихо, будто про себя: – Вряд ли я смог бы сделать то же для тебя.
Меня кольнуло разочарование, и я побыстрей нашла себе занятие: стала собирать с пола остриженные ногти, эти мертвые кусочки Хэла.
– Ладно, теперь уже это не имеет значения. Я тебя понимаю.
Раздавшийся голос совсем не походил на голос Хэла. Но шел он от Хэла. Голос сказал:
– Все равно я сегодня с этим покончил. Меньше часа назад. Я с ней порвал. Все, конец. Если б ты не спросила, то никогда бы и не узнала.
Не то чтобы я много понимала в сексе, но одно знаю точно: ничто так, как секс, не помогает заново прочувствовать красоту мира. По крайней мере, на время.
Через полчаса после того, как муж обрушил на меня известие о своей «завершенной» интрижке на стороне, он уже спал сном младенца. Я лежала рядом, с мокрыми глазами и липкими бедрами, и чувствовала себя опустошенной и обнадеженной одновременно. Я простила Хэла, и мы помирились. В постели нам было хорошо. Мы оба достигли оргазма, что показалось мне хорошим знаком.
– Помираю с голоду! – вздохнул Хэл. Проснувшись, он погладил ногой мою ногу, как делал всегда. Мне стало больно – и не только потому, что у его подстриженных ногтей были острые края. Болью отозвалась близость, такая сладко-привычная, такая вдруг бесценная.
– Тебе бы понравилась Линда, – жизнерадостно сообщил Хэл, садясь в постели и нащупывая мобильник.
Линда – это та, другая. Судя по всему, сотрудница. После секса Хэла потянуло на признания. Теперь ему нечего было бояться. Все прошло и быльем поросло. Он получил полное отпущение грехов.
– Она милая девочка. И забавная. При других обстоятельствах вы бы…
– Не надо подробностей, Хэл, – оборвала я. – Давай обойдемся без этого.
– Подумаешь, – недовольно буркнул он и натянул футболку. – Теперь это часть нашей жизни. К чему притворяться, что ее нет?
– Это часть твоей жизни. Я эту девушку ни разу не видела!
– Видела. На рождественском банкете. Между прочим, она сказала, что ты ей нравишься. Симпатичная у тебя жена, говорит. Я бы, говорит, душу продала за такие волосы.
Слишком много деталей. Я не хотела их слышать. Знала, что все они застрянут у меня в памяти и из них сложится вся картина. Я не хотела видеть эту картину.
– Не помню, – сказала я.
– Да все ты помнишь. Высокая такая, похожа на одну из героинь в «Друзьях»…
– Пойду приму душ. – Я выпрыгнула из кровати.
Меня преследовал взгляд Хэла. Недобрый взгляд. Чтобы не встречаться с ним, я все мокла и мокла под душем.
Позже я обнаружила мужа на кухне, с головой в холодильнике.
– Яйца есть? – спросил он, даже не вынырнув. – А ветчина? Я купил баночку чили.
– Нам надо решить, что с этим делать. – Я обращалась к его заднице. Голос заметно дрожал, но я имела право на вопросы.
– Для меня все кончилось, – отрезал Хэл. – А ты никак не успокоишься.
– Я не заслужила такого отношения. Нам надо придумать какие-то правила. Хватит с меня и одной такой гребаной истории.
– Гребаной? – Хэл изволил обратить на меня внимание. Он застыл у открытого холодильника, и из-за его плеча на меня повеяло холодом. Я поежилась. Он нет.
– Если мы хотим и дальше жить вместе, мне нужны гарантии.
– Что-то новенькое.
Я вспомнила совет Великого Психоаналитика: только сильные женщины добиваются своего. Я могла стать сильной. Я уже чувствовала в себе силу.
Хэл был потрясен:
– Ты решила постоять за себя?!
– Пытаюсь.
Я дрожала от страха, вся, включая голос, но Хэл, похоже, ничего не замечал. Я произвела на него впечатление.
– Ты точно знаешь, чего хочешь, так? – медленно проговорил он. – И тебе не впаришь никакую хрень, да?
– Точно! – Я послала ему широкую улыбку храбреца. – Сегодня родилась новая Джули. Старой больше нет.
– Ну, знаешь ли, Джу… это просто…
Это – что? Вдохновляет? Волнует? Подкупает? Возбуждает?
– Меня от этого тошнит.
Наутро, лежа в постели, я решила, что до меня доносятся звуки обычных сборов. Те самые звуки, что я слышала чуть не каждую неделю, когда Хэлу с утра пораньше надо было на самолет. Я прислушалась к ритмичному скрипу чемодана на колесиках. Чемодан выкатился в прихожую и остановился возле ванной. Затем поднялось сиденье унитаза. Зажурчала струя – длинная, тяжелая. И… ничего. Странно. Ничего? Ничего – пока снова не заскрипели колесики и чемодан не покатился к кухне.
Что-то не так. До меня это дошло, только когда я осознала, что Хэл не спустил воду. Он всегда спускал за собой, даже в самую рань. Скрип, стук, журчанье, рев воды. Стоило ему выбраться из постели – и он считал, что весь дом на ногах. Должен быть на ногах. Кое-кто назвал бы его эгоистом, но меня это не раздражало. Все равно я не могла оставаться в постели, когда муж уходит. Особенно если знала, что он не вернется ночевать. Я обязательно вставала и варила ему кофе, даже если он уже не успевал его выпить. Мне нравилось целовать мужа на прощанье и запирать за ним дверь.
Голливудская идиллия, скажете? Знаю. И пусть. Не могу объяснить, почему я так себя вела. Может, потому, что так вели себя мои собственные родители. Если кому-то из них надо было уехать спозаранку, другой обязательно готовил термос в дорогу и укладывал в бумажный пакет изрядный бутерброд с мясом. Как сейчас вижу: мама в халатике заливает кипяток в длинный никелированный термос, а папа застегивает пальто, натягивает кожаные перчатки и ищет по всем карманам ключи. Мама провожает его до двери. На улице еще горят фонари, хотя уже занялся рассвет. Папа наклоняется и целует маму (он то и дело ее целовал). И велит ей возвращаться в постель. Она запирает за ним дверь, выключает везде свет и с радостью подчиняется.
А потому в то утро, когда Хэл не спустил за собой воду, я поняла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Нет. Я тебе не изменяю. – Хэл посмотрел мне прямо в глаза, будто подначивал: попробуй не поверить!
Я вам уже говорила про его глаза? Глаза киногероя, которому инстинктивно хочется доверять. Ярко-голубые, честные.
– Правда?
– Конечно. Я не обманываю тебя, Джу!
В его голосе зазвучали нежность и теплота, словно Хэл наконец осознал, чего я натерпелась. Он протянул руку и коснулся моей щеки. А я в ту минуту с ужасом поняла, чего могла лишиться. Как близка была потеря. Но теперь все будет хорошо.
– Спасибо, милый! – Я взяла его ладонь и прижалась к ней губами. – Прости, прости!
Я села на пол и благодарно прислонилась к мужу, пристроила голову на его колено и наслаждалась моментом. Абсолютно счастливая.
– Ну а если бы… если представить… что я правда завел роман. Что бы ты сделала? – спросил Хэл.
У меня снова оборвалось сердце.
– Простила бы, – быстро сказала я. – Простила бы и попробовала все забыть. Я уже так решила. Неважно, что бы ты мне ответил.
– Впечатляет. – Хэл положил ладонь мне на лоб и запрокинул мою голову. Потом заглянул мне в лицо и сказал тихо, будто про себя: – Вряд ли я смог бы сделать то же для тебя.
Меня кольнуло разочарование, и я побыстрей нашла себе занятие: стала собирать с пола остриженные ногти, эти мертвые кусочки Хэла.
– Ладно, теперь уже это не имеет значения. Я тебя понимаю.
Раздавшийся голос совсем не походил на голос Хэла. Но шел он от Хэла. Голос сказал:
– Все равно я сегодня с этим покончил. Меньше часа назад. Я с ней порвал. Все, конец. Если б ты не спросила, то никогда бы и не узнала.
Не то чтобы я много понимала в сексе, но одно знаю точно: ничто так, как секс, не помогает заново прочувствовать красоту мира. По крайней мере, на время.
Через полчаса после того, как муж обрушил на меня известие о своей «завершенной» интрижке на стороне, он уже спал сном младенца. Я лежала рядом, с мокрыми глазами и липкими бедрами, и чувствовала себя опустошенной и обнадеженной одновременно. Я простила Хэла, и мы помирились. В постели нам было хорошо. Мы оба достигли оргазма, что показалось мне хорошим знаком.
– Помираю с голоду! – вздохнул Хэл. Проснувшись, он погладил ногой мою ногу, как делал всегда. Мне стало больно – и не только потому, что у его подстриженных ногтей были острые края. Болью отозвалась близость, такая сладко-привычная, такая вдруг бесценная.
– Тебе бы понравилась Линда, – жизнерадостно сообщил Хэл, садясь в постели и нащупывая мобильник.
Линда – это та, другая. Судя по всему, сотрудница. После секса Хэла потянуло на признания. Теперь ему нечего было бояться. Все прошло и быльем поросло. Он получил полное отпущение грехов.
– Она милая девочка. И забавная. При других обстоятельствах вы бы…
– Не надо подробностей, Хэл, – оборвала я. – Давай обойдемся без этого.
– Подумаешь, – недовольно буркнул он и натянул футболку. – Теперь это часть нашей жизни. К чему притворяться, что ее нет?
– Это часть твоей жизни. Я эту девушку ни разу не видела!
– Видела. На рождественском банкете. Между прочим, она сказала, что ты ей нравишься. Симпатичная у тебя жена, говорит. Я бы, говорит, душу продала за такие волосы.
Слишком много деталей. Я не хотела их слышать. Знала, что все они застрянут у меня в памяти и из них сложится вся картина. Я не хотела видеть эту картину.
– Не помню, – сказала я.
– Да все ты помнишь. Высокая такая, похожа на одну из героинь в «Друзьях»…
– Пойду приму душ. – Я выпрыгнула из кровати.
Меня преследовал взгляд Хэла. Недобрый взгляд. Чтобы не встречаться с ним, я все мокла и мокла под душем.
Позже я обнаружила мужа на кухне, с головой в холодильнике.
– Яйца есть? – спросил он, даже не вынырнув. – А ветчина? Я купил баночку чили.
– Нам надо решить, что с этим делать. – Я обращалась к его заднице. Голос заметно дрожал, но я имела право на вопросы.
– Для меня все кончилось, – отрезал Хэл. – А ты никак не успокоишься.
– Я не заслужила такого отношения. Нам надо придумать какие-то правила. Хватит с меня и одной такой гребаной истории.
– Гребаной? – Хэл изволил обратить на меня внимание. Он застыл у открытого холодильника, и из-за его плеча на меня повеяло холодом. Я поежилась. Он нет.
– Если мы хотим и дальше жить вместе, мне нужны гарантии.
– Что-то новенькое.
Я вспомнила совет Великого Психоаналитика: только сильные женщины добиваются своего. Я могла стать сильной. Я уже чувствовала в себе силу.
Хэл был потрясен:
– Ты решила постоять за себя?!
– Пытаюсь.
Я дрожала от страха, вся, включая голос, но Хэл, похоже, ничего не замечал. Я произвела на него впечатление.
– Ты точно знаешь, чего хочешь, так? – медленно проговорил он. – И тебе не впаришь никакую хрень, да?
– Точно! – Я послала ему широкую улыбку храбреца. – Сегодня родилась новая Джули. Старой больше нет.
– Ну, знаешь ли, Джу… это просто…
Это – что? Вдохновляет? Волнует? Подкупает? Возбуждает?
– Меня от этого тошнит.
Наутро, лежа в постели, я решила, что до меня доносятся звуки обычных сборов. Те самые звуки, что я слышала чуть не каждую неделю, когда Хэлу с утра пораньше надо было на самолет. Я прислушалась к ритмичному скрипу чемодана на колесиках. Чемодан выкатился в прихожую и остановился возле ванной. Затем поднялось сиденье унитаза. Зажурчала струя – длинная, тяжелая. И… ничего. Странно. Ничего? Ничего – пока снова не заскрипели колесики и чемодан не покатился к кухне.
Что-то не так. До меня это дошло, только когда я осознала, что Хэл не спустил воду. Он всегда спускал за собой, даже в самую рань. Скрип, стук, журчанье, рев воды. Стоило ему выбраться из постели – и он считал, что весь дом на ногах. Должен быть на ногах. Кое-кто назвал бы его эгоистом, но меня это не раздражало. Все равно я не могла оставаться в постели, когда муж уходит. Особенно если знала, что он не вернется ночевать. Я обязательно вставала и варила ему кофе, даже если он уже не успевал его выпить. Мне нравилось целовать мужа на прощанье и запирать за ним дверь.
Голливудская идиллия, скажете? Знаю. И пусть. Не могу объяснить, почему я так себя вела. Может, потому, что так вели себя мои собственные родители. Если кому-то из них надо было уехать спозаранку, другой обязательно готовил термос в дорогу и укладывал в бумажный пакет изрядный бутерброд с мясом. Как сейчас вижу: мама в халатике заливает кипяток в длинный никелированный термос, а папа застегивает пальто, натягивает кожаные перчатки и ищет по всем карманам ключи. Мама провожает его до двери. На улице еще горят фонари, хотя уже занялся рассвет. Папа наклоняется и целует маму (он то и дело ее целовал). И велит ей возвращаться в постель. Она запирает за ним дверь, выключает везде свет и с радостью подчиняется.
А потому в то утро, когда Хэл не спустил за собой воду, я поняла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64