– Улог рядом с тобой форменный шарлатан. А вот ты – настоящий психотерапевт. Очень талантливый.
Он поднял голову и взглянул на меня, сияя. Он все еще обнимал меня, как ребенок обнимает мать после нежданного подарка.
– Давай завтра проведем первый большой сеанс! – предложил он.
Так я и обзавелся вторым клиентом, а заодно и учеником. Я больше не притворялся психотерапевтом. Для Томаса Корелли я им был.
15
Джули
Жизнь совсем кик пятно: над ней бьешься, пока они не исчезнет.
Джули Тринкер
Сердце колотится у меня в горле. Я потеряю Хэла. Точно потеряю.
– Хэл, стой! Перестань! Не надо!
Субботним утром мы смотрели новую квартиру. Хэл всегда мечтал вложить деньги в недвижимость, поэтому мы часто проводили выходные в таких осмотрах. В здании велись последние работы; квартиры только что выставили на продажу. Кто-то любит ходить по автосалонам, кто-то обожает ярмарки гаражей. А Хэла хлебом не корми, дай только осмотреть новое жилье.
В пентхаусе на двадцатом этаже мы с ним были одни. Город лежал под нами полукруглой дугой, подернутый утренней дымкой. Слева океан. Справа горы. Хэл взахлеб восхищался всем этим, буквально истекал слюной. Он обсасывал панораму, как крабовую клешню. Втягивал, причмокивал и шумно заглатывал.
У него даже встало на эту квартиру. Ширинка бежевых брюк слегка оттопырилась.
Каждый мускул в его теле увеличился, вздулся от восторга. Элитное жилье всегда возбуждало Хэла, особенно жилье с видом. Вид на океан искушал и дразнил его куда сильнее, чем моя скромная персона. Я помню его лицо после оргазма – и после осмотра апартаментов с двумя спальнями, подземной парковкой и лоджией. Сравнение далеко не в мою пользу.
Я плелась за Хэлом, наблюдая, как он мечется из комнаты в комнату по голому бетонному полу. Обнаружив стену, целиком состоящую из стеклянных панелей, он замер как вкопанный. Перед нами красовалась открытка «Добро пожаловать в Сидней», только размером от пола до потолка.
Хэл не стал меня ждать, он был не в силах ждать. «Я иду к тебе, любовь моя!» Хэл рванул к стеклу…
– Осторожно! Стой! Не надо…
…и припал к нему всем телом, раскинув руки как крылья. Он отдавался пространству, прижимался изо всех сил, чтобы почувствовать его, коснуться каждой клеточкой.
У меня на глазах стеклянная панель отошла от рамы…
– Хэл!
…и вывалилась из нее. Стекло выпало наружу вместе с льнущим к нему Хэлом. Вот так просто. Хэл стал парашютистом без парашюта. Он планировал к земле на прозрачной панели.
Крупная белая чайка влетела в квартиру, когда Хэл вылетел из нее. Она кружилась вокруг меня и пронзительно кричала, а я подскочила к проему и беспомощно смотрела, как падает Хэл – все быстрее и быстрее. И вдруг, когда он пролетал мимо восьмого этажа – а может, уже седьмого, – случилось что-то очень странное. Я услышала, что Хэл смеется. Это был нечеловеческий, гулкий смех, и звучал он очень близко, все ближе, будто Хэл опять стоял в квартире рядом со мной. Я вытянула шею: нет, Хэл все еще летел вниз, очень быстро. Он пролетал четвертый этаж, а может, и третий.
А на земле… боже… Из машины, как раз под Хэлом, выходила женщина в розовом шелковом платье с рядом пуговичек спереди и белоснежных туфельках. Женщина смеялась: она не знала, что сейчас с ней случится. Не знала, что сейчас ее снесет, сомнет, расплющит. Улыбаясь водителю, она протягивала ему руку с чаевыми. Я закрыла глаза. Не было сил смотреть.
Потом открыла. Я должна все видеть!
Темно. Чей-то голос поблизости. Я дома, лежу поверх пледа на диване, полностью одетая. Даже в туфлях. В руке зажаты ключи от машины, на ладони красные отметины. Сердце бешено колотится. Я пришла домой после долгой поездки с Великим Психоаналитиком и, видимо, рухнула на кровать. Хэл уже вернулся домой – я слышала, как он разговаривает по телефону в другой комнате; но нашла я его на бортике ванны, он стриг ногти на ногах, заодно подрезая заусенцы.
– Мне приснился жуткий сон. До сих пор не по себе, – пожаловалась я мужу. Свет в ванной был слишком ярок и отражался от кафеля. Мне пришлось прикрыть глаза ладонью.
– Да уж, ты крепко отрубилась, – сказал Хэл.
Он мельком вскинул на меня глаза и вернулся к ногтям. Хэлу приходится много возиться с ногами, потому что они у него абсолютно не приспособлены для закрытой, тесной деловой обуви. У него широкие, плоские ступни с толстыми, растопыренными пальцами. Таким ногам бегать бы по горам за козами или тонуть в пыли. Это ноги греческого пастуха. Под них не подберешь никакие туфли – форма не та. Хэл то и дело натирает пятки, а волдыри и мозоли – его вечная головная боль.
– Кто звонил? – спросила я.
– Никто не звонил, – быстро ответил Хэл. Не слишком ли быстро?
– Я же слышала, как ты…
– Нет, – отрезал он.
Телефон лежал на скамеечке рядом с Хэлом. Муж перехватил мой взгляд.
– А, да. Кто-то ошибся номером, – небрежно бросил он. – Какой-то парень спрашивал Джино.
Дальше тянуть было некуда.
– Хэл, не хочу тебя обидеть… – Я уставилась на пол, на острые белые полумесяцы ногтей у моих ног. – Но я мучилась весь день и не смогла это объяснить. Если позавчера в «Садах императора» ты ел мидии с чили, то почему мне не пришлось замачивать твою рубашку?
Он глазел на меня с брезгливым изумлением. И уж точно с презрением.
– Класс. Теперь ты будешь пилить меня не только за грязные, но и за чистые шмотки?
– Когда это я тебя пилила за?..
– Всегда. Постоянно. Слышала бы ты себя! – Хэл снова согнулся пополам, к ступням. – Но я на это не куплюсь, не надейся. Ты такая же чокнутая, как твоя мамаша.
– Наверное, я делаю из мухи слона.
На меня в который раз за последние дни навалилась страшная усталость. Захотелось отступить, взять свои слова обратно.
Забудь про все. Давай начнем все сначала? С самого начала?
– По-твоему, мне приятно, когда ты обвиняешь меня… черт, теперь-то ты в чем меня обвиняешь? Больно, Джули. И несправедливо.
Я ему поверила. Поверила моментально и преисполнилась благодарности. Он в самом деле выглядел оскорбленным. Стальной обруч, сжимавший мне грудь, разошелся. Я снова могла дышать. И глотнула как можно больше свежего воздуха. И еще. Я все это выдумала. Вот дура! У него никого нет. Никого нет. Никого нет.
– У тебя кто-то есть, Хэл? Стоп! Кто это сказал?
– Хэл, не ври мне.
Неведомо чей голос попал в самую точку. Хэл отложил ножницы. Возможно, я зашла слишком далеко.
– Да ну тебя на хрен, Джули!
– Хэл, это простой вопрос.
Похоже, голос мой собственный, но управляла им какая-то часть меня – усталая, замученная, глубоко запрятанная часть, которая никогда раньше не заявляла о себе. Я едва ли не воочию видела повисший между нами вопрос. Как просто было бы взять его назад! Я почему-то этого не сделала. Просто стояла и смотрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Он поднял голову и взглянул на меня, сияя. Он все еще обнимал меня, как ребенок обнимает мать после нежданного подарка.
– Давай завтра проведем первый большой сеанс! – предложил он.
Так я и обзавелся вторым клиентом, а заодно и учеником. Я больше не притворялся психотерапевтом. Для Томаса Корелли я им был.
15
Джули
Жизнь совсем кик пятно: над ней бьешься, пока они не исчезнет.
Джули Тринкер
Сердце колотится у меня в горле. Я потеряю Хэла. Точно потеряю.
– Хэл, стой! Перестань! Не надо!
Субботним утром мы смотрели новую квартиру. Хэл всегда мечтал вложить деньги в недвижимость, поэтому мы часто проводили выходные в таких осмотрах. В здании велись последние работы; квартиры только что выставили на продажу. Кто-то любит ходить по автосалонам, кто-то обожает ярмарки гаражей. А Хэла хлебом не корми, дай только осмотреть новое жилье.
В пентхаусе на двадцатом этаже мы с ним были одни. Город лежал под нами полукруглой дугой, подернутый утренней дымкой. Слева океан. Справа горы. Хэл взахлеб восхищался всем этим, буквально истекал слюной. Он обсасывал панораму, как крабовую клешню. Втягивал, причмокивал и шумно заглатывал.
У него даже встало на эту квартиру. Ширинка бежевых брюк слегка оттопырилась.
Каждый мускул в его теле увеличился, вздулся от восторга. Элитное жилье всегда возбуждало Хэла, особенно жилье с видом. Вид на океан искушал и дразнил его куда сильнее, чем моя скромная персона. Я помню его лицо после оргазма – и после осмотра апартаментов с двумя спальнями, подземной парковкой и лоджией. Сравнение далеко не в мою пользу.
Я плелась за Хэлом, наблюдая, как он мечется из комнаты в комнату по голому бетонному полу. Обнаружив стену, целиком состоящую из стеклянных панелей, он замер как вкопанный. Перед нами красовалась открытка «Добро пожаловать в Сидней», только размером от пола до потолка.
Хэл не стал меня ждать, он был не в силах ждать. «Я иду к тебе, любовь моя!» Хэл рванул к стеклу…
– Осторожно! Стой! Не надо…
…и припал к нему всем телом, раскинув руки как крылья. Он отдавался пространству, прижимался изо всех сил, чтобы почувствовать его, коснуться каждой клеточкой.
У меня на глазах стеклянная панель отошла от рамы…
– Хэл!
…и вывалилась из нее. Стекло выпало наружу вместе с льнущим к нему Хэлом. Вот так просто. Хэл стал парашютистом без парашюта. Он планировал к земле на прозрачной панели.
Крупная белая чайка влетела в квартиру, когда Хэл вылетел из нее. Она кружилась вокруг меня и пронзительно кричала, а я подскочила к проему и беспомощно смотрела, как падает Хэл – все быстрее и быстрее. И вдруг, когда он пролетал мимо восьмого этажа – а может, уже седьмого, – случилось что-то очень странное. Я услышала, что Хэл смеется. Это был нечеловеческий, гулкий смех, и звучал он очень близко, все ближе, будто Хэл опять стоял в квартире рядом со мной. Я вытянула шею: нет, Хэл все еще летел вниз, очень быстро. Он пролетал четвертый этаж, а может, и третий.
А на земле… боже… Из машины, как раз под Хэлом, выходила женщина в розовом шелковом платье с рядом пуговичек спереди и белоснежных туфельках. Женщина смеялась: она не знала, что сейчас с ней случится. Не знала, что сейчас ее снесет, сомнет, расплющит. Улыбаясь водителю, она протягивала ему руку с чаевыми. Я закрыла глаза. Не было сил смотреть.
Потом открыла. Я должна все видеть!
Темно. Чей-то голос поблизости. Я дома, лежу поверх пледа на диване, полностью одетая. Даже в туфлях. В руке зажаты ключи от машины, на ладони красные отметины. Сердце бешено колотится. Я пришла домой после долгой поездки с Великим Психоаналитиком и, видимо, рухнула на кровать. Хэл уже вернулся домой – я слышала, как он разговаривает по телефону в другой комнате; но нашла я его на бортике ванны, он стриг ногти на ногах, заодно подрезая заусенцы.
– Мне приснился жуткий сон. До сих пор не по себе, – пожаловалась я мужу. Свет в ванной был слишком ярок и отражался от кафеля. Мне пришлось прикрыть глаза ладонью.
– Да уж, ты крепко отрубилась, – сказал Хэл.
Он мельком вскинул на меня глаза и вернулся к ногтям. Хэлу приходится много возиться с ногами, потому что они у него абсолютно не приспособлены для закрытой, тесной деловой обуви. У него широкие, плоские ступни с толстыми, растопыренными пальцами. Таким ногам бегать бы по горам за козами или тонуть в пыли. Это ноги греческого пастуха. Под них не подберешь никакие туфли – форма не та. Хэл то и дело натирает пятки, а волдыри и мозоли – его вечная головная боль.
– Кто звонил? – спросила я.
– Никто не звонил, – быстро ответил Хэл. Не слишком ли быстро?
– Я же слышала, как ты…
– Нет, – отрезал он.
Телефон лежал на скамеечке рядом с Хэлом. Муж перехватил мой взгляд.
– А, да. Кто-то ошибся номером, – небрежно бросил он. – Какой-то парень спрашивал Джино.
Дальше тянуть было некуда.
– Хэл, не хочу тебя обидеть… – Я уставилась на пол, на острые белые полумесяцы ногтей у моих ног. – Но я мучилась весь день и не смогла это объяснить. Если позавчера в «Садах императора» ты ел мидии с чили, то почему мне не пришлось замачивать твою рубашку?
Он глазел на меня с брезгливым изумлением. И уж точно с презрением.
– Класс. Теперь ты будешь пилить меня не только за грязные, но и за чистые шмотки?
– Когда это я тебя пилила за?..
– Всегда. Постоянно. Слышала бы ты себя! – Хэл снова согнулся пополам, к ступням. – Но я на это не куплюсь, не надейся. Ты такая же чокнутая, как твоя мамаша.
– Наверное, я делаю из мухи слона.
На меня в который раз за последние дни навалилась страшная усталость. Захотелось отступить, взять свои слова обратно.
Забудь про все. Давай начнем все сначала? С самого начала?
– По-твоему, мне приятно, когда ты обвиняешь меня… черт, теперь-то ты в чем меня обвиняешь? Больно, Джули. И несправедливо.
Я ему поверила. Поверила моментально и преисполнилась благодарности. Он в самом деле выглядел оскорбленным. Стальной обруч, сжимавший мне грудь, разошелся. Я снова могла дышать. И глотнула как можно больше свежего воздуха. И еще. Я все это выдумала. Вот дура! У него никого нет. Никого нет. Никого нет.
– У тебя кто-то есть, Хэл? Стоп! Кто это сказал?
– Хэл, не ври мне.
Неведомо чей голос попал в самую точку. Хэл отложил ножницы. Возможно, я зашла слишком далеко.
– Да ну тебя на хрен, Джули!
– Хэл, это простой вопрос.
Похоже, голос мой собственный, но управляла им какая-то часть меня – усталая, замученная, глубоко запрятанная часть, которая никогда раньше не заявляла о себе. Я едва ли не воочию видела повисший между нами вопрос. Как просто было бы взять его назад! Я почему-то этого не сделала. Просто стояла и смотрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64