Это не далеко – у нас дом под Лозанной. Но они сочтут меня здоровым, непременно сочтут. Иначе я уеду больным. – Берт засмеялся.
– А у тебя чудесные ямочки на щеках. И вообще – обаятельнейшая улыбка.
– Осталась только одна ямочка, вторая погибла под шрамом. А улыбаться так больно, точно я получил хороший нокаут… Вообще-то я побывал в разных переделках. Были и покруче этой, но обходилось без ущерба красоте – череп трескался, конечности ломал, ребра, но вот чтобы так… – Он поморщился, строя невероятные гримасы.
– Что за глупости, Берт! Герой скоростных трасс копается в своей внешности, словно кокетливая девица. У Бельмондо, к примеру, куда меньше оснований для любования собой, и это не помешало ему стать кумиром дам.
– Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. – Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув обломки.
– А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще – достойным своей возлюбленной… Твоя жена – счастливая женщина.
– Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе – отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. – Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. – Думаю, я вернусь не ранее чем к завтраку.
– Ясно. Романтическое рандеву.
– Да что тебе ясно, Фея! – Берт потрепал ее по щеке, и она отпрянула от неожиданного прикосновения. – Вам, волшебницам, воздушным существам, не понять всей греховности плотских созданий… – Он поднялся, размял ноги и повел плечами, проверяя упругость мышц. – А как приятно грешить, детка!.. И зачем я все это говорю девице?
– Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…
– Но скорее – счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…
– Послушай, а ты нервничаешь, герой. Истоптал всю лужайку, издергался, все время щупаешь нос и залатанную челюсть. Смелее – она сумеет разглядеть своего прекрасного принца.
Ухватившись здоровой рукой за спинку кресла Сандры, Берт прокатил его вокруг себя. Альпийская панорама мелькнула перед Сандрой, напомнив что-то детское, радостное. «Как на карусели», – подумала она, подняв на Берта благодарный взгляд.
– Спасибо, что показал мне, как надо бороться и хотеть. Это уже много…
– Я же обещал научить… – нахмурился Берт, – научить тебя любить жизнь и не упускать возможности сделать ее… ну, как бы тебе сказать, – поудобнее в эксплуатации.
– Это говорит конструктор, имеющий дело с послушными механизмами. А я, увы, не слишком благодатный материал для совершенствования… Знаешь, что сказал доктор Вальнер коллегам после моего осмотра? «Сплошной нонсенс». – Сандра засмеялась. – Надеялся, что я не пойму.
Берт нагнулся к ней, опершись руками о подлокотники:
– Вот что, Фея, быть аномалией, конечно, лестно. Но я предпочел бы увидеть тебя в следующий раз нормальной, здоровой девахой. Договорились?
Сандра усмехнулась:
– Постарайся сам не очень-то дрожать, оптимист. У тебя от напряжения даже желваки на скулах ходят.
– Да, я боюсь, Сандра! Ни разу не трясся перед стартом. И не помню, что чувствовал накануне первого свидания. Но этот вечер я запомню! – Он победно поднял сжатый кулак, салютуя оставшейся на площадке Сандре.
«Я тоже», – прошептала она вслед удаляющейся по аллее прихрамывающей фигуре.
Она осталась одна, пытаясь восстановить в душе прежний покой и смирение, ту холодную пустоту, которая царила в ней до встречи с Бертом. Всматриваясь в огни вечернего города, далекие и крохотные, Сандра старалась не думать о влюбленных, прижавшихся друг к другу в теплом сумраке неведомого ей гостиничного номера.
Вздрогнув от вечерней прохлады, она плотнее закуталась в толстый вязаный жакет. Клетчатый плед, укрывающий ноги, уютно лежал на коленях. На мгновение ей показалось, что она может встать и спокойно уйти на послушных, надежно держащих тело ногах. Сандра в волнении насторожилась, откинула плед, напряглась, всматриваясь в белые кривые насечки шрамов на коленях. Когда-то рубцы, оставленные ожогами, были толстыми и багровыми, как те, что обезобразили лицо Берта. Теперь их почти не видно, а ступни, обутые в спортивные туфли, кажется, вот-вот готовы оказаться на каменных плитах, покрывающих площадку. До чего же безжалостны иллюзии! Спина Сандры покрылась испариной, но ни одна мышца ног даже не напряглась. Стукнув кулаками по бесчувственным коленям, Сандра бессильно откинулась в кресле.
В тот день, когда она пришла в себя после катастрофы, врачи с преувеличенной радостью сообщили ей, что огонь, к счастью, успел повредить только ноги, пощадив лицо и тело. Боже, кому понадобилось сохранять ее лицо!
Как часто потом Сандра жалела о том, что ожоги не уничтожили этот ужасный нос, тонкие, тоскливо изогнутые губы… Вдобавок, после сотрясения мозга ей пришлось надеть очки и целый год отращивать опаленные волосы. Уродство в шестнадцать лет… Разве можно когда-нибудь смириться с тем, что у молодой женщины, обнимающей сейчас Берта, – лицо нежной куколки, вдохновляющей на любовные грезы, а прикованная к креслу никому не нужная инвалидка способна вызывать лишь сострадание. Ей вдруг захотелось одним движением кнопки направить свое кресло под откос, мчаться вниз, теряя рассудок от ударов и раствориться в темноте, опустившейся над засыпающим городком…
Сандра заметила среди деревьев светлую фигуру. Конечно же, это медсестра – кинулась на поиски запропастившейся пациентки. Она поторопилась скрыться в кустах и притвориться спящей.
– Эй, Фея, где ты? Не прячься же, я нюхом чую – ты здесь. Явись, светлейшая, мистера Немо пора расколдовать.
– Что стряслось? А где обещанные пирожные? – Выехав на площадку, Сандра с недоумением рассматривала Берта.
Прислонившись к столбу, он зло смотрел на вьющуюся в свете фонаря мошкару.
– Меня прогнали. Мона не поверила твоим сказкам. Она сказала, что ее муж – круглый идиот и трус. Потому что занимается черт знает чем, рискуя оставить ее вдовой… А еще она утверждает, что я превратился в урода. – «Перед камерами фоторепортеров тебе теперь лучше позировать спиной», – сказала Мона. А я несся к ней, как эти полуслепые мотыльки на гибельный свет.
– Ужасно… – Выдохнула Сандра, сжавшись в своем кресле. – Я думала, вы доедаете десерт.
– Черта с два. Я голоден как волк. Мы орали друг на друга, сидя в автомобиле, пока Мона не сбежала… – Берт сжал зубы и с ненавистью посмотрел вокруг. – Дерьмо, чертово дерьмо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– А у тебя чудесные ямочки на щеках. И вообще – обаятельнейшая улыбка.
– Осталась только одна ямочка, вторая погибла под шрамом. А улыбаться так больно, точно я получил хороший нокаут… Вообще-то я побывал в разных переделках. Были и покруче этой, но обходилось без ущерба красоте – череп трескался, конечности ломал, ребра, но вот чтобы так… – Он поморщился, строя невероятные гримасы.
– Что за глупости, Берт! Герой скоростных трасс копается в своей внешности, словно кокетливая девица. У Бельмондо, к примеру, куда меньше оснований для любования собой, и это не помешало ему стать кумиром дам.
– Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. – Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув обломки.
– А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще – достойным своей возлюбленной… Твоя жена – счастливая женщина.
– Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе – отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. – Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. – Думаю, я вернусь не ранее чем к завтраку.
– Ясно. Романтическое рандеву.
– Да что тебе ясно, Фея! – Берт потрепал ее по щеке, и она отпрянула от неожиданного прикосновения. – Вам, волшебницам, воздушным существам, не понять всей греховности плотских созданий… – Он поднялся, размял ноги и повел плечами, проверяя упругость мышц. – А как приятно грешить, детка!.. И зачем я все это говорю девице?
– Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…
– Но скорее – счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…
– Послушай, а ты нервничаешь, герой. Истоптал всю лужайку, издергался, все время щупаешь нос и залатанную челюсть. Смелее – она сумеет разглядеть своего прекрасного принца.
Ухватившись здоровой рукой за спинку кресла Сандры, Берт прокатил его вокруг себя. Альпийская панорама мелькнула перед Сандрой, напомнив что-то детское, радостное. «Как на карусели», – подумала она, подняв на Берта благодарный взгляд.
– Спасибо, что показал мне, как надо бороться и хотеть. Это уже много…
– Я же обещал научить… – нахмурился Берт, – научить тебя любить жизнь и не упускать возможности сделать ее… ну, как бы тебе сказать, – поудобнее в эксплуатации.
– Это говорит конструктор, имеющий дело с послушными механизмами. А я, увы, не слишком благодатный материал для совершенствования… Знаешь, что сказал доктор Вальнер коллегам после моего осмотра? «Сплошной нонсенс». – Сандра засмеялась. – Надеялся, что я не пойму.
Берт нагнулся к ней, опершись руками о подлокотники:
– Вот что, Фея, быть аномалией, конечно, лестно. Но я предпочел бы увидеть тебя в следующий раз нормальной, здоровой девахой. Договорились?
Сандра усмехнулась:
– Постарайся сам не очень-то дрожать, оптимист. У тебя от напряжения даже желваки на скулах ходят.
– Да, я боюсь, Сандра! Ни разу не трясся перед стартом. И не помню, что чувствовал накануне первого свидания. Но этот вечер я запомню! – Он победно поднял сжатый кулак, салютуя оставшейся на площадке Сандре.
«Я тоже», – прошептала она вслед удаляющейся по аллее прихрамывающей фигуре.
Она осталась одна, пытаясь восстановить в душе прежний покой и смирение, ту холодную пустоту, которая царила в ней до встречи с Бертом. Всматриваясь в огни вечернего города, далекие и крохотные, Сандра старалась не думать о влюбленных, прижавшихся друг к другу в теплом сумраке неведомого ей гостиничного номера.
Вздрогнув от вечерней прохлады, она плотнее закуталась в толстый вязаный жакет. Клетчатый плед, укрывающий ноги, уютно лежал на коленях. На мгновение ей показалось, что она может встать и спокойно уйти на послушных, надежно держащих тело ногах. Сандра в волнении насторожилась, откинула плед, напряглась, всматриваясь в белые кривые насечки шрамов на коленях. Когда-то рубцы, оставленные ожогами, были толстыми и багровыми, как те, что обезобразили лицо Берта. Теперь их почти не видно, а ступни, обутые в спортивные туфли, кажется, вот-вот готовы оказаться на каменных плитах, покрывающих площадку. До чего же безжалостны иллюзии! Спина Сандры покрылась испариной, но ни одна мышца ног даже не напряглась. Стукнув кулаками по бесчувственным коленям, Сандра бессильно откинулась в кресле.
В тот день, когда она пришла в себя после катастрофы, врачи с преувеличенной радостью сообщили ей, что огонь, к счастью, успел повредить только ноги, пощадив лицо и тело. Боже, кому понадобилось сохранять ее лицо!
Как часто потом Сандра жалела о том, что ожоги не уничтожили этот ужасный нос, тонкие, тоскливо изогнутые губы… Вдобавок, после сотрясения мозга ей пришлось надеть очки и целый год отращивать опаленные волосы. Уродство в шестнадцать лет… Разве можно когда-нибудь смириться с тем, что у молодой женщины, обнимающей сейчас Берта, – лицо нежной куколки, вдохновляющей на любовные грезы, а прикованная к креслу никому не нужная инвалидка способна вызывать лишь сострадание. Ей вдруг захотелось одним движением кнопки направить свое кресло под откос, мчаться вниз, теряя рассудок от ударов и раствориться в темноте, опустившейся над засыпающим городком…
Сандра заметила среди деревьев светлую фигуру. Конечно же, это медсестра – кинулась на поиски запропастившейся пациентки. Она поторопилась скрыться в кустах и притвориться спящей.
– Эй, Фея, где ты? Не прячься же, я нюхом чую – ты здесь. Явись, светлейшая, мистера Немо пора расколдовать.
– Что стряслось? А где обещанные пирожные? – Выехав на площадку, Сандра с недоумением рассматривала Берта.
Прислонившись к столбу, он зло смотрел на вьющуюся в свете фонаря мошкару.
– Меня прогнали. Мона не поверила твоим сказкам. Она сказала, что ее муж – круглый идиот и трус. Потому что занимается черт знает чем, рискуя оставить ее вдовой… А еще она утверждает, что я превратился в урода. – «Перед камерами фоторепортеров тебе теперь лучше позировать спиной», – сказала Мона. А я несся к ней, как эти полуслепые мотыльки на гибельный свет.
– Ужасно… – Выдохнула Сандра, сжавшись в своем кресле. – Я думала, вы доедаете десерт.
– Черта с два. Я голоден как волк. Мы орали друг на друга, сидя в автомобиле, пока Мона не сбежала… – Берт сжал зубы и с ненавистью посмотрел вокруг. – Дерьмо, чертово дерьмо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98