Соревнования начались, по трассе носилась с жутким ревом стая страшных, приплюснутых, вытянутых как снаряд машин. Арвин снимал трибуны и болиды, чтобы смонтировать потом с крупными планами героев. Он был доволен, оставалось заснять лишь сидящего в болиде Алекса и летящий к нему с трибун букет.
Рано утром следующего дня красно-синюю приплюснутую машину с рекламой «Нью-Веста» подогнали к пустынному повороту трассы. Напялив шлем и обведя собравшихся прощальным взглядом, Алекс под руководством маленького итальянца втиснулся в болид.
– Руки кладешь сюда, ноги туда. Откидываешься и балдеешь. – Инструктировал итальянец. – Только, ради Бога, ни к чему здесь не прикасайся. И не описайся от страха, малый, если она поедет… Ладно, я пошутил. Давай! Надеюсь, кровавых мозолей от руля у твоего жениха не будет. – Сказал он Моне, выходя из кадра.
Но работа не клеилась. Алекс должен был поймать букет и улыбнуться девушке, при этом откинув на мгновение забрало шлема, чтобы зрители успели увидеть его лицо. Он страшно боялся дотронуться до щитка, пестревшего рычагами и кнопками, и никак не мог ухитриться проделать необходимые действия в определенной последовательности.
Алекс тяжело вздыхал, крутя шеей в жарком комбинезоне.
– Что тут происходит? Вы просто загоняли вашего парня. – Рядом с Моной стоял Берт, насмешливо наблюдая сцену. – Считайте, что он трижды покойник. Ну, то есть гонщик, отпустив руль, взлетит вон к тем пальмам, переворачиваясь в воздухе… Идиоту ясно, что его тачка прилипла к асфальту и даже не двинется с места.
– Мы же не снимаем документальную ленту о героях скоростных трасс. – Насмешливо прищурилась Мона.
– Смешно ловить цветочки во время гонок и еще перемигиваться с девушками. – Не уступал Берт.
– А рекламировать дезодорант с названием «Ренетон» – не смешно? – Мона покосилась на фирменный комбинезон Уэлси. – Не волнуйтесь, сэр, у Арвина все будет о'кей. Он и не из такой фигни лепил конфетки. Алекса поставят на фон мелькающего ландшафта и смонтируют с кадрами вашего заезда. Получится клево. Только по мне лучше бы там сидел ты… – Она значительно посмотрела на пилота.
– Я еду сегодня в двух заездах вместо Жана. Он вчера свернул ключицу. Слышала, как двое вылетели?
– Вылетели?
– Да, с трассы. Слава Богу, на травку. И машину Жан сумел сберечь. – Берт посмотрел на нее с вызовом. – А мне, знаешь, чего хотелось бы? – Стоять там, на первой ступеньке, и прижимать хорошенькую девчонку. Такую, как ты… И, знаешь, я это непременно сделаю.
… Соревнования окончились, Арвин Левис отснял свои ролики, группа «Нью-Вест» уехала, отбыли члены команды «Ренетон» и совсем неохотно покинул Монако Мартин Брендл.
– У меня еще четыре свободных дня. Менеджер мне не нужен. Нянька – тоже. – Категорически заявила Мона. – Ты ведь сам настаивал, что мне пора найти подходящего мужа.
– Неплохая мысль. Наследник престола еще свободен.
– Мне ни к чему занудный принц. Я выбираю короля гонок.
– Неплохой финт, Мона. Надеюсь, речь идет о Берте Уэлси?
– Ты хорошо проинформирован. Который раз убеждаюсь, что не зря плачу тебе деньги.
– Я знаю еще кое-что. Во-первых, твой избранник нищ. А во-вторых, он способен собственной рукой придушить наркомана. Если тот, к примеру, полезет на трассу. Или – к нему в постель.
– Ну, ведь именно этого ты мне и желаешь всей душой! – Мона весело обняла Мартина. Ночь накануне она провела с гонщиком, и теперь ей казалось, что других допингов, кроме близости с Бертом, ей не понадобится.
Пять дней в Монако, проведенные Бертом и Моной, стали сплошным сумасшествием. Они почти не выходили из номера гостиницы, пьянея от любви, несметного количества продегустированных вин и фантастического полета воображения.
Они решили стать «звездной парой», для чего Моне предстояло завоевать Голливуд, а Берту – заполучить лавры мирового лидера. Через неделю они поженились в Лос-Анджелесе, а через два дня Берт уехал в Хоккепхайм для подготовки к «Гран-при Германии».
Мартин Брандл ликовал – его подопечная решительно изменила образ жизни, активно рванув к своей цели. Ей была необходима хорошая роль, способная поднять на приличную высоту. Мартин устроил серию удачных выступлений звездочки в прессе и один выход на телеэкран. Брызжущая радостью и творческой энергией, Мона покаялась в прежних прегрешениях и заявила о своей потребности в настоящей работе. Роли появились, правда, не совсем те, что хотелось бы. Но Мартин решил: «Тебе, детка, сейчас главное – побольше мелькать. Дать зрителям возможность вспомнить о тебе, чаще появляться на экране, а тем временем стараться отловить крупную рыбу». Мона послушалась и с головой ушла в работу, регулярно отчитываясь мужу о своих достижениях.
Между супругами началось своеобразное соревнование – оба карабкались к славе, вырывая короткие дни для того, чтобы побыть вместе.
Не менее чем раз в месяц, в соответствии с годовым календарем, Берт принимал участие в гонках на каком-либо из автодромов мира. Он носился по континентам, поскольку именно в этом году программа «Формулы-1» была необыкновенно насыщена – шестнадцать гран-при, в четырнадцати из которых принимал участие Берт.
Мона, к своему удивлению, узнала, что кроме участия в заездах пилоты принимают участие в подготовке машин, работая вместе с конструкторами и техниками. Совершенствование болида и его «объездка» занимали большую часть времени Берта, пришедшего в гоночный спорт из конструкторского бюро автомобильного завода.
В Лос-Анджелес он прилетал на несколько дней, сваливаясь как снег на голову. Мартину приходилось изобретать предлоги для устройства маленьких каникул своей подопечной. Увы, это удавалось далеко не часто. График съемок соблюдался с неумолимой четкостью, нарушители платили колоссальные неустойки. Даже опоздания на съемочную площадку, оговоренные в специальных пунктах контракта, имели самые серьезные последствия.
Пару раз Моне удавалось вырваться на чемпионаты «Формулы-1» в Аргентину и Бразилию, чтобы обнять своего мужа на второй ступеньке пьедестала.
– Кажется, эта роль прилипла ко мне намертво, – кривился Берт, в то время как его засыпали цветами и ослепляли вспышками блицев. Ему было необходимо стать первым.
… Когда фильмы, в которых играла небольшие роли Мона Барроу, вышли на экраны, их, казалось, никто не заметил. А в один прекрасный день Мона прочла статью того самого критика, что вознес ее дебют в «Молчании». Анализируя состояние американского кинематографа, критик с презрением говорил о трясине пошлости, засасывающей даже тех, кто вдыхал воздух большого искусства. В качестве примера загубленного дарования в статье упоминалась Мона Барроу – «начисто лишившаяся своей своеобразной индивидуальности».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98