Временами я расхаживала по квартире в поисках неизвестно чего. Несколько дней прошло словно в тумане. Долгое время меня не интересовало ни какое сегодня число, ни то, наступит ли завтра. Все, чего я хотела, – это видеть свою дочь.
В один из таких мучительных дней мне в голову закралась уже знакомая мысль, от которой я пришла в ужас. Я нащупала внутри себя медную проволочку. И замерла в нерешительности. А что, если начнется кровотечение? Ведь я сижу взаперти, без телефона. Что, если я умру от потери крови?
Но в тот момент мне было все равно – жива я или мертва. Я потянула за спираль и закричала от боли, но она не поддалась. Я попыталась еще несколько раз, сильнее, мучительно корчась. Спираль оставалась на месте. Тогда я взяла щипчики из маникюрного набора и уцепила ими проволочку. Затем, медленно и равномерно, вскрикивая от жуткой боли, я все-таки вытянула ее. В моих руках оказался кусочек меди, соединенный с пластмассой, и этот кусочек мог грозить мне смертным приговором. Внутри у меня все болело. Я подождала несколько минут – не начнется ли кровотечение.
Я разглядывала узенькую полоску матово-белого пластика меньше дюйма длиной, скрепленного с медной проволочкой. Что мне теперь с этим делать? Я не могла так просто выбросить спираль в мусорное ведро и таким образом подвергнуть себя риску – стоит Махмуди ее обнаружить, он, как врач, сразу все поймет.
Смыть ее в унитаз? Я не была уверена, что она проскочит. Вдруг спираль застрянет в трубе, придется вызывать слесаря, он извлечет этот странный предмет и покажет Махмуди источник засора.
Металл был мягким.
Может, его удастся изрезать на куски. Среди швейных принадлежностей Нассерин я нашла ножницы и принялась за дело.
Затем я достала припрятанный столовый нож и быстро сняла жалюзи. Высунувшись из окна, я дождалась подходящего момента и, когда никто меня не видел, развеяла крошечные кусочки по улице Тегерана.
Папин день рождения был пятого апреля. Если он еще жив, то ему должно исполниться шестьдесят пять. День рождения Джона – седьмого апреля. Ему исполнялось пятнадцать. Может, он думает, что меня уже нет в живых?
Ни тому, ни другому я не могла сделать подарок. Не могла испечь пирог. Не могла позвонить и поздравить. Не могла послать открытку.
Я даже не знала, когда именно состоялись их дни рождений, так как потеряла счет дням.
Иногда по ночам я выходила на балкон, смотрела на луну и думала: как ни велик мир, а луна на всех одна – ее видят Джо и Джон, мама с папой и я. Ту же луну видела Махтаб.
Эта мысль давала мне ощущение близости к ним.
В один прекрасный день я выглянула из окна на улицу, и у меня перехватило дыхание. На тротуаре по другую сторону улицы стояла мисс Алави и смотрела на меня. Сначала я подумала, что это призрак – плод моего воспаленного воображения.
– Что вы здесь делаете? – изумилась я.
– Жду под вашими окнами, уже целую вечность, – сказала она. – Мне все известно.
Как она узнала, где я живу? – подумала я. Посольство? Школа? Не важно, я не помнила себя от радости при виде женщины, готовой рискнуть своей жизнью ради того, чтобы вызволить нас с Махтаб из этой страны. Тут я застонала, вспомнив, что рядом со мной нет Махтаб.
– Что я могу для вас сделать? – спросила мисс Алави.
– Ничего, – отозвалась я, чувствуя себя глубоко несчастной.
– Мне надо с вами поговорить, – произнесла она, понизив голос: вероятно, подобный разговор – через улицу, с женщиной в окне, да еще по-английски – мог вызвать подозрения прохожих.
– Подождите! – сказала я.
Через несколько минут я сняла жалюзи. Прижалась головой к решетке, и мы могли продолжать приглушенными голосами.
– Я наблюдаю за домом вот уже несколько дней, – сказала мисс Алави.
Она объяснила, что некоторое время они дежурили здесь вместе с братом, в его машине. Но однажды какому-то человеку это показалось подозрительным, и он поинтересовался, что они здесь делают. Брат мисс Алави сказал, что наблюдает за домом своей невесты. Объяснение вполне удовлетворило прохожего, однако этот инцидент, вероятно, вспугнул брата мисс Алави. Как бы там ни было, сейчас мисс Алави была одна.
– Все готово для поездки в Захедан, – сказала она.
– Я не могу ехать. У меня отняли Махтаб.
– Я найду Махтаб. Неужели ей и это по силам?!
– Только действуйте предельно осторожно.
Она кивнула. И исчезла столь же таинственно, как и появилась. Я повесила жалюзи, спрятала столовый нож и вновь погрузилась в оцепенение, не веря тому, что этот эпизод произошел на самом деле.
Наверное, Господь замедлил ход времени. Каждый день, казалось, тянулся не меньше сорока восьми, а то и семидесяти двух часов. То были самые одинокие часы в моей жизни. Я вынуждена была постоянно выдумывать себе какое-нибудь занятие.
Я нашла изощренный способ общения с Махтаб. Из тех продуктов, что я находила в доме, или из тех, что приносил Махмуди, я старалась приготовить любимые блюда Махтаб и переслать их ей с отцом. Больше всего она любила болгарский плов.
Из остатков белой пряжи я связала крючком пару кукольных башмачков. Затем вспомнила, что у нее есть несколько свитеров с высоким воротом, которые она редко надевала, так как воротники были слишком тугими. Я их укоротила, чтобы сделать посвободнее, и из кусочков срезанного трикотажа нашила платьиц для куклы. Я обнаружила белую блузку с длинными рукавами, из которой она выросла. Срезав рукава и расставив блузку в талии, я сделала из нее кофточку с короткими рукавами подходящего размера.
Махмуди уносил мои подарки с собой, отказываясь отвечать на мои расспросы о дочери, однако однажды вернул мне кукольные башмачки.
– Она говорит, другие дети их испачкают, – сказал он.
Это известие меня невероятно обрадовало, но я скрыла свое ликование от Махмуди. Отважная маленькая Махтаб поняла мой замысел. Таким образом она сообщала мне: мамочка, я жива-здорова. И играю с другими детьми. Слава Богу, можно было исключить дом Амех Бозорг.
Но где же она?
С тоски и отчаяния я начала читать библиотечку Махмуди на английском языке. Большинство из его книг были посвящены исламу, но мне это было безразлично. Я читала их от корки до корки. В том числе словарь Уэбстера. К сожалению, здесь не было Библии.
Все эти тягостные дни и ночи со мной был только Господь. Я непрерывно с Ним разговаривала. Постепенно – не знаю, сколько прошло времени, – в моем воспаленном мозгу вызрел план. Беспомощная, пойманная в ловушку, беззащитная, я была готова на все, лишь бы воссоединиться с Махтаб. И я решила проникнуться религией Махмуди.
Я с усердием изучала пособие – ритуалы и обычаи, сопутствующие мусульманской молитве, – и стала следовать всем его предписаниям. Перед молитвой я ополаскивала водой лицо, руки – кисти и предплечья – и верхнюю часть ступней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116