Мириам смотрела не меня и, наверно, восхищалась моим
поведением, тогда как другие отпускали всякие замечания. Сапьенци же все
смеялась, а потом стала петь одна. Занятия окончились раньше, чем обычно,
сразу после моего спора с маэстро.
Спускаясь по лестнице, я услышал за спиной шаги - шаги Мириам,
опередившей остальных. Я спросил ее просто: тебе в какую сторону? Она
показала рукой направление. И мне туда же, сказал я. В общем, получилось,
что у нас вроде бы уже есть какая-то договоренность, во всяком случае так
выглядело, а если этого и не было, то вполне могло быть.
Преследуя определенную цель, я предложил Мириам обойти вокруг замка
Святого Ангела. Шли мы молча. Хотя замок в действительности был
древнеримской усыпальницей, сейчас его все почему-то считают средневековой
крепостью. Крепости обычно осаждают, и мне хотелось внушить Мириам эту мысль
- мысль об осаде крепости и победе. Большая, между прочим, разница - сказать
что-то прямо или сделать намек, когда уже сложилось естественное
взаимопонимание. Выразить свои мысли без слов, через молчание, через магию
вещей - искусство. Некоторые вещи словно специально для этого созданы и
говорят сами за себя, нужно только заставить их заговорить. Можно заставить
заговорить замок, улицу, стену, растение. Даже камень можно заставить
заговорить. Мириам шла рядом и молчала, слова были не нужны.
Мы прошли через мост Святого Ангела с его знаменитыми скульптурами. Это
узкий мост, а в разлив воды Тибра поднимались почти до сводов опорных арок.
Идти по мосту с женщиной - что тут такого? Но для меня это было чуть ли не
приключением. Два человека (Мириам и я) сильнее ощущают взаимную близость,
если проходят по мосту, а не по тротуару или по площади. Вероятно, я мог бы
сказать что-нибудь, помочь себе словами, но на белом свете существуют не
одни только слова. История моей любви началась именно так, с долгой
прогулки, которая заменила долгую беседу. Автомобили проносились мимо - на
то они и автомобили! - а прохожие не обращали на нас никакого внимания, как
не обращают внимания друг на друга незнакомые люди; поскольку мы с Мириам
были для прохожих незнакомцами, они шли мимо, не глядя на нас.
Так мы прошли всю виа Джулия. В семнадцатом веке по ней прогуливались
папы, у знаменитых наложниц были здесь свои квартиры и дома. И у кардиналов
тоже. Статуи Сан-Филиппо Нери, Сан-Бьяджо делла Паньотта и Санта-Мария дель
Орацьоне е Морте и по сей день наблюдают за прохожими из ниш в стенах своих
церквей. Виа Джулия - прямая улица длиной ровно в километр. В начале
шестнадцатого века кто-то из пап торжественно открыл ее, и с тех пор она
оставалась неизменной на протяжении всех четырех с половиной веков, а это
порядочно. Нас все время тянуло идти посреди улицы - так к середине
стекается вода в русле реки, - потому что на виа Джулия нет тротуаров и
мостовая к середине как бы углубляется.
Казалось, Мириам прекрасно понимает язык этой длинной - целый километр
- и прямой улицы, похожей на долгое объяснение в любви. Дело было не просто
в том, чтобы пережить какое-то приключение (прогулка по мосту Святого
Ангела), а в том, что это приключение прекрасно могло вылиться в
традиционное взаимопонимание, то есть во взаимопонимание, отвечающее
традиции.
Я спросил у Мириам, как ее зовут (имя Мириам я сам придумал). Это
неважно, сказала девушка. Неважно так неважно, но должен же я тебя как-то
называть, сказал я. Называй как хочешь, ответила она. Мириам, сказал я.
Судя по всему, имя ее устроило. Изо рта Мириам вырывались белые
облачка, словно она курила. Я был горд, что окрестил - подходящее слово! -
такую девушку.
Виа Джулия навевала желание быть кардиналом давних времен, князем
Римской церкви в пурпурной мантии и в башмаках с серебряными пряжками. Я
чувствовал, как шевелится во мне этот старинный персонаж, я просто нутром
чувствовал, как он растет во мне со всем его шуршащим шелковым облачением, с
его величественными жестами, латинскими псалмами, грегорианским пением,
слышал звуки органа и ощущал, как срываются с моих губ похожие на проклятия
латинские восклицания (O salutaris hostia!) и церковные мотеты, которым я
научился в спортзале Фурио Стеллы. Кардинал двигался, благословлял прихожан,
величественно разводил руками, раздавал пинки, топал ногами. Я испытывал
острую боль от этих пинков, у меня даже дух перехватывало, приходилось
закусывать губы, крепко стискивать зубы, чтобы не закричать. Остроносые
башмаки, носки башмаков с серебряными пряжками, серебряные пряжки остроносых
башмаков кардинала разрывали мне диафрагму. Это была мистическая боль.
Священный экстаз.
Мириам с интересом смотрела на меня. Для этого у нее имелись все
основания. Сколько раз я задавался вопросом, как все происходит между
мужчиной и женщиной, как начинается их любовная история? Главное, что тут
нет никаких правил и все всегда может обернуться своей противоположностью.
Некоторые истории начинались с автомобильной катастрофы, с урагана (Эней и
Дидона), с землетрясения или бомбежки, со спиритического сеанса и даже с
ненависти и антипатии - полной противоположности любви. В данном случае, как
я уже говорил, это был священный экстаз.
Ты вдруг заговорил по-латыни, глядя на меня с удивлением, сказала
Мириам. Это шутка, ответил я. Но ты все-таки что-то сказал по-латыни. Я
пошутил. Хорошо, пусть так, сказала Мириам, но что ты сказал? Я вообразил
себя священником. Кардиналом.
Мне пришли на ум адаптированные стихи из "Dies Irae", и я прочитал их
Мириам к огромному ее удовольствию.
Стихи были такие:
Miriam, mirum spargens sonum
per sepuicra ragionum,
coget omnes ante thronum.
(*Слегка измененная часть заупокойной мессы "Dies Irae" ("День гнева"):
Труба, сея дивный клич
Среди гробниц,
Всех соберет к трону (лат).)
И так далее. Вообще-то латыни я не знаю, все это была игра, которую я
придумал для нее, в ее честь. Потом я замолчал. Так, в молчании, закончилась
первая глава нашей истории, наша встреча, прогулка, объяснение в любви.
Разговор возобновился на следующий вечер на холме Джаниколо. С холма
Джаниколо Рим казался сплошным луна-парком, он весь был в огнях, над
площадью Барберини реяла огромная буква "М" (реклама фирмы "Мотта"), а еще
была луна и вывеска компании "Алиталия". По одну сторону простирался город с
его огнями и шумом уличного движения, по другую были мы с Мириам в моей
машине "Фиат-600" - универсал - как на сцене, словно взгляды всех римлян
были устремлены на нас из партера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
поведением, тогда как другие отпускали всякие замечания. Сапьенци же все
смеялась, а потом стала петь одна. Занятия окончились раньше, чем обычно,
сразу после моего спора с маэстро.
Спускаясь по лестнице, я услышал за спиной шаги - шаги Мириам,
опередившей остальных. Я спросил ее просто: тебе в какую сторону? Она
показала рукой направление. И мне туда же, сказал я. В общем, получилось,
что у нас вроде бы уже есть какая-то договоренность, во всяком случае так
выглядело, а если этого и не было, то вполне могло быть.
Преследуя определенную цель, я предложил Мириам обойти вокруг замка
Святого Ангела. Шли мы молча. Хотя замок в действительности был
древнеримской усыпальницей, сейчас его все почему-то считают средневековой
крепостью. Крепости обычно осаждают, и мне хотелось внушить Мириам эту мысль
- мысль об осаде крепости и победе. Большая, между прочим, разница - сказать
что-то прямо или сделать намек, когда уже сложилось естественное
взаимопонимание. Выразить свои мысли без слов, через молчание, через магию
вещей - искусство. Некоторые вещи словно специально для этого созданы и
говорят сами за себя, нужно только заставить их заговорить. Можно заставить
заговорить замок, улицу, стену, растение. Даже камень можно заставить
заговорить. Мириам шла рядом и молчала, слова были не нужны.
Мы прошли через мост Святого Ангела с его знаменитыми скульптурами. Это
узкий мост, а в разлив воды Тибра поднимались почти до сводов опорных арок.
Идти по мосту с женщиной - что тут такого? Но для меня это было чуть ли не
приключением. Два человека (Мириам и я) сильнее ощущают взаимную близость,
если проходят по мосту, а не по тротуару или по площади. Вероятно, я мог бы
сказать что-нибудь, помочь себе словами, но на белом свете существуют не
одни только слова. История моей любви началась именно так, с долгой
прогулки, которая заменила долгую беседу. Автомобили проносились мимо - на
то они и автомобили! - а прохожие не обращали на нас никакого внимания, как
не обращают внимания друг на друга незнакомые люди; поскольку мы с Мириам
были для прохожих незнакомцами, они шли мимо, не глядя на нас.
Так мы прошли всю виа Джулия. В семнадцатом веке по ней прогуливались
папы, у знаменитых наложниц были здесь свои квартиры и дома. И у кардиналов
тоже. Статуи Сан-Филиппо Нери, Сан-Бьяджо делла Паньотта и Санта-Мария дель
Орацьоне е Морте и по сей день наблюдают за прохожими из ниш в стенах своих
церквей. Виа Джулия - прямая улица длиной ровно в километр. В начале
шестнадцатого века кто-то из пап торжественно открыл ее, и с тех пор она
оставалась неизменной на протяжении всех четырех с половиной веков, а это
порядочно. Нас все время тянуло идти посреди улицы - так к середине
стекается вода в русле реки, - потому что на виа Джулия нет тротуаров и
мостовая к середине как бы углубляется.
Казалось, Мириам прекрасно понимает язык этой длинной - целый километр
- и прямой улицы, похожей на долгое объяснение в любви. Дело было не просто
в том, чтобы пережить какое-то приключение (прогулка по мосту Святого
Ангела), а в том, что это приключение прекрасно могло вылиться в
традиционное взаимопонимание, то есть во взаимопонимание, отвечающее
традиции.
Я спросил у Мириам, как ее зовут (имя Мириам я сам придумал). Это
неважно, сказала девушка. Неважно так неважно, но должен же я тебя как-то
называть, сказал я. Называй как хочешь, ответила она. Мириам, сказал я.
Судя по всему, имя ее устроило. Изо рта Мириам вырывались белые
облачка, словно она курила. Я был горд, что окрестил - подходящее слово! -
такую девушку.
Виа Джулия навевала желание быть кардиналом давних времен, князем
Римской церкви в пурпурной мантии и в башмаках с серебряными пряжками. Я
чувствовал, как шевелится во мне этот старинный персонаж, я просто нутром
чувствовал, как он растет во мне со всем его шуршащим шелковым облачением, с
его величественными жестами, латинскими псалмами, грегорианским пением,
слышал звуки органа и ощущал, как срываются с моих губ похожие на проклятия
латинские восклицания (O salutaris hostia!) и церковные мотеты, которым я
научился в спортзале Фурио Стеллы. Кардинал двигался, благословлял прихожан,
величественно разводил руками, раздавал пинки, топал ногами. Я испытывал
острую боль от этих пинков, у меня даже дух перехватывало, приходилось
закусывать губы, крепко стискивать зубы, чтобы не закричать. Остроносые
башмаки, носки башмаков с серебряными пряжками, серебряные пряжки остроносых
башмаков кардинала разрывали мне диафрагму. Это была мистическая боль.
Священный экстаз.
Мириам с интересом смотрела на меня. Для этого у нее имелись все
основания. Сколько раз я задавался вопросом, как все происходит между
мужчиной и женщиной, как начинается их любовная история? Главное, что тут
нет никаких правил и все всегда может обернуться своей противоположностью.
Некоторые истории начинались с автомобильной катастрофы, с урагана (Эней и
Дидона), с землетрясения или бомбежки, со спиритического сеанса и даже с
ненависти и антипатии - полной противоположности любви. В данном случае, как
я уже говорил, это был священный экстаз.
Ты вдруг заговорил по-латыни, глядя на меня с удивлением, сказала
Мириам. Это шутка, ответил я. Но ты все-таки что-то сказал по-латыни. Я
пошутил. Хорошо, пусть так, сказала Мириам, но что ты сказал? Я вообразил
себя священником. Кардиналом.
Мне пришли на ум адаптированные стихи из "Dies Irae", и я прочитал их
Мириам к огромному ее удовольствию.
Стихи были такие:
Miriam, mirum spargens sonum
per sepuicra ragionum,
coget omnes ante thronum.
(*Слегка измененная часть заупокойной мессы "Dies Irae" ("День гнева"):
Труба, сея дивный клич
Среди гробниц,
Всех соберет к трону (лат).)
И так далее. Вообще-то латыни я не знаю, все это была игра, которую я
придумал для нее, в ее честь. Потом я замолчал. Так, в молчании, закончилась
первая глава нашей истории, наша встреча, прогулка, объяснение в любви.
Разговор возобновился на следующий вечер на холме Джаниколо. С холма
Джаниколо Рим казался сплошным луна-парком, он весь был в огнях, над
площадью Барберини реяла огромная буква "М" (реклама фирмы "Мотта"), а еще
была луна и вывеска компании "Алиталия". По одну сторону простирался город с
его огнями и шумом уличного движения, по другую были мы с Мириам в моей
машине "Фиат-600" - универсал - как на сцене, словно взгляды всех римлян
были устремлены на нас из партера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46