Чем конструкция
ниже, тем больше свобода выбора. Но сколько стоит это место вечного покоя?
Миллионы. Никаких скидок здесь не делают - слишком велик спрос, поясняют
мне, все хотят купить, цены постоянно растут, вокруг этого дела крутятся
посредники, спекулянты, жулики, которые покупают участок, чтобы потом его
перепродать или монополизировать. Процветающее торговое предприятие,
настоящий проходной двор. Вот, говорит человек, сидящий за столом, у нас
есть свободных тридцать метров в районе Новых Участков (аристократический
квартал). Они неделимы, с прекрасным видом на окрестности. Да, цена слишком
высока. Зато здесь есть все, что вам может понадобиться, говорит он, -
мрамор, бронза, цветы, тишина. Аминь.
Все начинается сначала в деревнях, на окраинах маленьких городков, куда
я добираюсь на своем "Фиате"-универсале в солнечные дни, под дождем, а
однажды даже и в снег. Я подхожу к воротам низких каменных стен, выкрашенных
желтой или белой краской, заглядываю внутрь, прошу разрешения зайти. Часто
ворота бывают заперты на висячий замок. Под мышкой у меня все тот же
сверток. Мой случай не совсем обычный, по-видимому, тут уж ничего не
поделать. Я жду часами, хожу взад-вперед, читая высеченные на мраморе имена
и даты, расспрашиваю сторожей, наблюдаю за козами, которые щиплют траву,
растущую между плитами. Никто не выполнит эту работу лучше, чем коза.
Человек в черном говорит мне, что это невозможно, что нужно соблюдать
существующие правила, но я-то знаю, какие дела творятся повсеместно: кости
одного человека смешивают с костями другого, списки часто пропадают, и
маленькое отступление от правила можно бы все-таки сделать. Но человек в
черном говорит: нет. Я настаиваю. Давайте, говорю, решим этот вопрос раз и
навсегда. Но человек в черном твердит свое "нет".
Не могу я бросить останки Мириам собакам и стервятникам, ее голос
преследует меня повсюду, она зовет меня, это какое-то наваждение. Я-то знаю,
чего Мириам от меня ждет.
Я готов сбежать куда-нибудь, скрыться. Хоть бы Мириам провалилась как
можно глубже, только бы не слышать больше ее голоса. Но я продолжаю его
слышать. Я ношусь по дорогам Лацио, среди дубовых рощ, над озером Браччано,
среди этрусских гробниц и папских вилл, пытаюсь добраться до вершины Соратте
- самой высокой горы в этих местах. Мой "Фиат"-универсал уже еле дышит,
захлебывается на подъеме, не выполняет моих команд. Мотор работает с
перебоями, не все свечи дают искру вовремя, сцепление истерлось,
электропроводка закрутилась таким жгутом, что ее уже и не распутать. Моя
непомерная усталость передается и машине, ужасная усталость наваливается на
нас обоих, дверцы хлопают на ветру. Но что все-таки происходит?
Я беспокоюсь о всяких мелочах, о пустяках, о событиях, происходящих в
неведомых мне странах, о делах вчерашних. В мою комнату известия поступают
непосредственно даже из очень далеких мест, и за каждым из них следует
другое, а за ним - еще новое. Суванна Фума отказался от приглашения своего
сводного брата Суванна Вонга - узнал я из газет. Ведь из-за этого может
разразиться война (ох, уж эти восточные народы!). Но что происходит? Я гляжу
вокруг - ничего не происходит. Это вызывает у меня ужасные подозрения. Если
напрячь слух, можно услышать, как кто-то смеется. Говорят, то есть пишут в
газетах, что японцы изобрели способ записывать на пленку сны. Потом их можно
показывать в обыкновенных кинотеатрах с помощью обыкновенного кинопроектора.
А звуковая дорожка? О ней в газете ничего не пишут. Замечают только, что эту
систему можно еще усовершенствовать. Прекрасно. Мне лично бояться нечего.
Слишком часто звонит в коридоре телефон. Я просил, чтобы меня перевели
в Пинчетто Веккьо, подальше от звонков. А меня перевели в другую комнату, но
звонки преследуют меня и здесь. Телефоны звонят непрерывно. Один звонок
следует за другим, они врываются в мою комнату, проникают через щель
неплотно прикрытой двери, через замочную скважину. .Что же это происходит?
Кто бы меня ни спрашивал, меня нет, говорю я себе. Я не готов, еще минуточку
терпения. Вот они, уже явились, покойнички, друг за другом пролезают сквозь
щели, сквозь замочную скважину, забираются в водопроводные трубы, проникают
в прутья железной кровати, в матрас, бегут по электропроводке. Этого
следовало ждать. И я действительно ждал. Какой беспорядок у меня в комнате!
Я слышал, что покойники одним взглядом могут погасить электролампочку,
засорить раковину, вызвать утечку газа, забить канализацию и затопить все
нечистотами, пробив канализационные трубы, могут хлопать ставнями, ходить по
водостокам, вспрыгивать на телевизионные антенны и путешествовать на
электромагнитных волнах Маркони.
Я устал от этой осады. Пусть умолкнут эти телефонные звонки, эти
звонковые телефоны. Пусть будет вокруг хоть немного тишины и темноты. Ну
вот, я закрываю ставни, но полной темноты нет, немножко света все же
пробивается. Donner Wetter, говорю я себе, эти покойники просто ужасны. Я
жажду тишины и темноты. Когда я добьюсь тишины и темноты, я буду лежать
неподвижно, как мумия (если такое сравнение допустимо). Мне хотелось бы
найти тихое (но только совершенно тихое) и темное (абсолютно темное) место.
Но никто не приходит мне на помощь. Когда-то у меня были друзья, покупатели,
было множество народу и вещей вокруг. Прекрасно, я сам найду место, которое
мне нужно. Там я буду лежать без движения - совершенство в неподвижности.
Совершенство также в полной темноте, в полной тишине, когда не слышно даже
жужжания мухи. Я должен все вычеркнуть из своей памяти, а для того, чтобы
все вычеркнуть, есть одно только средство - неподвижность и тишина, которые
так же присущи естественному состоянию вещей, как музыка и мысль. Я не хочу
больше ходить и ездить, спасаясь от ее призывов. Не желаю больше ничего
слышать о марках, Бальдассерони, Чиленти, комиссаре, все равно ведь мне
известно, что он думает обо мне и Мириам (ну вот, опять назвал ее по имени).
Я отказываюсь обсуждать эту тему, все, тема закрыта. Хватит, история
окончена. Но я не знаю даже, история ли это.
Я устал. Как сделать, чтобы прекратились эти звонки или чтобы я не
слышал их, когда они звонят. Я бы хотел ни о чем не думать, не утомляться,
ведь я и так уже устал.
Каждое движение, каждое слово, каждый звук отдаются и гудят, как в
огромном резонаторе. Антенны - вон там, на вершине Монте Марио, -
подхватывают со всех сторон вибрацию и передают ее мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ниже, тем больше свобода выбора. Но сколько стоит это место вечного покоя?
Миллионы. Никаких скидок здесь не делают - слишком велик спрос, поясняют
мне, все хотят купить, цены постоянно растут, вокруг этого дела крутятся
посредники, спекулянты, жулики, которые покупают участок, чтобы потом его
перепродать или монополизировать. Процветающее торговое предприятие,
настоящий проходной двор. Вот, говорит человек, сидящий за столом, у нас
есть свободных тридцать метров в районе Новых Участков (аристократический
квартал). Они неделимы, с прекрасным видом на окрестности. Да, цена слишком
высока. Зато здесь есть все, что вам может понадобиться, говорит он, -
мрамор, бронза, цветы, тишина. Аминь.
Все начинается сначала в деревнях, на окраинах маленьких городков, куда
я добираюсь на своем "Фиате"-универсале в солнечные дни, под дождем, а
однажды даже и в снег. Я подхожу к воротам низких каменных стен, выкрашенных
желтой или белой краской, заглядываю внутрь, прошу разрешения зайти. Часто
ворота бывают заперты на висячий замок. Под мышкой у меня все тот же
сверток. Мой случай не совсем обычный, по-видимому, тут уж ничего не
поделать. Я жду часами, хожу взад-вперед, читая высеченные на мраморе имена
и даты, расспрашиваю сторожей, наблюдаю за козами, которые щиплют траву,
растущую между плитами. Никто не выполнит эту работу лучше, чем коза.
Человек в черном говорит мне, что это невозможно, что нужно соблюдать
существующие правила, но я-то знаю, какие дела творятся повсеместно: кости
одного человека смешивают с костями другого, списки часто пропадают, и
маленькое отступление от правила можно бы все-таки сделать. Но человек в
черном говорит: нет. Я настаиваю. Давайте, говорю, решим этот вопрос раз и
навсегда. Но человек в черном твердит свое "нет".
Не могу я бросить останки Мириам собакам и стервятникам, ее голос
преследует меня повсюду, она зовет меня, это какое-то наваждение. Я-то знаю,
чего Мириам от меня ждет.
Я готов сбежать куда-нибудь, скрыться. Хоть бы Мириам провалилась как
можно глубже, только бы не слышать больше ее голоса. Но я продолжаю его
слышать. Я ношусь по дорогам Лацио, среди дубовых рощ, над озером Браччано,
среди этрусских гробниц и папских вилл, пытаюсь добраться до вершины Соратте
- самой высокой горы в этих местах. Мой "Фиат"-универсал уже еле дышит,
захлебывается на подъеме, не выполняет моих команд. Мотор работает с
перебоями, не все свечи дают искру вовремя, сцепление истерлось,
электропроводка закрутилась таким жгутом, что ее уже и не распутать. Моя
непомерная усталость передается и машине, ужасная усталость наваливается на
нас обоих, дверцы хлопают на ветру. Но что все-таки происходит?
Я беспокоюсь о всяких мелочах, о пустяках, о событиях, происходящих в
неведомых мне странах, о делах вчерашних. В мою комнату известия поступают
непосредственно даже из очень далеких мест, и за каждым из них следует
другое, а за ним - еще новое. Суванна Фума отказался от приглашения своего
сводного брата Суванна Вонга - узнал я из газет. Ведь из-за этого может
разразиться война (ох, уж эти восточные народы!). Но что происходит? Я гляжу
вокруг - ничего не происходит. Это вызывает у меня ужасные подозрения. Если
напрячь слух, можно услышать, как кто-то смеется. Говорят, то есть пишут в
газетах, что японцы изобрели способ записывать на пленку сны. Потом их можно
показывать в обыкновенных кинотеатрах с помощью обыкновенного кинопроектора.
А звуковая дорожка? О ней в газете ничего не пишут. Замечают только, что эту
систему можно еще усовершенствовать. Прекрасно. Мне лично бояться нечего.
Слишком часто звонит в коридоре телефон. Я просил, чтобы меня перевели
в Пинчетто Веккьо, подальше от звонков. А меня перевели в другую комнату, но
звонки преследуют меня и здесь. Телефоны звонят непрерывно. Один звонок
следует за другим, они врываются в мою комнату, проникают через щель
неплотно прикрытой двери, через замочную скважину. .Что же это происходит?
Кто бы меня ни спрашивал, меня нет, говорю я себе. Я не готов, еще минуточку
терпения. Вот они, уже явились, покойнички, друг за другом пролезают сквозь
щели, сквозь замочную скважину, забираются в водопроводные трубы, проникают
в прутья железной кровати, в матрас, бегут по электропроводке. Этого
следовало ждать. И я действительно ждал. Какой беспорядок у меня в комнате!
Я слышал, что покойники одним взглядом могут погасить электролампочку,
засорить раковину, вызвать утечку газа, забить канализацию и затопить все
нечистотами, пробив канализационные трубы, могут хлопать ставнями, ходить по
водостокам, вспрыгивать на телевизионные антенны и путешествовать на
электромагнитных волнах Маркони.
Я устал от этой осады. Пусть умолкнут эти телефонные звонки, эти
звонковые телефоны. Пусть будет вокруг хоть немного тишины и темноты. Ну
вот, я закрываю ставни, но полной темноты нет, немножко света все же
пробивается. Donner Wetter, говорю я себе, эти покойники просто ужасны. Я
жажду тишины и темноты. Когда я добьюсь тишины и темноты, я буду лежать
неподвижно, как мумия (если такое сравнение допустимо). Мне хотелось бы
найти тихое (но только совершенно тихое) и темное (абсолютно темное) место.
Но никто не приходит мне на помощь. Когда-то у меня были друзья, покупатели,
было множество народу и вещей вокруг. Прекрасно, я сам найду место, которое
мне нужно. Там я буду лежать без движения - совершенство в неподвижности.
Совершенство также в полной темноте, в полной тишине, когда не слышно даже
жужжания мухи. Я должен все вычеркнуть из своей памяти, а для того, чтобы
все вычеркнуть, есть одно только средство - неподвижность и тишина, которые
так же присущи естественному состоянию вещей, как музыка и мысль. Я не хочу
больше ходить и ездить, спасаясь от ее призывов. Не желаю больше ничего
слышать о марках, Бальдассерони, Чиленти, комиссаре, все равно ведь мне
известно, что он думает обо мне и Мириам (ну вот, опять назвал ее по имени).
Я отказываюсь обсуждать эту тему, все, тема закрыта. Хватит, история
окончена. Но я не знаю даже, история ли это.
Я устал. Как сделать, чтобы прекратились эти звонки или чтобы я не
слышал их, когда они звонят. Я бы хотел ни о чем не думать, не утомляться,
ведь я и так уже устал.
Каждое движение, каждое слово, каждый звук отдаются и гудят, как в
огромном резонаторе. Антенны - вон там, на вершине Монте Марио, -
подхватывают со всех сторон вибрацию и передают ее мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46