” – спросил меня Джонни. И это мои друзья! Кто лучше них знает, как сбить тебя с пьедестала, верно? За три дня до начала школы, когда стоял отличный ясный день – по небу летели легкие облачка, а с юга дул теплый ветерок, – мы пригнали на великах к бейсбольному полю, привязав перчатки за шнурки к рулю. Мы заняли позиции вокруг восьмиугольника, который за время нашего отсутствия зарос сорной травой. Взглянув на табло, можно было легко убедиться в том, что не только наша младшая лига бьется в агонии проигрыша; команда взрослых, “Перепела”, тоже продула “Хайфлаерсам”, команде военно-воздушной базы, пять – ноль. Стоя почти по колени в траве и перебрасываясь мячиком, мы с грустью рассуждали на тему того, что лето проходит и ничего с этим поделать нельзя. Правда, в глубине души мы с восторгом предвкушали начало учебного года, потому что наступало время, когда свобода.., как бы это сказать, приедалась. Когда свободного времени становилось слишком много. Мы уже были готовы к тому, чтобы кто-то накинул на нас узду, для того чтобы мы могли всласть полетать следующим летом. Мы бросали сильные прямые и крученые верхние мячи и низкие “пылесборники”. Бен бросал “срезать головки червякам”, который мало кто умел, а Джонни пускал крученый так, что перед тем как влететь в перчатку, мяч делал “рыбий хвост”. Мы все, каждый в одиночку и все вместе, были свергнутыми королями. Хотя это лето было не последнее: будет и следующее, и не одно. Мы тренировались уже минут сорок и наши лбы были мокры, когда Дэви Рэй крикнул:
– Эй, смотрите-ка, кто идет! Мы дружно оглянулись. Прямо через траву к нам, руки в карманы, брел Немо Кюрлис. Он был такой же жердью, кожа да кости, настоящий шкет, его кожа по-прежнему была молочно-белой. И это в конце лета. Мать держала его на коротком поводке, это точно.
– Привет! – крикнул я.
– Привет, Немо! – подхватил Дэви Рэй. – Иди к нам, давай покидаем немного!
– Отлично! – подал голос Джонни, в голосе которого не было энтузиазма, потому что он хорошо помнил отбитые пальцы. – Наконец-то Бен попробует принимать твои подачи! Немо грустно покачал головой. Пройдя через поле мимо Джонни и Бена, он направился ко мне в “дом”. Когда он остановился передо мной и наконец поднял лицо, я увидел, что по его щекам текут слезы. Его глаза за толстыми стеклами очков были красные и распухшие от слез, ресницы слиплись сосульками.
– Что случилось? – с тревогой спросил я. – Кто-то обидел тебя? Тебя побили?
– Нет, – всхлипывая, ответил он. – Просто я.., я… К нам подошел Дэви Рэй, подбрасывая в руке бейсбольный мяч.
– Что случилось. Немо? Ты плачешь?
– Я… Немо крепко зажмурился и всхлипнул. Он изо всех сил старался успокоиться и взять себя в руки, но у него ничего не получалось.
– Я уешаю, – наконец выдавил из себя он.
– Уезжаешь? – Я нахмурился. – Но куда?
– Прошто уешаю. Уешаю иш города… – Немо махнул рукой в неопределенном направлении. – Мы переешаем. К нам в “дом” подошли Джонни и Бен. Так мы и стояли кружком вокруг Немо, который шмыгал носом и размазывал по щекам слезы. Бен не мог долго этого вынести и, отойдя в сторону, принялся пинать ногами камешки.
– Я зашел к тебе домой. Кори, штобы попрошашя, но твоя мама шкашала, што ты поехал на бейшбольное поле, – объяснил мне Немо. – Я прошто хотел попрошашя.
– Ясно. А куда вы едете? В гости? К родным? – спросил я.
– Нет. Новые потоки слез заструились по лицу Немо.
– Мы переешаем в другой город, Кори.
– Переезжаете? Куда же?
– Не шнаю. Куда-то далеко отшюда.
– Господи, – протянул Джонни. – Да вы всего-то лето в Зефире и прожили!
– Мы надеялись, что в следующем году ты будешь играть в нашей команде! – потрясение воскликнул Дэви.
– Вот именно, – подхватил я. – Ты же должен был пойти в нашу школу.
– Нет, – покачал головой Немо; я отчетливо увидел в его распухших глазах невыносимую муку. – Нет и нет. Мне нушно идти. Шавтра мы уешаем.
– Завтра? Почему такая спешка? Куда вы так торопитесь?
– Так шкашала мама. Шавтра мы уешаем. Туда, где папа шмошет продавать рубашки. Рубашки. Вот в чем дело. Рубашки. Никто в Зефире не носит хорошо сшитые белые рубашки. Я сомневался, что хорошо сшитые белые рубашки пользовались большим спросом хотя бы в одном городе, где пытали свое счастье мистер Кюрлис, его жена и сын, куда посылала его фабрика. Не думаю, что во всем мире нашлось бы такое место.
– Я не шмог… Немо поднял на меня глаза. От боли в его взгляде у меня защемило сердце.
– Я так и не шмог.., шавешти себе друшей, – сказал он. – Потому што мы вше время переешали.
– Мне жаль, Немо, – сказал я. – Жаль, что тебе приходится переезжать, очень жаль. Под влиянием мгновенного порыва я вытащил из своей бейсбольной перчатки мяч и протянул его Немо.
– Вот, возьми, – сказал я ему. – Сохрани его, чтобы иногда вспоминать о приятелях, которые остались у тебя здесь, в Зефире. Лады? Немо помедлил. Потом протянул руку и схватил костлявыми пальцами своей волшебной птичьей кисти шершавую поверхность мяча, принимая подарок. Вот тут Джонни проявил себя истинным джентльменом: мяч принадлежал ему, но он даже глазом не моргнул. Немо вертел мяч в руках, перекладывая из ладони в ладонь, и я не мог оторвать глаз от красных швов мячика, мелькавших между его пальцами и отражавшихся в стеклах его очков. Он вглядывался в глубины мяча, словно это был волшебный кристалл, в котором можно увидеть правду о нашей жизни.
– Я хошу ошташя шдешь, – тихо проговорил Немо. Из носа у него по-прежнему текло, и он чихнул. Потом снова посмотрел на меня. – Я хочу шить как вше. Мне до шмерти хочешя ошташя шдешь ш вами.
– Может, когда-нибудь вы вернетесь, – подал голос Джонни, но это было ни к чему. – Может быть…
– Нет, – перебил его Немо. – Мы никогда не вернемшя. Никогда. Никогда, ни на один день. Немо повернулся к улице, чтобы взглянуть на дом, в котором так недолго прожила его семья. По его щеке скатилась слеза и, дрожа, повисла на подбородке.
– Мама говорит, папа долшен продавать рубашки для того, штобы у наш были деньги. По ночам она чашто кричит на него, называет ленивым и говорит, што не долшна была выходить за него замуш. А он вше отвечает ей: “Вот подошти, в шледующем городе я добьюшь швоего”. Немо быстро обернулся, его глаза снова уставились на меня. Перемена, произошедшая в нем, случилась всего за одно мгновение. Он по-прежнему плакал, но теперь в его глазах был гнев, гнев такой силы, что я вынужден был отступить на шаг, чтобы жар его гнева не сжег меня.
– Отец ошибаешя, в шледующем городе у наш шнова не будет удачи, – продолжал он. – Мы так и будем переешать и переешать из города в город, и мама будет кричать на него по ночам, а папа будет говорить, што в шледующем городе нам обязательно повезет. Но не штоит на это надеятьшя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Эй, смотрите-ка, кто идет! Мы дружно оглянулись. Прямо через траву к нам, руки в карманы, брел Немо Кюрлис. Он был такой же жердью, кожа да кости, настоящий шкет, его кожа по-прежнему была молочно-белой. И это в конце лета. Мать держала его на коротком поводке, это точно.
– Привет! – крикнул я.
– Привет, Немо! – подхватил Дэви Рэй. – Иди к нам, давай покидаем немного!
– Отлично! – подал голос Джонни, в голосе которого не было энтузиазма, потому что он хорошо помнил отбитые пальцы. – Наконец-то Бен попробует принимать твои подачи! Немо грустно покачал головой. Пройдя через поле мимо Джонни и Бена, он направился ко мне в “дом”. Когда он остановился передо мной и наконец поднял лицо, я увидел, что по его щекам текут слезы. Его глаза за толстыми стеклами очков были красные и распухшие от слез, ресницы слиплись сосульками.
– Что случилось? – с тревогой спросил я. – Кто-то обидел тебя? Тебя побили?
– Нет, – всхлипывая, ответил он. – Просто я.., я… К нам подошел Дэви Рэй, подбрасывая в руке бейсбольный мяч.
– Что случилось. Немо? Ты плачешь?
– Я… Немо крепко зажмурился и всхлипнул. Он изо всех сил старался успокоиться и взять себя в руки, но у него ничего не получалось.
– Я уешаю, – наконец выдавил из себя он.
– Уезжаешь? – Я нахмурился. – Но куда?
– Прошто уешаю. Уешаю иш города… – Немо махнул рукой в неопределенном направлении. – Мы переешаем. К нам в “дом” подошли Джонни и Бен. Так мы и стояли кружком вокруг Немо, который шмыгал носом и размазывал по щекам слезы. Бен не мог долго этого вынести и, отойдя в сторону, принялся пинать ногами камешки.
– Я зашел к тебе домой. Кори, штобы попрошашя, но твоя мама шкашала, што ты поехал на бейшбольное поле, – объяснил мне Немо. – Я прошто хотел попрошашя.
– Ясно. А куда вы едете? В гости? К родным? – спросил я.
– Нет. Новые потоки слез заструились по лицу Немо.
– Мы переешаем в другой город, Кори.
– Переезжаете? Куда же?
– Не шнаю. Куда-то далеко отшюда.
– Господи, – протянул Джонни. – Да вы всего-то лето в Зефире и прожили!
– Мы надеялись, что в следующем году ты будешь играть в нашей команде! – потрясение воскликнул Дэви.
– Вот именно, – подхватил я. – Ты же должен был пойти в нашу школу.
– Нет, – покачал головой Немо; я отчетливо увидел в его распухших глазах невыносимую муку. – Нет и нет. Мне нушно идти. Шавтра мы уешаем.
– Завтра? Почему такая спешка? Куда вы так торопитесь?
– Так шкашала мама. Шавтра мы уешаем. Туда, где папа шмошет продавать рубашки. Рубашки. Вот в чем дело. Рубашки. Никто в Зефире не носит хорошо сшитые белые рубашки. Я сомневался, что хорошо сшитые белые рубашки пользовались большим спросом хотя бы в одном городе, где пытали свое счастье мистер Кюрлис, его жена и сын, куда посылала его фабрика. Не думаю, что во всем мире нашлось бы такое место.
– Я не шмог… Немо поднял на меня глаза. От боли в его взгляде у меня защемило сердце.
– Я так и не шмог.., шавешти себе друшей, – сказал он. – Потому што мы вше время переешали.
– Мне жаль, Немо, – сказал я. – Жаль, что тебе приходится переезжать, очень жаль. Под влиянием мгновенного порыва я вытащил из своей бейсбольной перчатки мяч и протянул его Немо.
– Вот, возьми, – сказал я ему. – Сохрани его, чтобы иногда вспоминать о приятелях, которые остались у тебя здесь, в Зефире. Лады? Немо помедлил. Потом протянул руку и схватил костлявыми пальцами своей волшебной птичьей кисти шершавую поверхность мяча, принимая подарок. Вот тут Джонни проявил себя истинным джентльменом: мяч принадлежал ему, но он даже глазом не моргнул. Немо вертел мяч в руках, перекладывая из ладони в ладонь, и я не мог оторвать глаз от красных швов мячика, мелькавших между его пальцами и отражавшихся в стеклах его очков. Он вглядывался в глубины мяча, словно это был волшебный кристалл, в котором можно увидеть правду о нашей жизни.
– Я хошу ошташя шдешь, – тихо проговорил Немо. Из носа у него по-прежнему текло, и он чихнул. Потом снова посмотрел на меня. – Я хочу шить как вше. Мне до шмерти хочешя ошташя шдешь ш вами.
– Может, когда-нибудь вы вернетесь, – подал голос Джонни, но это было ни к чему. – Может быть…
– Нет, – перебил его Немо. – Мы никогда не вернемшя. Никогда. Никогда, ни на один день. Немо повернулся к улице, чтобы взглянуть на дом, в котором так недолго прожила его семья. По его щеке скатилась слеза и, дрожа, повисла на подбородке.
– Мама говорит, папа долшен продавать рубашки для того, штобы у наш были деньги. По ночам она чашто кричит на него, называет ленивым и говорит, што не долшна была выходить за него замуш. А он вше отвечает ей: “Вот подошти, в шледующем городе я добьюшь швоего”. Немо быстро обернулся, его глаза снова уставились на меня. Перемена, произошедшая в нем, случилась всего за одно мгновение. Он по-прежнему плакал, но теперь в его глазах был гнев, гнев такой силы, что я вынужден был отступить на шаг, чтобы жар его гнева не сжег меня.
– Отец ошибаешя, в шледующем городе у наш шнова не будет удачи, – продолжал он. – Мы так и будем переешать и переешать из города в город, и мама будет кричать на него по ночам, а папа будет говорить, што в шледующем городе нам обязательно повезет. Но не штоит на это надеятьшя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100