Мама и Нила Кастиль покатили кресло по улице, и на этот раз течение помогало им толкать их груз. Я никогда не думал о маме как о физически сильном человеке. Думаю, вы и сами знаете, что никогда нельзя узнать, на что человек способен, до тех пор, пока он это сам не докажет.
– Кори? – позвал меня Гэвин, как только мы с ним остались вдвоем.
– Что, Гэвин?
– Я не умею плавать. Он крепко прижался ко мне. Теперь, когда рядом с Гэвином больше не было дедушки и ему не для кого было храбриться, он задрожал.
– Не беспокойся, – ответил я. – Тебе и не придется никуда плыть. Я так надеялся. Мы принялись ждать дальше. Я от души надеялся, что мама и Нила не заставят себя долго ждать. Вода уже заливала мои размокшие ботинки. Я поинтересовался у Гэвина, не знает ли он какой-нибудь подходящей песни, и тот ответил, что как раз знает песню “На макушке старой трубы”, которую тут же запел тонким и дрожащим, но не лишенным приятности голоском. Пение Гэвина – на самом деле больше напоминавшее плач – привлекло чье-то внимание, кто-то отчаянно заплескался в дверном проеме – у меня перехватило от страха дыхание, и я поспешно направил туда фонарь. В воде бултыхалась небольшая рыжая собака, вся измазанная в грязи. В свете лампы глаза пса дико блеснули. Хрипло дыша, он немедленно поплыл в нашу сторону через комнату, среди журналов, газет и всякой всячины. Дыхание собаки было настолько громким, что отдавалось под сводами комнаты.
– Давай, приятель, я тебя подхвачу! – принялся подбадривать я псину, которая явно выбивалась из сил и нуждалась в помощи. – Держи лампу! – крикнул я Гэвину и отдал ему фонарь. Через дверь прокатилась новая волна; собака тихонько заскулила, когда вода приподняла и опустила ее. Перекатившись через стол, волна разбилась о стену.
– Давай, приятель, поднатужься! – снова крикнул я и наклонился, чтобы подхватить пса, бившего лапами по воде. Я поймал одну из его передних лап. Собака заглянула в мои глаза, в желтом свете лампы ее вываленный язык казался очень розовым – должно быть, так новообращенный христианин мог взывать к Спасителю. Я уже поднимал пса за передние лапы, когда почувствовал, как под моими ногами заколебался стол. Собака в моих руках коротко вздрогнула и замерла. Одновременно с этим раздался отчетливый хруст. И все. Вот так быстро. Сразу же после этого передняя половина туловища собаки, увлеченная моими руками, вырвалась из воды, ровно половина, без задних лап и хвоста, без всего того, что шло после половины спины; ничего, только ужасный красный срез с болтавшимися лохмотьями мяса, крови и обрывками дымившихся кишок. Пес коротко всхлипнул. И умолк. Его лапы еще несколько раз дернулись, глаза неумолимо не отпускали моего лица – и эту агонию, которой я был свидетель, я запомнил на всю жизнь. Я заорал – что в точности я в тот момент кричал, конечно же, не помню – и уронил то, что только что было целой собакой, а теперь стало жутким обрубком, обратно в воду. Останки собаки рухнули вниз, подняв тучу брызг, ушли с глаз под воду и снова всплыли, причем передние лапы по-прежнему пытались грести. Я услышал, как рядом со мной что-то прокричал Гэвин: нтовататаковатаббыыы? – ничего другого я не расслышал. Вокруг трупа собаки, внутренности которой тянулись за ней наподобие страшного хвоста, внезапно забурлила вода, и я увидел, как на поверхности показалось чье-то огромное продолговатое тело. Существо было покрыто чешуей, формой напоминавшей бриллианты и цветом палую листву: бледно-коричневого, ярко-пурпурного, сочно-золотого и зеленовато-коричневого оттенков. Все цвета реки тоже были здесь: от водоворотов тинной охры до лунно-розового тихих заводей. Я заметил целую поросль мидий, прилепившихся к бокам чудовища, глубокие борозды старых шрамов и несколько застрявших крупных рыболовных крючков, уже заржавевших. Я видел перед собой туловище толщиной не меньше ствола старого дуба, медленно переворачивавшееся в воде и явно получавшее удовольствие от приятного купания. Я был почти парализован этим зрелищем, несмотря на то что рядом вопил от ужаса Гэвин. Я отлично знал, кого вижу перед собой. Хотя мое сердце отчаянно колотилось, я не мог сделать и глотка воздуха. И тогда, и сейчас мне кажется, что Божьей твари прекрасней я никогда не видел и не увижу. Потом мне вспомнился зазубренный клык, глубоко ушедший в кусок дерева, что показывал мне мистер Скалли. Был ли Мозес красив или нет, но собаку он располосовал надвое в считанные мгновения. Он явно был голоден. Так быстро, что мое сознание даже не успело это зафиксировать, громадные челюсти разошлись – и в свете лампы блеснули клыки, на один из которых был нанизан старый башмак, а на другой – еще трепетавшая серебристая рыба. С громким сопением пасть Мозеса засосала в себя вместе с потоками бурлящей воды плававшую на поверхности половинку несчастной собаки, после его зев закрылся гораздо более осторожно, чем до этого распахнулся, и знакомо задвигался, словно главный обитатель Текумсы сидел сейчас в “Лирике” и наслаждался лимонным леденцом. На миг я поймал на себе взгляд зеленоватого спокойного рыбьего глаза величиной с бейсбольный мяч, тут же прикрывшегося тонкой полупрозрачной пленкой. Сразу же вслед за этим Гэвин позади меня сорвался со стола и шлепнулся в воду. Лампа, которую он держал, с шипением погасла. Я и не думал о том, чтобы быть храбрым. Но я и не думал о том, что боюсь. Я не умею плавать. Это было все, что вертелось у меня в голове. Обернувшись, я прыгнул со стола туда, куда только что нырнул Гэвин, где расходились круги на месте его падения. Вода была густой от ила и стояла на уровне моих плеч, и это означало, что Гэвину было как раз по ноздри. Он уже вынырнул на поверхность, отчаянно барахтаясь и крича. Когда я схватил его за ремень штанов, он чуть не вырвал мне руку с корнем, потому что решил, что его сцапал Старый Мозес.
– Гэвин! Это я, прекрати рваться! – крикнул я и приподнял его лицо над водой.
– Уг-ыг-уг, – ответил он сквозь вырывавшиеся изо рта пузыри. Казалось, внутри Гэвина работает машина, высасывавшая остатки топлива из бака. Позади меня, где-то в насквозь промокшей и темной комнате послышался тихий шум. Словно кто-то поднимался из воды. Я быстро обернулся. Гэвин икнул и обеими руками схватил меня за шею так, что я едва мог продохнуть. Я увидел то, что являет собой Старый Мозес – огромный, ужасный, от вида которого захватывало дух, он поднимался из воды как растущее на глазах дерево. У Мозеса была треугольная и плоская, как у змеи, голова, но я все-таки до сих пор уверен, что он был не просто змеем, поскольку впереди на его туловище, прямо под шеей, имелась пара небольших лап с острыми когтями. Я услышал, как хвост Мозеса с громким стуком крепко ударил под водой в стену так, что затрясся весь дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100