Бледное лицо его покрывается пятнами.
Упрямый. Не пустить - сам сбежит. Видать, сильно нужно ему.
- Залетишь - сам отвечаешь. Я тебя никуда не пускал. Иди.
Кувшин улыбается одними губами. На выходе оборачивается:
- Спасибо.
Укол c другими осенниками отправляется в штаб. Я не прощаюсь с ним - ухожу курить в умывальник. Выпускаю дым в приоткрытое окно. Хорошая погода для дембеля. Небо, солнце, листва под ногами на влажном асфальте.
На мой дембель листва будет зеленой. А хорошо бы - при голых ветвях еше, в апреле…
Что я буду делать дома - не знаю. Не важно. Главное - дома быть.
Блядь, не сдохнуть бы зимой от тоски.
Вечером - новость с КПП.
Кто-то подловил Укола на выходе из чипка. Тот уже успел переодеться в парадку с аксельбантом и начесанную шинель.
Отмудохали его знатно. И от формы, и от лица - одни ошметки оставили.
Кто его так уделал, Укол не сказал. Переоделся в 'гражданку" и свалил в Токсово на попутном кунге.
После отбоя толкаю Кувшина в плечо.
- Опять про Москву читать? - открывает глаза тот.
Так и ожидаю услышать "Не заебало еще?" в продолжение. Кувшин дерзкий. Пока молчит, но рано или поздно…
- Ну тебя на хуй… - смеюсь. - Мне ж тоже на дембель скоро…
Кувшин делает вид, что не понимает.
- Спи, военный, - говорю ему.
Кувшин поворачивается на другой бок.
Лежу минут пять и тыкаю его кулаком в спину:
- Кувшин!
- Ну чего? - поворачивается боец.
- Не "чаво", а "слушаю, товарищ дедушка"! Совсем охуели, бойцы. Ты вот что скажи - если почти каждый дух может навалять старому… Как же в жизни тогда получается наоборот?
- Я не знаю. У меня времени думать нет. Мне не положено еще, - нехотя отвечает Кувшин. - Вот постарею, стану, как ты… Тогда и подумаю.
- Тогда уже нечем будет, Миша… Давай спать.
Засыпая, удивляюсь - сегодня мы впервые назвали друг друга по имени.
Ночью повалил неожиданно снег, крупными хлопьями - первый этой осенью. Утром начал таять, чавкая под нашими сапогами. Строй опять поредел, как листва у деревьев вдоль дороги.
После развода вместе с Пашей Сексом отпрашиваемся в санчасть.
Сегодня на дембель уходит Кучер. Временно санчасть остается без фельдшера. Замены Кучеру пока не нашли. Но уже известно, что среди привезенных духов есть один из ветеринарного техникума. Его-то и приметил начмед Рычко на замену Кучеру.
- Это пиздец, Игорек, - не верю я своим ушам, когда фельдшер сообщает новость. - Бля, только бы не заболеть за эти полгода. Чего мы без тебя делать тут будем…
Кучер - последний мой друг из старших призывов. Через пару часов его не будет в части.
Даже не хочется думать об этом.
Паша Секс крутит головой:
- Я, в принципе, знал, что солдат - не человек. Но, ветеринар в санчасти - это круто.
- И ведь это даже не смешно, - печально кивает Кучер. - Берегите здоровье.
Сидим у него в боксе и завариваем чифир.
В боксе жарко, и Паша расстегивает пэша. На груди у него просверленная пуля от "калаша", подвешенная на капроновый шнур.
Кучер украдкой подмигивает мне.
Как он тогда догадался, что это моя проделка - загадка. Паше он ничего не сказал про меня. Наоборот, нагнал мистического туману и убедил того в действенности талисмана. Паша уверен, что найденная в яйце хранит его от залетов в самоволках.
Адресами и фотками мы давно уже обменялись. Подарки на дембель убраны в дипломат.
На душе тоскливо. Кучер выходит и возвращается через минуту с двумя склянками.
- Быстро! - шепотом говорит он. - В этой спирт, тут - вода. Хотите, разведите. Я не буду, мне в штаб еще.
Решаем "в запивон".
Спирт обжигает,. перехватывает горло спазмом. Почти мгновенно становится тепло и весело. Глаза немилосердно слезятся. В желудке приятно жжет.
Еще минута - и я пьяный. Совсем разучился пить.
Замечаю, что Пашу тоже повело. Ему-то что, он не залетит. У него - талисман.
Наперебой приглашаем друг друга в гости.
Решаем проводить Кучера до штаба.
Снег уже растаял совсем. Порывистый ветер хлопает полами шинели дембеля. Шинель самая обычная, с хлястиком от другой - видно по цвету. Кучер ежится и встягивает голову в плечи. Нам с Пашей тепло. Спирт еще греет тело, но уже не властен над душой. На ней опять тоскливо.
- Мы тут как сироты без тебя будем, - говорю другу. - Как тебя жены офицерские отпустили-то… Кто им теперь гадать будет?
- Я бы на них порчу и сглаз навел, если бы не пустили, - усмехается Кучер.
У штаба мы обнимаемся. Кучер роется по карманам. Достает пару пачек сигарет.
- Держите, - сует их нам. - До встречи! Давайте!
Паша дергает воротник бушлата:
- Кучер, погодь!
Секс снимает с шеи свой амулет - слегка сплющенный кусочек металла.
- Носи, нас вспоминай, - подкидывает пулю в ладони и отдает Кучеру.
- Это тебе от нас двоих, - подмигиваю я.
Обнимаемся.
Из окна дежурного по части раздается стук по стеклу. Дежурный машет рукой и беззвучно шевелит усами.
Пора на инструктаж.
Кучер поднимается по ступенькам, машет нам рукой.
Хлопает за ним дверь.
Обратно мы с Пашей бредем молча.
Снова налетают серые низкие облака. Опять начинает идти снег. Хлопья падают и сразу же тают. Но это не надолго. Скоро, совсем скоро снег завалит тут все…
Спрятав пальцы в рукавах бушлатов и втянув головы, мы понуро проходим мимо учебной казармы.
На плацу перед ней строится рота духов. Новенькие шинели и шапки. Пятна незнакомых лиц.
Командует ими какой-то сержант из "букварей".
- Духи-и-и! - кричит вдруг Паша. - Сколько дедушкам осталось?
Порыв ветра доносит до нас ответ.
Цифра такая пугающая, что лучше бы Паша не спрашивал…
К ноябрю в части из осеннего призыва не осталось уже никого.
Мы - самые старшие.
Я, Кица и Костюк лежим на койках. На заднице каждого из нас по три подушки. По бокам, в проходе, стоят наши бойцы - Макс, Новый, Кувшин и Гудок. В руках у них - белые нитки с узелками. Узелков - восемнадцать.
Наши молодые будут переводить нас в "стариков".
- Раз! - считают они, опуская нитку на подушки.
- О-о-ой! - кричит лежащий под койками Трактор. - Ой! Больно дедушке!
Положено по бойцу под каждую койку, но людей не хватает.
- Два!
Кица деланно кряхтит и свешивает голову под койку:
- А шо так тихо?
- Ой! Ой, больно! - орет Трактор. - Суки, бейте легче - дедушке больно!
- Три! Четыре! Пять!..
- Больно мне, больно! Не унять ничем эту злую боль! - исполняет Трактор песню "Фристайла".
На восемнадцатом "ударе" прибегает дневальный:
- Да хуль вы орете на всю часть? Щас набегут сюда…
Смеясь, поднимаемся.
- Да все, все… Теперь тихо все будет. Ну, бойцы, пишлы!
Кица накручивает свой ремень на кулак. Размахивается и бьет им по табуретке. Бляха звучно впечатывается, оставляя заметную вмятину.
Бойцы вздрагивают.
- Не ссыте! - подхватываю свой ремень. - Пойдем, пока шакалов нет. Щас постареете чуток. Кувшин, ты - мой! Лично переводить тебя буду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Упрямый. Не пустить - сам сбежит. Видать, сильно нужно ему.
- Залетишь - сам отвечаешь. Я тебя никуда не пускал. Иди.
Кувшин улыбается одними губами. На выходе оборачивается:
- Спасибо.
Укол c другими осенниками отправляется в штаб. Я не прощаюсь с ним - ухожу курить в умывальник. Выпускаю дым в приоткрытое окно. Хорошая погода для дембеля. Небо, солнце, листва под ногами на влажном асфальте.
На мой дембель листва будет зеленой. А хорошо бы - при голых ветвях еше, в апреле…
Что я буду делать дома - не знаю. Не важно. Главное - дома быть.
Блядь, не сдохнуть бы зимой от тоски.
Вечером - новость с КПП.
Кто-то подловил Укола на выходе из чипка. Тот уже успел переодеться в парадку с аксельбантом и начесанную шинель.
Отмудохали его знатно. И от формы, и от лица - одни ошметки оставили.
Кто его так уделал, Укол не сказал. Переоделся в 'гражданку" и свалил в Токсово на попутном кунге.
После отбоя толкаю Кувшина в плечо.
- Опять про Москву читать? - открывает глаза тот.
Так и ожидаю услышать "Не заебало еще?" в продолжение. Кувшин дерзкий. Пока молчит, но рано или поздно…
- Ну тебя на хуй… - смеюсь. - Мне ж тоже на дембель скоро…
Кувшин делает вид, что не понимает.
- Спи, военный, - говорю ему.
Кувшин поворачивается на другой бок.
Лежу минут пять и тыкаю его кулаком в спину:
- Кувшин!
- Ну чего? - поворачивается боец.
- Не "чаво", а "слушаю, товарищ дедушка"! Совсем охуели, бойцы. Ты вот что скажи - если почти каждый дух может навалять старому… Как же в жизни тогда получается наоборот?
- Я не знаю. У меня времени думать нет. Мне не положено еще, - нехотя отвечает Кувшин. - Вот постарею, стану, как ты… Тогда и подумаю.
- Тогда уже нечем будет, Миша… Давай спать.
Засыпая, удивляюсь - сегодня мы впервые назвали друг друга по имени.
Ночью повалил неожиданно снег, крупными хлопьями - первый этой осенью. Утром начал таять, чавкая под нашими сапогами. Строй опять поредел, как листва у деревьев вдоль дороги.
После развода вместе с Пашей Сексом отпрашиваемся в санчасть.
Сегодня на дембель уходит Кучер. Временно санчасть остается без фельдшера. Замены Кучеру пока не нашли. Но уже известно, что среди привезенных духов есть один из ветеринарного техникума. Его-то и приметил начмед Рычко на замену Кучеру.
- Это пиздец, Игорек, - не верю я своим ушам, когда фельдшер сообщает новость. - Бля, только бы не заболеть за эти полгода. Чего мы без тебя делать тут будем…
Кучер - последний мой друг из старших призывов. Через пару часов его не будет в части.
Даже не хочется думать об этом.
Паша Секс крутит головой:
- Я, в принципе, знал, что солдат - не человек. Но, ветеринар в санчасти - это круто.
- И ведь это даже не смешно, - печально кивает Кучер. - Берегите здоровье.
Сидим у него в боксе и завариваем чифир.
В боксе жарко, и Паша расстегивает пэша. На груди у него просверленная пуля от "калаша", подвешенная на капроновый шнур.
Кучер украдкой подмигивает мне.
Как он тогда догадался, что это моя проделка - загадка. Паше он ничего не сказал про меня. Наоборот, нагнал мистического туману и убедил того в действенности талисмана. Паша уверен, что найденная в яйце хранит его от залетов в самоволках.
Адресами и фотками мы давно уже обменялись. Подарки на дембель убраны в дипломат.
На душе тоскливо. Кучер выходит и возвращается через минуту с двумя склянками.
- Быстро! - шепотом говорит он. - В этой спирт, тут - вода. Хотите, разведите. Я не буду, мне в штаб еще.
Решаем "в запивон".
Спирт обжигает,. перехватывает горло спазмом. Почти мгновенно становится тепло и весело. Глаза немилосердно слезятся. В желудке приятно жжет.
Еще минута - и я пьяный. Совсем разучился пить.
Замечаю, что Пашу тоже повело. Ему-то что, он не залетит. У него - талисман.
Наперебой приглашаем друг друга в гости.
Решаем проводить Кучера до штаба.
Снег уже растаял совсем. Порывистый ветер хлопает полами шинели дембеля. Шинель самая обычная, с хлястиком от другой - видно по цвету. Кучер ежится и встягивает голову в плечи. Нам с Пашей тепло. Спирт еще греет тело, но уже не властен над душой. На ней опять тоскливо.
- Мы тут как сироты без тебя будем, - говорю другу. - Как тебя жены офицерские отпустили-то… Кто им теперь гадать будет?
- Я бы на них порчу и сглаз навел, если бы не пустили, - усмехается Кучер.
У штаба мы обнимаемся. Кучер роется по карманам. Достает пару пачек сигарет.
- Держите, - сует их нам. - До встречи! Давайте!
Паша дергает воротник бушлата:
- Кучер, погодь!
Секс снимает с шеи свой амулет - слегка сплющенный кусочек металла.
- Носи, нас вспоминай, - подкидывает пулю в ладони и отдает Кучеру.
- Это тебе от нас двоих, - подмигиваю я.
Обнимаемся.
Из окна дежурного по части раздается стук по стеклу. Дежурный машет рукой и беззвучно шевелит усами.
Пора на инструктаж.
Кучер поднимается по ступенькам, машет нам рукой.
Хлопает за ним дверь.
Обратно мы с Пашей бредем молча.
Снова налетают серые низкие облака. Опять начинает идти снег. Хлопья падают и сразу же тают. Но это не надолго. Скоро, совсем скоро снег завалит тут все…
Спрятав пальцы в рукавах бушлатов и втянув головы, мы понуро проходим мимо учебной казармы.
На плацу перед ней строится рота духов. Новенькие шинели и шапки. Пятна незнакомых лиц.
Командует ими какой-то сержант из "букварей".
- Духи-и-и! - кричит вдруг Паша. - Сколько дедушкам осталось?
Порыв ветра доносит до нас ответ.
Цифра такая пугающая, что лучше бы Паша не спрашивал…
К ноябрю в части из осеннего призыва не осталось уже никого.
Мы - самые старшие.
Я, Кица и Костюк лежим на койках. На заднице каждого из нас по три подушки. По бокам, в проходе, стоят наши бойцы - Макс, Новый, Кувшин и Гудок. В руках у них - белые нитки с узелками. Узелков - восемнадцать.
Наши молодые будут переводить нас в "стариков".
- Раз! - считают они, опуская нитку на подушки.
- О-о-ой! - кричит лежащий под койками Трактор. - Ой! Больно дедушке!
Положено по бойцу под каждую койку, но людей не хватает.
- Два!
Кица деланно кряхтит и свешивает голову под койку:
- А шо так тихо?
- Ой! Ой, больно! - орет Трактор. - Суки, бейте легче - дедушке больно!
- Три! Четыре! Пять!..
- Больно мне, больно! Не унять ничем эту злую боль! - исполняет Трактор песню "Фристайла".
На восемнадцатом "ударе" прибегает дневальный:
- Да хуль вы орете на всю часть? Щас набегут сюда…
Смеясь, поднимаемся.
- Да все, все… Теперь тихо все будет. Ну, бойцы, пишлы!
Кица накручивает свой ремень на кулак. Размахивается и бьет им по табуретке. Бляха звучно впечатывается, оставляя заметную вмятину.
Бойцы вздрагивают.
- Не ссыте! - подхватываю свой ремень. - Пойдем, пока шакалов нет. Щас постареете чуток. Кувшин, ты - мой! Лично переводить тебя буду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55