На другой день, придя с своей почты, я застал сцену, совсем не похожую
на то, что происходило вчера. Дело в том, что еще вчера я сообщил жене, что
намечавшееся мне повышение жалованья с 15 до 20 руб. в месяц провалилось и
ближайшее полугодие я опять буду сидеть на 15 рублях. Лидия, занятая нежными
чувствами ко мне, забыла об этом сообщить старикам; сцена же, разыгравшаяся
вечером, и вовсе отвлекла ее от мыслей о жалованье. На другой же день, когда
я был еще на почте, она сказала, наконец, старикам об этом, и те подняли
скандал, нещадно браня меня и всячески обзывая ее -- за что, неизвестно. Чем
я был виноват, что мне не прибавляют жалованья и чем в особенности была
виновата Лидия? Когда я пришел домой, я застал скандал в самом разгаре,
причем плакали все трое, не исключая и старика. Кто из них и кого в чем
обвинял, я не знаю. Но когда пришел я, они все обрушились на меня. Я и
плохой сын, я и негодный муж, я изверг, я эксплуататор, я дармоед, даже хам
и живодер. . .
Не стоит, Ванюша, передавать всего. Старики озлобились не на шутку, но
Лидия к вечеру отошла и стала помалкивать. А на другой день было видно, что
ей все-таки очень хотелось пойти в театр. И я ей обещал, что на будущей
неделе я поведу ее на парадный спектакль, где будет вся интеллигенция нашего
города. . .
6
Подошел день избранного мною спектакля.
Нельзя было откладывать все на самый день. Надо было подробно осмотреть
все здание и проверить, осталось ли внутри то же самое расположение
помещений, что и раньше, и не было ли произведено какого-нибудь капитального
ремонта, который бы изменил планирование внутренней площади. Самое главное,
это был для меня огромный подвал, тянувшийся под всем зданием и занятый
всяким мелким хламом, -- ящиками, стружками, бочками, картонными колоннами,
различными частями сцены, императорскими и царскими тронами, стоячими
деревьями и пр. принадлежностями сцены, которые по мере надобности
выносились наверх и опять сносились назад, по миновании надобности. Если
этот подвал был цел, -- все было спасено. Если же этот подвал был
ликвидирован или если в него нельзя было проникнуть, то все мое предприятие
ставилось под вопрос. В самом деле, как было обойтись без подвала?
Накануне спектакля, вечером, я пошел на разведку. Подвал оказался
вполне таким же, как и в наше с тобою время. Не успевши еще подумать, как
попасть в этот подвал, я заметил, через маленькое окошечко, спускающееся
ниже уровня тротуара, что в подвале кто-то есть и виден свет слабой
керосиновой лампы. Кто-то вошел в подвал и долго внимательно рылся там в
хламе, -- по-видимому, разыскивая какие-то мелкие вещи, нужные для того или
иного спектакля. Тусклый фонаришка был достаточен для того, чтобы я убедился
в полной сохранности подвала.
Как проникнуть в подвал, это я знал очень хорошо. Туда вела дверь за
кулисами на лестницу, круто спускавшуюся под сценой. Проникнуть туда
незаметно -- можно было только во время спектакля, когда все за сценой
заняты представлением и никто не обращает внимания на эту маленькую дверь.
Надо было обязательно проникнуть туда накануне, чтобы расставить банки с
керосином и пузырьки с бензином и чтобы не перегружать себя в самый день
спектакля.
Прошмыгнуть в эту подвальную дверь не составило никакого труда. Мы с
тобой так часто околачивались там за кулисами около этой двери и настолько
хорошо знали все порядки и обычаи, царившие за кулисами, что прокрасться
через эту дверь в подвал мне удалось в какие-нибудь пять минут.
Банок и сосудов в подвале было сколько угодно. Я захватил с собою
только бутылку керосина и два пузырька с бензином. В трех местах я устроил
небольшие костры из хлама, которым был наполнен подвал. Эти костры были
облиты керосином. Пузырьки с бензином были расставлены недалеко от окошек в
подвал, чтобы можно было зажечь их при помощи длинной палки, просунутой в
эти окошки. Стоило только взять паклю на длинном шесте, зажечь ее и
коснуться через окошко приготовленных мною куч, как пожар в несколько секунд
уже должен был начаться, по крайней мере, в трех местах. Кроме того, места
эти были выбраны с тем расчетом, чтобы в случае, если воспламенится потолок
подвала, то есть пол партера, чтобы обеспечен был провал стены, отделявших
два яруса лож и галерею от фойе. Этого было вполне достаточно для того,
чтобы публика не могла выйти в двери; она должна была рухнуть вниз вместе со
всеми ложами. Длинную жердь с прикрепленной на конце ее паклей я также
приготовил и положил в укромное место около театральных сцен.
Все было готово, и я спокойно заснул.
На другой день. то есть в самый день спектакля, я проснулся с
настроением, которое надо назвать не больше и не меньше, как каким-то
торжественным. Так бывало в детстве накануне великих праздников, когда в
доме все чистят и моют, на кухне готовятся вкусные кушанья и вся атмосфера
дома пропитана скрытым торжеством, подготовкой к великой радости, которая
вот-вот наступит. Проснувшись утром, я чувствовал сильнейшую, хотя и скрытую
радость и предвкушал свое счастье, когда, наконец, я исполню свой долг и
осуществлю идею, которая уже начинала мешать моему существованию. Давно уже
я не испытывал такого спокойствия, такой ровной и тихой радости, как в это
утро, когда, еще не одевшись, я лежал в постели и мечтал о своем торжестве,
которое должно было состояться вечером.
Придя со службы, я начал разговор с женой о театре. Уже несколько дней
назад билеты были взяты; и жена, видимо, с удовольствием и нетерпением
дожидалась этого вечера, которого не суждено было ей пережить еще ни разу за
всю нашу совместнуюю жизнь. Она притихла и кроме двух-трех язвительных фраз
ничего не сказала мне особенного. Часа за три до выхода в театр она стала
одеваться, завивать свои грубые желтые волосы, разглаживать оборки на
платье, бесконечное число раз примеривать браслеты и брошь и пр. Старики,
которых после некоторого умягчения прорвало в связи с отказом в повышении
мне жалованья, так и не вернулись к своим чувствам, появившимся было после
моего приглашения их дочери в театр. Последними словами, которые они бросили
нам вслед, когда мы вышли в театр, было:
"-- По театрам ходит, а жрать нечего!"
Я почему-то даже взял извозчика, -- чтобы доставить жене полное
удовольствие.
Когда мы вошли в театр и заняли последний ряд партера, публики было уже
довольно много. С каждой минутой количество народа росло и росло; и к началу
спектакля набралось столько публики, что были заняты даже проходы, --
сначала приставными стульями, а потом и просто толпой стоявших и жаждавших
увидеть и услышать блестящую бенефициантку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30