Да уж, типография у Мексана что надо!
Мексан нам показал все, что он уже напечатал. Он вытащил из кармана три листка бумаги, а на них много-много раз и в разные стороны было напечатано: «Мексан».
– Ведь правда же лучше, когда напечатано, чем когда написано ручкой, – сказал Мексан.
И правда, лучше!
– Эй, ребята, – сказал Руфус, – а что если нам напечатать газету?
Это он здорово придумал, и все согласились, даже Аньян, любимчик учительницы, он обычно не играет с нами на переменах, а повторяет уроки. Настоящий псих!
– А как будет называться наша газета? – спросил я.
Тут мы долго спорили. Одни предлагали назвать ее «Грозный», другие – «Победитель», третьи – «Великолепный» или «Герой» А Мексан хотел, чтобы газета называлась «Мексан». Он очень разозлился, когда Альцест сказал, что это дурацкое название и уж лучше назвать газету «Лакомка», как кондитерская рядом с его домом. Тогда мы решили, что название придумаем потом.
– А что мы будем печатать в газете? – спросил Клотер.
– Как что? То же самое, что и во взрослых газетах, – ответил Жоффруа. – Всякие новости, фотографии, рисунки, происшествия с ограблениями и убийствами, а еще биржевой курс.
Мы не знали, что такое биржевой курс, и Жоффруа нам объяснил, что это колонки с цифрами, напечатанные мелким шрифтом. Его папу они интересуют больше всего. Только Жоффруа не всегда можно верить, он такой врун, вечно рассказывает неизвестно что.
– Фотографии печатать мы не сможем, – сказал Мексан. – В моей типографии есть только буквы.
Тогда я сказал, что можно самим делать рисунки. Я, например, умею рисовать крепость с войском, которое ее атакует, с дирижаблями и самолетами, которые бомбят.
– А я могу нарисовать карту Франции со всеми департаментами, – сказал Аньян.
– Один раз я нарисовал маму, как она накручивает волосы на бигуди, – сказал Клотер. – Только мама разорвала мой рисунок. Хотя папа очень смеялся, когда его увидел.
– Все это прекрасно, – сказал Мексан. – Только если вы заполните газету вашими дурацкими рисунками, не останется места для интересных вещей.
Я спросил Мексана, не хочет ли он получить в ухо. Но Жоаким сказал, что Мексан прав и что у него, например, есть сочинение про весну, за которое он получил оценку 12, и что было бы здорово напечатать его в газете. Оно про цветы и про птичек, которые чирикают.
– Уж не думаешь ли ты, что мы будем тратить буквы на твое чириканье? – спросил Руфус. И они подрались.
– А я могу давать задачи, и чтобы читатели присылали решения. И мы будем ставить им оценки, – сказал Аньян.
Все просто попадали от смеха, а Аньян разревелся. Он сказал, что мы плохие, всегда над ним смеемся, что он пожалуется учительнице и нас накажут, а он больше никогда ничего не будет предлагать, и так нам и надо.
Договориться о чем-нибудь было очень трудно, потому что Жоаким и Руфус дрались, а Аньян плакал. Как тут печатать газету?
– А что мы будем делать с газетой, когда ее напечатаем? – спросил Эд.
– Как что? – сказал Мексан, – Мы будем ее продавать. Для того газеты и печатают. Их продают, получают много денег и покупают все, что хотят.
– А кому их продают? – спросил я.
– Ну… разным людям на улице, – сказал Альцест. – Надо бегать и кричать: «Специальный выпуск!» Тогда прохожие платят деньги.
– У нас будет всего одна газета, – сказал Клотер, – так и денег получится мало.
– Ну и что, а я ее продам очень дорого, – сказал Альцест.
– Почему это ты? Я сам ее буду продавать, – сказал Клотер. – И вообще, у тебя всегда пальцы в масле, ты испачкаешь газету, и никто не захочет ее купить.
– Сейчас ты узнаешь, какие у меня пальцы, – сказал Альцест и смазал Клотера по лицу.
Я очень удивился, потому что обычно Альцест не любит драться на переменах, ему и так еле хватает времени съесть свои бутерброды. Но сейчас он, наверное, очень сильно разозлился, Руфус и Жоаким даже посторонились, чтобы Альцесту и Клотеру было где подраться. А вообще-то правда, что у Альцеста пальцы всегда в масле. Когда с ним здороваешься, рука прямо скользит.
– Ну ладно, договорились, – сказал Мексан. – Директором газеты буду я.
– Интересно почему? – спросил Эд.
– Да потому, что типография моя, вот почему! – сказал Мексан.
– Постойте-ка, – крикнул Руфус, он перестал драться и подбежал к нам. – Ведь это я придумал печатать газету, значит, директором буду я!
– Эй, ты! – сказал Жоаким. – Мы же с тобой дрались, а ты меня бросил, какой же ты после этого друг?
– Ты уже получил свое, – сказал Руфус. У него из носа капала кровь.
– Не смеши меня, пожалуйста, – сказал Жоаким. Он весь был исцарапан. И они снова принялись драться прямо рядом с Альцестом и Клотером.
– Ну-ка повтори, какие у меня пальцы! – кричал Альцест.
– У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! – кричал Клотер.
– Если не хочешь получить в нос, Мексан, – сказал Эд, – то директором буду я.
– Так я тебя и испугался! – сказал Мексан.
А мне показалось, что он и правда испугался, потому что, когда говорил, то тихонько пятился назад. Тут Эд его толкнул, и типография со всеми буквами упала на землю. Мексан покраснел и бросился на Эда. Я хотел собрать буквы, но Мексан наступил мне на руку. И тогда Эд немного посторонился, а я врезал Мексану. А тут пришел Бульон (наш воспитатель, только настоящее имя у него другое) и начал нас разнимать. И тогда случилось ужасное, он забрал типографию. Он сказал, что все мы бездельники, и оставил нас после уроков. Потом он пошел звонить на урок и вернулся, чтобы отнести Аньяна в медицинский кабинет, потому что его стошнило. У Бульона жутко сколько дел!
А газету мы так печатать и не будем. Бульон сказал, что до летних каникул типографию не отдаст.
Ну и пусть, все равно нам нечего было печатать в этой газете. Ведь у нас не происходит никаких интересных событий!
Розовая ваза
Я был дома и играл мячом в гостиной. Вдруг – бум! Оказывается, я разбил розовую вазу. Сразу же прибежала мама, а я заплакал.
– Никола, – сказала мама, – ты же прекрасно знаешь, что с мячом дома играть нельзя! Видишь, что ты натворил: разбил розовую вазу! Ты же знаешь, как папа любит ее! Вот он придет, и ты сам ему скажешь. Пусть он тебя накажет, может быть, это послужит тебе хорошим уроком!
Мама собрала с ковра осколки вазы и ушла на кухню. А я продолжал плакать, потому что если пала узнает про вазу, у меня будут всякие неприятности.
Когда папа пришел с работы, он уселся в свое любимое кресло, открыл газету и начал читать. Мама позвала меня на кухню и спросила:
– Ну как, ты сознался папе, что натворил?
– Я не хочу ему говорить! – объяснил я и снова заплакал.
– Ох, Никола! Ты же знаешь, что я этого не люблю, – сказала мама. – Нельзя быть таким трусишкой. Ты уже большой мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Мексан нам показал все, что он уже напечатал. Он вытащил из кармана три листка бумаги, а на них много-много раз и в разные стороны было напечатано: «Мексан».
– Ведь правда же лучше, когда напечатано, чем когда написано ручкой, – сказал Мексан.
И правда, лучше!
– Эй, ребята, – сказал Руфус, – а что если нам напечатать газету?
Это он здорово придумал, и все согласились, даже Аньян, любимчик учительницы, он обычно не играет с нами на переменах, а повторяет уроки. Настоящий псих!
– А как будет называться наша газета? – спросил я.
Тут мы долго спорили. Одни предлагали назвать ее «Грозный», другие – «Победитель», третьи – «Великолепный» или «Герой» А Мексан хотел, чтобы газета называлась «Мексан». Он очень разозлился, когда Альцест сказал, что это дурацкое название и уж лучше назвать газету «Лакомка», как кондитерская рядом с его домом. Тогда мы решили, что название придумаем потом.
– А что мы будем печатать в газете? – спросил Клотер.
– Как что? То же самое, что и во взрослых газетах, – ответил Жоффруа. – Всякие новости, фотографии, рисунки, происшествия с ограблениями и убийствами, а еще биржевой курс.
Мы не знали, что такое биржевой курс, и Жоффруа нам объяснил, что это колонки с цифрами, напечатанные мелким шрифтом. Его папу они интересуют больше всего. Только Жоффруа не всегда можно верить, он такой врун, вечно рассказывает неизвестно что.
– Фотографии печатать мы не сможем, – сказал Мексан. – В моей типографии есть только буквы.
Тогда я сказал, что можно самим делать рисунки. Я, например, умею рисовать крепость с войском, которое ее атакует, с дирижаблями и самолетами, которые бомбят.
– А я могу нарисовать карту Франции со всеми департаментами, – сказал Аньян.
– Один раз я нарисовал маму, как она накручивает волосы на бигуди, – сказал Клотер. – Только мама разорвала мой рисунок. Хотя папа очень смеялся, когда его увидел.
– Все это прекрасно, – сказал Мексан. – Только если вы заполните газету вашими дурацкими рисунками, не останется места для интересных вещей.
Я спросил Мексана, не хочет ли он получить в ухо. Но Жоаким сказал, что Мексан прав и что у него, например, есть сочинение про весну, за которое он получил оценку 12, и что было бы здорово напечатать его в газете. Оно про цветы и про птичек, которые чирикают.
– Уж не думаешь ли ты, что мы будем тратить буквы на твое чириканье? – спросил Руфус. И они подрались.
– А я могу давать задачи, и чтобы читатели присылали решения. И мы будем ставить им оценки, – сказал Аньян.
Все просто попадали от смеха, а Аньян разревелся. Он сказал, что мы плохие, всегда над ним смеемся, что он пожалуется учительнице и нас накажут, а он больше никогда ничего не будет предлагать, и так нам и надо.
Договориться о чем-нибудь было очень трудно, потому что Жоаким и Руфус дрались, а Аньян плакал. Как тут печатать газету?
– А что мы будем делать с газетой, когда ее напечатаем? – спросил Эд.
– Как что? – сказал Мексан, – Мы будем ее продавать. Для того газеты и печатают. Их продают, получают много денег и покупают все, что хотят.
– А кому их продают? – спросил я.
– Ну… разным людям на улице, – сказал Альцест. – Надо бегать и кричать: «Специальный выпуск!» Тогда прохожие платят деньги.
– У нас будет всего одна газета, – сказал Клотер, – так и денег получится мало.
– Ну и что, а я ее продам очень дорого, – сказал Альцест.
– Почему это ты? Я сам ее буду продавать, – сказал Клотер. – И вообще, у тебя всегда пальцы в масле, ты испачкаешь газету, и никто не захочет ее купить.
– Сейчас ты узнаешь, какие у меня пальцы, – сказал Альцест и смазал Клотера по лицу.
Я очень удивился, потому что обычно Альцест не любит драться на переменах, ему и так еле хватает времени съесть свои бутерброды. Но сейчас он, наверное, очень сильно разозлился, Руфус и Жоаким даже посторонились, чтобы Альцесту и Клотеру было где подраться. А вообще-то правда, что у Альцеста пальцы всегда в масле. Когда с ним здороваешься, рука прямо скользит.
– Ну ладно, договорились, – сказал Мексан. – Директором газеты буду я.
– Интересно почему? – спросил Эд.
– Да потому, что типография моя, вот почему! – сказал Мексан.
– Постойте-ка, – крикнул Руфус, он перестал драться и подбежал к нам. – Ведь это я придумал печатать газету, значит, директором буду я!
– Эй, ты! – сказал Жоаким. – Мы же с тобой дрались, а ты меня бросил, какой же ты после этого друг?
– Ты уже получил свое, – сказал Руфус. У него из носа капала кровь.
– Не смеши меня, пожалуйста, – сказал Жоаким. Он весь был исцарапан. И они снова принялись драться прямо рядом с Альцестом и Клотером.
– Ну-ка повтори, какие у меня пальцы! – кричал Альцест.
– У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! У тебя все пальцы в масле! – кричал Клотер.
– Если не хочешь получить в нос, Мексан, – сказал Эд, – то директором буду я.
– Так я тебя и испугался! – сказал Мексан.
А мне показалось, что он и правда испугался, потому что, когда говорил, то тихонько пятился назад. Тут Эд его толкнул, и типография со всеми буквами упала на землю. Мексан покраснел и бросился на Эда. Я хотел собрать буквы, но Мексан наступил мне на руку. И тогда Эд немного посторонился, а я врезал Мексану. А тут пришел Бульон (наш воспитатель, только настоящее имя у него другое) и начал нас разнимать. И тогда случилось ужасное, он забрал типографию. Он сказал, что все мы бездельники, и оставил нас после уроков. Потом он пошел звонить на урок и вернулся, чтобы отнести Аньяна в медицинский кабинет, потому что его стошнило. У Бульона жутко сколько дел!
А газету мы так печатать и не будем. Бульон сказал, что до летних каникул типографию не отдаст.
Ну и пусть, все равно нам нечего было печатать в этой газете. Ведь у нас не происходит никаких интересных событий!
Розовая ваза
Я был дома и играл мячом в гостиной. Вдруг – бум! Оказывается, я разбил розовую вазу. Сразу же прибежала мама, а я заплакал.
– Никола, – сказала мама, – ты же прекрасно знаешь, что с мячом дома играть нельзя! Видишь, что ты натворил: разбил розовую вазу! Ты же знаешь, как папа любит ее! Вот он придет, и ты сам ему скажешь. Пусть он тебя накажет, может быть, это послужит тебе хорошим уроком!
Мама собрала с ковра осколки вазы и ушла на кухню. А я продолжал плакать, потому что если пала узнает про вазу, у меня будут всякие неприятности.
Когда папа пришел с работы, он уселся в свое любимое кресло, открыл газету и начал читать. Мама позвала меня на кухню и спросила:
– Ну как, ты сознался папе, что натворил?
– Я не хочу ему говорить! – объяснил я и снова заплакал.
– Ох, Никола! Ты же знаешь, что я этого не люблю, – сказала мама. – Нельзя быть таким трусишкой. Ты уже большой мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78