– Никола, – сказала она, – чем играть в грубые игры, тебе следовало бы занимать свою гостью, особенно когда она такая милая, как Луизетта!
Я посмотрел на Луизетту. Она была уже в другом конце сада и вовсю нюхала бегонии.
Вечером меня оставили без сладкого, но это ничего. Луизетта – девчонка что надо! Когда мы вырастем, обязательно поженимся. Ну и удар же у нее!
Мы готовимся к приезду министра
Нас собрали во дворе школы, и перед нами выступил директор.
– Дорогие дети, – сказал он, – с радостью сообщаю вам, что в нашем городе должен побывать господин министр, который пожелал оказать нам честь и посетить нашу школу. Вы, возможно, знаете, что господин министр сам когда-то учился в этой школе. Вот вам живой пример того, как, усердно занимаясь, можно добиться очень высокого положения. Я хочу, чтобы господину министру был оказан здесь незабываемый прием, и очень надеюсь, что вы мне в этом поможете.
Тут директор отправил в угол Жоакима и Клотера, потому что они подрались.
Потом директор собрал у себя всех учителей и воспитателей и сказал, что он уже продумал церемонию приема господина министра. Сначала все дети хором исполняют Марсельезу. А потом трое учеников младших классов преподнесут министру цветы. Действительно, наш директор замечательно все продумал. Ведь министр, конечно, не ожидает, что ему преподнесут цветы, и это будет для него приятный сюрприз. Наша учительница чем-то встревожена. Вообще последнее время, мне кажется, она стала какой-то нервной.
Директор сказал, что мы сразу начнем репетировать, и мы очень обрадовались, потому что не надо будет идти на уроки. Мадемуазель Вандерблерг, учительница пения, стала с нами репетировать Марсельезу. Получалось вроде не очень здорово, но все же шуму было много. Правда, мы все время обгоняли старших. Они еще только «отряхивали его прах с наших ног…», а мы уже «ненавидели царский чертог». Только Руфус пел «ля-ля-ля», потому что он не знал слов, а Альцест не пел вовсе, так как он жевал рогалик. Мадемуазель Вандерблерг изо всех сил махала руками, чтобы мы замолчали. И вместо того чтобы ругать старших, ведь это они отставали, она накинулась на нас, хотя мы были впереди. А так нечестно. И еще Руфус очень рассердил мадемуазель Вандерблерг. Он пел с закрытыми глазами и не увидел, что надо замолчать, а продолжал свое «ля-ля-ля». Тогда наша учительница поговорила с директором и с мадемуазель Вандерблерг, и директор сказал, что петь будут только старшие, а младшие просто делать вид, будто поют. Мы попробовали, и все очень хорошо получилось, только шуму было меньше. И директор сказал Альцесту, что вовсе незачем так гримасничать, когда делаешь вид, будто поешь. А тот ответил, что он вовсе не делал вид, будто поет, а жевал. И директор тяжело вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал директор. – После Марсельезы должны выйти трое из младших классов. Он посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика и любимчика учительницы, и меня.
– Жаль, что это не девочки, – сказал директор. – Они могли бы прийти в платьях цвета нашего флага, синем, белом и красном. А иногда им к волосам имеется в виду прикалывают цветные банты – это производит самое хорошее впечатление.
– Если к моим волосам приколют бант, я взбешусь, – сказал Эд.
Директор быстро повернул голову и посмотрел на него одним глазом, потому что так нахмурил брови, что другого почти не было видно.
– Что ты сказал? – спросил директор.
Тогда наша учительница очень быстро проговорила:
– Ничего, господин директор, он просто кашлянул.
– Да нет же, мадемуазель, – сказал Аньян, – я сам слышал, как он сказал…
Но учительница не дала ему договорить. Она сказала, что его никто не спрашивает.
– Вот именно, ябеда-корябеда, – сказал Эд. – Без тебя обойдутся.
Аньян заплакал и стал говорить, что его никто не любит, что он очень несчастен и хочет умереть, что он обо всем расскажет своему папе и тогда он нам покажет. Тут учительница сказала Эду, что ему никто не разрешал говорить. А директор провел рукой по лицу, как будто хотел его вытереть, и спросил у учительницы, закончила ли она свои переговоры и может ли он продолжать. Учительница сделалась вся красная и от этого очень красивая. Она почти такая же красивая, как моя мама, только у нас обычно красным делается папа.
– Ну хорошо, – сказал директор, – эти трое мальчиков должны подойти к господину министру и подарить ему цветы. Для репетиции мне нужно что-нибудь, похожее на букеты.
Бульон, наш воспитатель, сказал:
– Я кое-что придумал, господин директор. Сейчас я вернусь.
Он убежал и скоро вернулся с тремя метелками из больших перьев. Директор сначала немного удивился, но потом сказал, что ничего, для репетиции ими можно воспользоваться. Бульон дал нам, Эду, Аньяну и мне, по метелке.
– Итак, дети, – сказал директор, – предположим, что я господин министр. Вы должны подойти ко мне и преподнести цветы.
Мы сделали все, как сказал директор, и отдали ему метелки. Директор держал метелки в руках, но вдруг рассердился. Он посмотрел на Жоффруа и сказал:
– Вот вы там, сзади, я видел, что вы смеетесь. Я бы хотел, чтобы вы нам объяснили, что вам показалось таким смешным. Нам тоже хочется посмеяться.
– Я смеюсь над тем, что вы сказали, господин директор, – ответил Жоффруа. – Будет очень смешно, если приколоть банты к волосам Никола, Эда и этого любимчика-подхалимчика Аньяна.
– Хочешь в нос получить? – спросил Эд.
– Ага, – сказал я.
И Жоффруа мне как даст! Тут началась драка. Другие ребята тоже приняли в ней участие, все, кроме Аньяна. Он катался по полу и рыдал, что он не любимчик-подхалимчик, и что никто его не любит, и что его папа пожалуется министру. Директор махал тремя метелками и кричал:
– Прекратите, сейчас же прекратите!
Все бегали взад и вперед, а мадемуазель Вандерблерг упала в обморок. Просто жуть!
На другой день, когда приехал министр, все прошло очень даже хорошо. Правда, мы его не видели, потому что нас отправили в какой-то кабинет, и даже если бы министр захотел нас увидеть, он бы не смог, ведь дверь заперли на ключ.
И чего только не придумает наш директор!
Я курю
Я был в саду и ничего не делал. Потом пришел Альцест и спросил, чем я занимаюсь. Я ответил:
– Ничем.
Тогда Альцест сказал:
– Пошли со мной. Я тебе кое-что покажу. Вот будет потеха!
Я, конечно, сразу пошел. Мы с Альцестом дружим. Не помню, говорил ли я вам, что Альцест мой товарищ. Он очень толстый и все время что-нибудь жует. Но на этот раз он ничего не ел, а держал руку в кармане, и пока мы шли, то и дело оглядывался назад, словно проверял, не идут ли за нами.
– Так что ты мне покажешь, Альцест? – спросил я.
– Погоди, не сейчас, – ответил он. Наконец, когда мы завернули за угол, Альцест вынул из кармана толстенную сигару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78