В середине толпы увидел я Микитушку, который шел, подняв голову, встряхивая бородой. Суровое лицо его с горбатым носом улыбалось недоброй улыбкой убежденного, сильного духом человека. Он показался мне выше всех ростом. Рядом с ним шел Петруша Стоднев с печальной усмешкой в глазах. Он молчал и думал о чем-то своем. Двое мужиков кричали ему что-то, но он как будто ке слышал их. Дедушки уже не было с ними. Отец шагал, переваливаясь с боку на бок, вместе с Сыгыеем и Филаретом-чеботарем. Сыгней рассказывал им что-то с обычными вывертами: рукк у него делали какие-то запутанные узлы. Отец снисходительно усмехался, скосив голову набок, а сутулый Филарет, уткнув бороду в грудь, испуганно глядел в землю. Микитушка остановился, поднял обе руки и крикнул глухим, внушительным голосом:
- Мужики! На барском дворе с нами разговаривать не стали. Сам Митрий Митрич ускакал в город. И Стоднев туда же уехал. Они нас обошли. Настоятель-то наш, богословто, как волк, разинул на нас свою пасть. Мы эту землю еще при крепости пользовали, а нынче исполу пахали. Митрий и клочка нам не даст: сам хлеб на продажу сеять будет.
Чего же мы делать-то будем?
Его голос погас в шуме толпы.
И опять поднялись вверх обе руки Микитушки.
- Ну, мужики, ваше слово свято, а я выеду с сохой впереди всех. Собирайтесь у меня на околице. Правда в огне не горит, в воде не тонет. Всем миром стоять надо... Земля наша, мирская... Кровью, потом полита... а ее у нас при волето... похитили вот...
К пряслу быстро подошел Петруша, весь в поту, с неузнаваемым лицом серым, страдальческим, но с бурей в глазах. Он легко вскочил на среднюю слегу и, обхватив рукой верею ворот, крикнул голосом разгневанного и оскорбленного человека:
- Мужики, вот вам моя душа!.. - Он вцепился другой рукой в всрот пунцовой рубашки и рванул так, что разодрал ее до пояса. - Я человек покинутый. Мне никто не верит: ни барин, ни шабер, а брат готов меня со свету сжить.
Вы сами видите, как я живу. Брату я ке делал зла, а от него пострадал. Перед вами тоже не грешен. А вот слышу, как некие чернят меня здесь: он. мол, с брательником-то заодно, брательннк-то его подослал к нам. Другие меня в лицо бесславят: ты, дескать, Петруха, мстишь Митрию-то и на нашем горбе хочешь выехать. И выходит, что перед всем народом я подлец, прохвост и изменщик. Пошел я с вами с чистой душой. Мне тоже ничего не надо, как и Мнките By колычу. Из деревни я ухожу и все хозяйство продаю - это вы все знаете. И вот, чтобы не было вам со мной греха, я отстаю от вас: делайте сами что хотите. А мое дело сто рона будет. Помяните мое слово: дело ваше правое и серд це мое скипелось с вами. Я молю бога, чтобы вам удача была. Ну, только знайте: брат все жилы из вас божьим ело вом вымотает.
Он соскочил с прясла, махнул рукой, и у него затряслись губы. Мужики молча проводили его глазами, когда он торопливо зашагал мимо избы Архипа Уколова по улице верхнего порядка.
Микитушка вышел из толпы и замахал ему рукой
- Петя, Петруша!.. Вернись!.. Не обижайся на народ!.
Не все дураки, Петя... А лжу надо обличать. Правда-то в народе живет, а кривда - у неверных. Ну-ка, воротись, Петя! Дай-ка слово тебе скажу!
Петруша остановился и горестно вскрикнул:
- Я - Стоднев, Микита Вуколыч: мне верить нельзя Мужики правильно выражают...
Он пошел навстречу Микитушке.
Мужики хмуро смотрели в сторону Петруши, а кое-кго посмеивался:
- Ишь какой праведник заявился! "Я, бат, с чистым сердцем..." Ежели ему ничего не надо, зачем в драку лезет..
- А Микитушка-то, голова? Он вон тоже заодно с ним"Мне, бат, тоже ничего не нужно".
- Ну, сказал! Микитушка-то о душе думает... За мир горой стоит... Видал, как он неправду обличает? А Митриято как распинает!.. Он ничего не боится...
- А чего ему бояться-то? Он неимущий.
Ларивон тоже побежал вслед за Микитушкой, взволнованно размахивая своей бородой, похожей на конский хвост Он обогнал Микитушку и облапил Петрушу.
- Петя, парнишка мой дорогой! Никуда ты не уйдешь от нас: некуда тебе убежать. До гумна добежишь - ноги подкосятся.
И потащил его обратно.
- Петенька! День-то какой! В кои-то секи... всем миром... Мы с тобой впереди всех, - первые...
Петруша горько улыбался, и улыбка его была такая славная, что мне хотелось тоже побежать к нему и схватить его за руку.
Микитушка подошел к нему твердым, совсем не стариковским шагом и, пристально глядя в его лицо, сказал чтото строго, как судья.
- Хорошо, Микита Вуколыч, - громко, с веселым звоном в голосе ответил Петруша. - Я пойду - не отступлюсь... Только, Микита Вуколыч, я на тебя надеюсь... Мне ведь нечего добиваться... Пускай народ сам видит и судит.
А Ларивон засмеялся от радости, схватил его голову и ткнул ее в свою бороду.
XXXVI
Дедушка с отцом и Сыгнеем запрягли нашего облезлого мерина в телегу, а к телеге привязали соху на костылях вверх сошниками и поехали через луку, мимо дранки, на другую сторону, к концу верхнего порядка, где жил Микитушка. Я тоже забрался на телегу и был счастлив, что меня не прогнали. Дед даже сказал бабушке с необычным добродушием:
- Пущай едет: за водой с кувшином в родник будет бегать...
Мать звала меня с испугом в лице:
- Останься, не езди!.. Сердце у меня не на месте... Как бы чего там не было...
Но я упрямо сидел в телеге.
- Да чего он, маленький, что ли?.. - прикрикнул на мать отец. - Чай, не к бирюкам едем... Картошку варить будет...
По дороге через луку лошади тащили сохи на костылях, а на лошадях боком сидели мужики и парни. Ехало несколько телег с притороченными сохами, как у нас. Отец сидел впереди с вожжами в руках, а дед рядом с ним, Сыгней на другом боку. И как только мерин затрусил по дороге, дедушка фистулой запел: "Приндите, возрадуемся господеви, сокрушившему смерти державу и просветившему человеческий род..." Это значило, что дедушка был в хорошем настроении.
День был жаркий, ослепительный, и воздух в золотых далях дрожал от марева зеркальными вспышками. Небо было мягкое и тоже горячее. Трава на луке ядрено и сочно кудрявилась густой зеленью и пахла мятой и молодой полынью. Солнце горело всюду, и я ощутил его даже в себе, потому что у меня в душе было ярко и радостно. По луке и мимо нас низко летели касатки с белыми грудками и щебетали передо мною, точно дразнили, играя. Я неудержимо смеялся им в ответ и ловил их обеими руками, а они молнией скользили перед моими пальцами, и мне казалось, что и они смеялись вместе со мною и манили меня полетать с ними.
Когда мы проезжали за дранкой мимо амбаров дальнего порядка, я увидел около каменной кладовой с соломенной крышей, похожей на копну, тетю Машу. Она стояла у открытой двери в деревенском сарафане, в белом платке, низко опущенном на глаза. Я вскочил на колени и помахал ей рукой. Она радостно взмахнула обеими руками, растерянно улыбнулась и хотела побежать к нам, но сразу же остановилась, оглянулась назад и поднесла фартук к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
- Мужики! На барском дворе с нами разговаривать не стали. Сам Митрий Митрич ускакал в город. И Стоднев туда же уехал. Они нас обошли. Настоятель-то наш, богословто, как волк, разинул на нас свою пасть. Мы эту землю еще при крепости пользовали, а нынче исполу пахали. Митрий и клочка нам не даст: сам хлеб на продажу сеять будет.
Чего же мы делать-то будем?
Его голос погас в шуме толпы.
И опять поднялись вверх обе руки Микитушки.
- Ну, мужики, ваше слово свято, а я выеду с сохой впереди всех. Собирайтесь у меня на околице. Правда в огне не горит, в воде не тонет. Всем миром стоять надо... Земля наша, мирская... Кровью, потом полита... а ее у нас при волето... похитили вот...
К пряслу быстро подошел Петруша, весь в поту, с неузнаваемым лицом серым, страдальческим, но с бурей в глазах. Он легко вскочил на среднюю слегу и, обхватив рукой верею ворот, крикнул голосом разгневанного и оскорбленного человека:
- Мужики, вот вам моя душа!.. - Он вцепился другой рукой в всрот пунцовой рубашки и рванул так, что разодрал ее до пояса. - Я человек покинутый. Мне никто не верит: ни барин, ни шабер, а брат готов меня со свету сжить.
Вы сами видите, как я живу. Брату я ке делал зла, а от него пострадал. Перед вами тоже не грешен. А вот слышу, как некие чернят меня здесь: он. мол, с брательником-то заодно, брательннк-то его подослал к нам. Другие меня в лицо бесславят: ты, дескать, Петруха, мстишь Митрию-то и на нашем горбе хочешь выехать. И выходит, что перед всем народом я подлец, прохвост и изменщик. Пошел я с вами с чистой душой. Мне тоже ничего не надо, как и Мнките By колычу. Из деревни я ухожу и все хозяйство продаю - это вы все знаете. И вот, чтобы не было вам со мной греха, я отстаю от вас: делайте сами что хотите. А мое дело сто рона будет. Помяните мое слово: дело ваше правое и серд це мое скипелось с вами. Я молю бога, чтобы вам удача была. Ну, только знайте: брат все жилы из вас божьим ело вом вымотает.
Он соскочил с прясла, махнул рукой, и у него затряслись губы. Мужики молча проводили его глазами, когда он торопливо зашагал мимо избы Архипа Уколова по улице верхнего порядка.
Микитушка вышел из толпы и замахал ему рукой
- Петя, Петруша!.. Вернись!.. Не обижайся на народ!.
Не все дураки, Петя... А лжу надо обличать. Правда-то в народе живет, а кривда - у неверных. Ну-ка, воротись, Петя! Дай-ка слово тебе скажу!
Петруша остановился и горестно вскрикнул:
- Я - Стоднев, Микита Вуколыч: мне верить нельзя Мужики правильно выражают...
Он пошел навстречу Микитушке.
Мужики хмуро смотрели в сторону Петруши, а кое-кго посмеивался:
- Ишь какой праведник заявился! "Я, бат, с чистым сердцем..." Ежели ему ничего не надо, зачем в драку лезет..
- А Микитушка-то, голова? Он вон тоже заодно с ним"Мне, бат, тоже ничего не нужно".
- Ну, сказал! Микитушка-то о душе думает... За мир горой стоит... Видал, как он неправду обличает? А Митриято как распинает!.. Он ничего не боится...
- А чего ему бояться-то? Он неимущий.
Ларивон тоже побежал вслед за Микитушкой, взволнованно размахивая своей бородой, похожей на конский хвост Он обогнал Микитушку и облапил Петрушу.
- Петя, парнишка мой дорогой! Никуда ты не уйдешь от нас: некуда тебе убежать. До гумна добежишь - ноги подкосятся.
И потащил его обратно.
- Петенька! День-то какой! В кои-то секи... всем миром... Мы с тобой впереди всех, - первые...
Петруша горько улыбался, и улыбка его была такая славная, что мне хотелось тоже побежать к нему и схватить его за руку.
Микитушка подошел к нему твердым, совсем не стариковским шагом и, пристально глядя в его лицо, сказал чтото строго, как судья.
- Хорошо, Микита Вуколыч, - громко, с веселым звоном в голосе ответил Петруша. - Я пойду - не отступлюсь... Только, Микита Вуколыч, я на тебя надеюсь... Мне ведь нечего добиваться... Пускай народ сам видит и судит.
А Ларивон засмеялся от радости, схватил его голову и ткнул ее в свою бороду.
XXXVI
Дедушка с отцом и Сыгнеем запрягли нашего облезлого мерина в телегу, а к телеге привязали соху на костылях вверх сошниками и поехали через луку, мимо дранки, на другую сторону, к концу верхнего порядка, где жил Микитушка. Я тоже забрался на телегу и был счастлив, что меня не прогнали. Дед даже сказал бабушке с необычным добродушием:
- Пущай едет: за водой с кувшином в родник будет бегать...
Мать звала меня с испугом в лице:
- Останься, не езди!.. Сердце у меня не на месте... Как бы чего там не было...
Но я упрямо сидел в телеге.
- Да чего он, маленький, что ли?.. - прикрикнул на мать отец. - Чай, не к бирюкам едем... Картошку варить будет...
По дороге через луку лошади тащили сохи на костылях, а на лошадях боком сидели мужики и парни. Ехало несколько телег с притороченными сохами, как у нас. Отец сидел впереди с вожжами в руках, а дед рядом с ним, Сыгней на другом боку. И как только мерин затрусил по дороге, дедушка фистулой запел: "Приндите, возрадуемся господеви, сокрушившему смерти державу и просветившему человеческий род..." Это значило, что дедушка был в хорошем настроении.
День был жаркий, ослепительный, и воздух в золотых далях дрожал от марева зеркальными вспышками. Небо было мягкое и тоже горячее. Трава на луке ядрено и сочно кудрявилась густой зеленью и пахла мятой и молодой полынью. Солнце горело всюду, и я ощутил его даже в себе, потому что у меня в душе было ярко и радостно. По луке и мимо нас низко летели касатки с белыми грудками и щебетали передо мною, точно дразнили, играя. Я неудержимо смеялся им в ответ и ловил их обеими руками, а они молнией скользили перед моими пальцами, и мне казалось, что и они смеялись вместе со мною и манили меня полетать с ними.
Когда мы проезжали за дранкой мимо амбаров дальнего порядка, я увидел около каменной кладовой с соломенной крышей, похожей на копну, тетю Машу. Она стояла у открытой двери в деревенском сарафане, в белом платке, низко опущенном на глаза. Я вскочил на колени и помахал ей рукой. Она радостно взмахнула обеими руками, растерянно улыбнулась и хотела побежать к нам, но сразу же остановилась, оглянулась назад и поднесла фартук к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127