ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Теперь он ненавидел и бранил всех – от оккупантов до маленькой, беззащитной Аликс. Приход иностранцев вызвал в нем яростное желание прежде всего доказать им, что он их не боится.
– Ты Геракли? – спросил Костов.
Геракли ответил с достоинством человека, когда-то считавшегося одним из виднейших жителей поселка:
– Да. Я самый.
Он указал гостям па скамью, а сам сел напротив на камень. Но один лишь Костов, усталый и запыхавшийся от ходьбы, решился сесть на эту покрытую лохмотьями скамью. Геракли бросил равнодушный взгляд на хорошо одетую красивую женщину, затем презрительно уставился своим открытым глазом на кобуру револьвера, висящего на поясе военного врача.
– Мы хотели с тобой поговорить, – сказал Костов. – Но прежде всего ты должен поверить, что мы пришли не затем, чтобы тебе повредить.
– А вам это и не удастся, хоть бы вы и захотели, – прервал его Геракли.
– Почему? – сухо спросил Костов.
– Потому что самое позднее через месяц вам придется отсюда убираться.
– Но пока остров еще в наших руках, – спокойно возразил эксперт. – И тебе лучше прикусить язык. Может, тебе захотелось поработать в какой-нибудь трудовой команде на железной дороге в Кавалле? Что ж, там тебя по крайней мере будут кормить.
Геракли засмеялся, показав гнилые зубы.
– Нет! – сказал он. – Этого я не хочу! Я лучше буду голодать, но не стану работать на вас… К заступу я не притронусь, даже если охранники пригрозят забить меня палками до смерти. Но ты, конечно, можешь меня загнать куда вздумается – ты ведь небось с пистолетом ходишь. Да и все вы грозитесь, ругаетесь и убиваете потому, что у вас есть пистолеты… Позавчера Перикл из Волоса зашел на своем паруснике в порт, и портовый комендант потребовал у него документы. Перикл документы предъявил, а тот их порвал и говорит: «У тебя, сукин сын, нет документов. Я конфискую парусник!» Тогда Перикл дал ему десять золотых. Тот спрятал их и потребовал еще столько же. Перикл протягивает деньги, а тот как заорет: «Ты мне предлагаешь взятку, жаба паршивая!» И приказал своим матросам отколотить Перикла, а его золотыми поделился с матросней. Парусник конфисковали, а Перикл умер от побоев. Вот вы какие! И ты, и приятель твой, и портовый комендант, и матросы – все вы носите пистолеты, наше оружие захватили, а нас, как червей, топчете…
Ирина ничего не разобрала из речи Геракли, Бимби уловил лишь отдельные слова, а Костов понял все.
– Ты видел, как это произошло? – холодно спросил он.
– Видел.
– Врешь! – спокойно произнес эксперт. – Теперь мне понятно, почему здешний народ никогда тебя не уважал. Ведь даже когда ты хочешь сказать правду, ты так преувеличиваешь, что получается глупая ложь. А эта привычка у тебя с тех времен, когда ты лгал, убеждая людей голосовать за Венизелоса! Эта история случилась не здесь, а в Порто-Лагосе. И Перикл расстрелян не болгарами, а немцами за то, что перевозил на своем паруснике оружие для партизан. Так ты по глупости превращаешь Перикла из народного героя в слюнявого труса, который дает взятку золотыми, чтобы спасти свою шкуру.
Геракли передернуло, но его открытый глаз смотрел все так же упрямо и нахально.
– Почему ты врешь, что эта история случилась здесь? – спросил эксперт.
Кривая усмешка грека сменилась гримасой деланного чувства собственного достоинства.
– Потому что все равно, где это случилось! – прохрипел он в ответ. – Потому что ты пришел ко мне с пистолетом. Вон рукоятка торчит из заднего кармана твоих штанов.
– Нет, не потому, – прервал его Костов. – Ты хотел сойти за честного грека, вот и придумал эту дурацкую историю с комендантом порта и золотыми… Всем в Лимене известно, что ты хотел наняться на службу к немцам, но они тебе отказали, потому что такая дрянь, как ты им ни на что не нужна. Потому-то ты не посмел сказать, что Перикл перевозил оружие для андартов и расстрелян немцами. Ты просто трусливый и подлый болтун, как и все пьяницы, погубившие спою жизнь в кабаках.
Геракли цинично ухмыльнулся.
– А ты хочешь меня испугать и наговариваешь. Но из того дела, по какому ты пришел, все равно ничего не выйдет.
– Из какого дела? – спросил Костов.
– Я не отдам тебе Аликс.
– А кто тебе сказал, что я пришел за Аликс?
– Никто. – ответил грек. – Это само собой попятно. А пет, так с какой стати тебе приходить ко мне? Осы ищут молодые цветочки, волки – ягнят, а старики – мяса птенчиков… Но эту девчонку тебе не так-то легко будет сожрать.
Глаз Геракли блеснул мрачно и ожесточенно, как у измученной голодом гиены.
– Зачем ты привел этих людей? – спросил он вдруг.
– Чтобы они видели, с какой вонючей тряпкой я имею дело.
– Ты сам тряпка, да еще погрязнее меня!.. – В глазу Геракли загорелся злобный огонь. – Ты, старик, весь износился, а кидаешься на детей.
Костов не ответил. Это было ниже его достоинства. Но во время наступившего молчания он понял, что грек– изнемогает от нетерпения.
– Что он болтает? – спросил Бимби.
– Всякие гадости.
– Похоже, что ваша филантропия никому не внушает доверия, – сказала Ирина.
– Он хочет выудить у меня побольше денег. Но я уже не располагаю большими суммами.
– Я вам дам, сколько хотите. – предложила Ирина.
– Ничего не нужно, – ответил эксперт. – Это не человек, а ползучая тварь, и я заставлю его уступить.
Иностранцы говорили тихо, по-болгарски, и по багровому лицу Геракли пробежала тревога. Костов внезапно встал.
– Я хотел спасти девочку, вырвать ее из той жизни, какую она ведет у тебя, – произнес он по-гречески.
Геракли опять нагло усмехнулся.
– Тебе не худо бы подумать и обо мне. Ведь я ее опекун.
– Потому-то я и пришел.
– Тогда сядь, и поговорим как мужчина с мужчиной.
– С тобой говорить невозможно… Твой глаз не видит ничего хорошего, а язык болтает только гадости… Я оставляю девочку на твоей совести.
Лицо Костова приняло холодное и равнодушное выражение человека, который тридцать лет покупал и продавал табак. Геракли заметил это, и в груди у него захолонуло от злобы и отчаяния. В порту невозможно было найти работу. Вот уже три дня, как у Геракли не было ни крошки во рту и он жаждал хмельного… Не хлеба он хотел, нет, – только хмельного!.. Без этого и день и ночь сливались для Геракли в одни тяжкий непрерывный приступ мучительной неврастении, и тогда он с трудом: удерживался от того, чтобы не сунуть голову в петлю. При мысли о ночных часах, когда холодно мерцают звезды, а тишина и голод превращают жажду водки в невыносимую муку, лицо его искривила страдальческая гримаса. Водки, только водки!.. Но счастливая возможность продать Аликс – больше продать было нечего – отодвинулась, а вместе с нею исчез и мираж – десятки бутылок водки, которую он мог бы пить день и ночь, забыв о судорогах своей омерзительной, пропащей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272