Девушка вздохнула. Скорей бы кончить гимназию и уехать в Софию, а там поступить на медицинский факультет… Она знала, как ей надо жить и чего добиваться в жизни. Она представила себе чистые желтые плитки мостовой на бульваре Царя Освободителя, неоновые рекламы, таинственно мигающие в синих сумерках, кондитерские, где за столиками сидят элегантные мужчины и красивые женщины, кинотеатры с большими экранами и удобными мягкими креслами, заполненные изысканной публикой, а не серой толпой, которая плюется шелухой от семечек и пахнет чесноком.
Резкий мужской голос внезапно прервал ее мысли:
– Постой!.. Дай мне одну кисть!..
Она вздрогнула, услышав вдруг в глухом месте этот невежливый окрик, так грубо вернувший ее к действительности. Сердце ее забилось, и, подняв голову, она увидела, что перед ней стоит сын учителя латинского языка, прозванного Сюртуком.
Это был хмурый, неприветливый, замкнутый юноша, который не имел определенных занятий с тех пор, как окончил гимназию. Он был худой, щуплый, да и не мудрено – ведь семья Сюртука жила в нищете и вечно недоедала. Лицо бледное, глаза темные, глубоко сидящие и пронзительные. Местные девушки его избегали, но и он не очень-то интересовался ими. Ирина видела его во дворе гимназии, часто встречала на улице и всегда с удивлением отмечала, что он не обращает на нее ни малейшего внимания. Встретив его, Ирина всякий раз долго думала о нем. Ей казалось, что это холодное, с правильными чертами лицо понравилось бы женщинам, о которых она читала в романах. Но ее оно не особенно привлекало. В часы вечерних сумерек, когда Ирина отдыхала от чтения или дневной работы, она создала себе идеал красивого мужчины. Человек, которого она могла бы полюбить, должен быть высоким, с длинными стройными ногами и тонкими красивыми руками; он должен быть сухощавым, но крепким, с резкими чертами лица, на котором запечатлелись следы глубоких страстей. Сын Сюртука не походил на этот образ, однако в нем было что-то смущавшее ее. Он был совсем не такой, как другие юноши городка.
Сейчас он стоял перед ней – невысокий с непокрытой головой, с холодным лицом, в помятом дешевом костюме и запыленных ботинках. В руке у него была книжка в картонном переплете, а из кармана пиджака торчали галеты. Наверное, он провел вторую половину дня на воздухе, где-нибудь в тени под деревом, и теперь возвращается домой. Как всегда, он не узнал ее. Должно быть, подумал, что это девушка с окраины – то ли горожанка, то ли крестьянка – и виноград она несет в город на продажу.
– Дашь мне винограду? – спросил он.
– Бери! – ответила она резко.
Она была возмущена его невежливостью. Вот и отец его тоже привык обращаться к ученицам с обидным пренебрежением – на «ты».
– Я заплачу, конечно, – проговорил он, вынув две мелкие монеты и внимательно их разглядывая, словно это были его последние деньги.
– Ты ошибся! – сказала Ирина. – Я не торговка.
Он посмотрел на нее равнодушно, но вдруг взгляд его изменился. Наконец-то он ее увидел. Наконец-то заметил, что она красива и вылеплена из особого теста.
– Верно, па торговку ты не похожа, – признал он свою ошибку, ничуть не смутившись.
Он скользнул глазами по старенькой блузке, выгоревшей юбке и парусиновым туфлям, надетым на босу ногу. Девушка была хорошо сложена, а в чертах ее красивого лица было столько жизни! Здоровая кровь окрашивала ее слегка загоревшую кожу румянцем медного оттенка. Густые черные волосы были искусно уложены валиком, орлиный нос придавал ее красивому лицу несколько высокомерную серьезность. Все это показалось ему забавным. Он упорно смотрел на Ирину удивленным взглядом, и это ее обижало. Во взгляде его было что-то неумышленно дерзкое. Но вместо того чтобы рассердиться, она выставила локоть руки, на которой держала корзину, и сказала:
– Возьми.
Рука у него была сильная, смуглая и загорелая, с изящной кистью, с чистыми и ровно подрезанными ногтями.
Он засунул книгу в карман и взял одну гроздь.
– Что это за книга? – жадно спросила Ирина.
– Немецкая книжка о табаке.
– Ой, как неинтересно!.. Как ты можешь читать такие книги?
– А что читать?
– Романы.
– Нет, я романов не читаю, – сказал он.
Она сжала губы в презрительной гримасе. Потом предложила ему взять еще одну гроздь и хотела было идти.
– Я провожу тебя до города, – сказал он, с удовольствием поедая виноград.
Ирина равнодушно усмехнулась. Она ничего не имеет против.
– Я Борис Морев, сын Сюртука, – представился он, словно решив поиздеваться над отцом. – Ты знаешь Сюртука?
– Ох, и еще как! – ответила Ирина с притворным ужасом.
И тут она вспомнила, что упрямый латинист никогда ученицам не ставит шестерки. А это может помешать ей поступить на медицинский факультет.
– Откуда ты его знаешь? – спросил юноша.
– По гимназии.
– Значит, ты гимназистка! – Удивление его все возрастало. – В каком классе?
– В одиннадцатом.
– А как у тебя с латынью?
– Хорошо.
– Не верю. Как может быть хорошо, если человек свихнулся?
– Кто свихнулся? – удивленно спросила Ирина.
– Отец.
– Вовсе он не свихнулся, просто строгий.
– Нет, совсем свихнулся! – твердил Борис.
– Когда я буду сдавать экзамены на аттестат зрелости, меня освободят от латыни, – сказала она.
– Да ну?… Если так, значит, ты наверняка знаешь наизусть речь Цицерона против Каталины и можешь повторять ее, как граммофонная пластинка.
– Нет, этой речи я не знаю. Да твой отец этого и не требует. – Она поправила прическу и с живостью спросила: – А почему ты, представляясь мне, заговорил о своем отце?
– Да потому, что он весьма известная личность и все говорят, что я похож на него.
– Нет, ты на него не похож и, наверное, рад этому.
– Да, рад! – сказал Борис, засмеявшись и злобно и горько. – А твой отец кто? – спросил он, помолчав.
– Он тоже человек известный… Чакыр, полицейский, служит в околийском управлении. Слышал, наверное?
– Да, конечно, слышал.
На этом их беглый и непринужденный разговор вдруг оборвался. Они шли молча.
Немного погодя Ирина спросила зло:
– Ты удивлен?
– Нет, почему же? – ответил он спокойно.
Ирина окинула его быстрым взглядом. Ей показалось, что судьбы их в чем-то сходны. Оба они стыдились своих отцов – словно не моглр1 им простить, что те не стали министрами или депутатами.
– Я не стыжусь своего отца, – сказала она твердо.
– А я – своего, – отозвался Борис. – Но я не могу ему простить того, что он смешон.
– А что в нем смешного?
– Все… Как в любом учителишке.
– Так только школьники думают.
– Теперешние школьники умнее своих учителей и потому издеваются над ними. Зубрить латынь глупо.
Ирина стала с ним спорить, приводя книжные доводы самого Сюртука и утверждая, что тем, кто решил учиться в университете, латинский язык необходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272