– А почему ты даже не ответила на это письмо?
– Потому что оно было полно всяких глупостей! – Она рассмеялась небрежно и равнодушно. – Мне рассказывали, что ты научился хорошо говорить по-монгольски. А потом изучил китайский язык. Это правда?
– Отчасти! Я имею звание полковника Красной Армии, три года служил в Алма-Ате. Но китайский – это уж выдумка, которой кто-то украсил мою биографию.
– Значит, с нефтяных промыслов Аргентины – в Испанию, а из Испании – в Алма-Ату! Красота! Скоро тебе будет тесно на земле.
– В этих странах я многому научился.
– И в каждой оставил по разбитому сердцу, а?…
– Ты по-прежнему высокого мнения о моей личной жизни.
– Я всегда отделяла ее от твоих заслуг как коммуниста.
– Благодарю за уточнение.
– Если бы я не отделяла одного от другого, мне было бы очень тяжело, – сказала она. – Тогда я бы слепо любила тебя или так же слепо ненавидела… А сейчас я знаю, как нужно относиться к тебе.
– Ты в этом уверена? – спросил он хмуро.
– Да! С каких пор ты знаком с Ириной?
– С какой Ириной?
– Как «с какой»? Значит, пытаешься все скрыть? С любовницей твоего брата!
– Мне нечего скрывать! – Павел рассмеялся. – Просто я забыл о ее существовании! Так, значит, эта сплетница Варвара доложила тебе о своих подозрениях! Ну и что же? Ты считаешь Ирину своей соперницей?
– О, я не так самонадеянна!
– Глупости говоришь! – Павел нахмурился. – Ты знаешь ее?
– Знаю.
– Она но донесет на меня в полицию?
– Вряд ли! Хотя бы потому, что ты неплохо забавлял ее.
– Довольно болтать. В этой женщине есть что-то трагическое, и это заставило меня призадуматься. Может быть, на меня повлияла необычность встречи, горечь ее слов. Сейчас они кажутся мне слащавой исповедью – этой женщине, должно быть, хотелось оправдаться или покаяться в своих пороках и падении.
– И вот эта горечь и подействовала на тебя, не так ли? Тебя взволновали ее красивое лицо, чудесные руки, золотистая, как янтарь, кожа? Что говорить, от нее исходит теплота, душевная и телесная, которая заставляет мужчин забывать о ее пороках. И все это умело переплетено с аналитическим умом, красноречием и пассивностью перед злом. Вот ты и призадумался! Браво, товарищ инструктор партизанского штаба! Я до глубины души растрогана твоей впечатлительностью!
Лила опустила голову и рассмеялась, прикрыв глаза темными от ружейного масла, огрубевшими ладонями.
– Лила! – Голос Павла пресекся от внезапного волнения. – Почему ты смеешься надо мной? Двенадцать лет я ждал этого дня.
– А зачем тебе я? – удивленно спросила она, приподняв голову.
– Затем, что в тебе воплощено все прекрасное, за что мы боремся.
– Хороший лозунг, – сказала она. – Но нам, трудящимся женщинам, не хватает утонченности полночных красавиц. Мы не умеем приукрашивать своп чувства горечью, не знаем, как превращать свою скуку в позу и развлечение. Это искусство избранных – кокоток, содержанок! Нам оно недоступно, потому что нам чужды лень, раболепие и глупость трагических женщин, которые заставляют вас «призадумываться". Но может быть, нам надо облениться и поглупеть, как они? Может быть, после победы нам лучше не строить социализм, а бегать по портнихам и парикмахерским, красить себе ногтя, вертеться перед вами в шелковых пеньюарах и прикидываться печальными и нежными до тошноты? Сейчас вы нас любите, ибо мы равны и в борьбе, и в смертельной опасности, а потом, когда буржуазные женщины начнут кидаться вам на шею, мы покажемся вам безобразными и грубыми…
– Тебе подобная опасность не грозит! – улыбнулся он.
– А может быть, грозит – почем ты знаешь? – вскипела вдруг Лила. – Красота женщины не только в гладкой коже, затуманенном взгляде или маникюре. А достоинства женщины вовсе не сводятся к уменью забавлять мужчин.
– Разве я ото говорил?
– Не говорил, но это можно было понять из твоих слов.
– Давай тогда предложим Народному суду в первую очередь заняться Ириной!
– Важен принцип, а не Ирина! Целых двенадцать лег я хранила тебя в своем сердце и ни о ком больше не думала! Вокруг меня было много мужчин, о которых можно было бы подумать, но я этого не делала. Ты понял?
Павел слушал ее затаив дыхание, с улыбкой, с радостным трепетом. Ему казалось, что сияние в глубине ее глаз разгорается, становится все ярче и ярче и заливает все вокруг.
– Не думай, что я ненавижу Ирину! – сказала Лила немного погодя. – Она мне спасла руку!
– Надо будет намылить шею Варваре, – проговорил Павел.
– Не надо. Варвара просто исполнила свой долг.
Они умолкли. Из пещеры вышел майор.
Майор сварил клейстер из муки, склеил обтрепанную от долгого употребления, распавшуюся на куски карту и вышел просушить ее на солнце. Во всей этой работе, отнявшей больше часа, в старании, с каким он припоминал рецепт изготовления клейстера и наконец вспомнил, что из муки только тогда получится хороший клейстер, когда муку заваришь кипятком, в тщательности, с какой он разрезал ножом бумагу на узкие полоски и наклеивал их на сгибы карты, чтобы соединить разорванные куски, сказались свойственные ему огромное трудолюбие, педантизм и аккуратность, которые он неизменно проявлял, тридцать лет служа партии. Эта старая, изорванная топографическая карта крупного масштаба, хранившаяся у майора еще с первой мировой войны, была необходима штабу, и он всегда дрожал над ней. Он расстелил карту па траве и придавил по углам камнями, чтобы ее не унесло ветром.
Майор, по-видимому, с головой ушел в свое занятие, но Лиле и Павлу показалось, что он слышал их разговор. Естественней всего было не выдавать своего смущения.
– Майор! – сказала Лила. – Вы все время с чем-нибудь возитесь. Чем вы сейчас заняты?
– А! – Майор явно притворился, что только сейчас заметил их. – Это вы? Я склеивал карту.
– Как вам понравился наш разговор?
– Я ничего не слышал. – деликатно солгал майор. – О чем же вы разговаривали?
– Так, глупости болтали.
– Продолжайте в том же духе. – Майор лукаво улыбнулся. – Глупости иногда помогают нам получше разобраться в серьезных вещах. Вы еще останетесь здесь?
– Да! – ответила Лила. – Будем печатать воззвание на гектографе.
– Не примите мою карту за лист ненужной бумаги.
– Не беспокойтесь, майор!
Он пошел к ложбинке, в которой после утренних учений отдыхали партизаны. Улыбка еще играла на его сухощавом морщинистом лице. Сидя у выхода из пещеры, он слышал весь разговор Лилы и Павла, был им взволнован и теперь от души радовался их счастью.
«Эти двое – новые люди, – думал он, – и они будут жить и творить после победы».
– Помоги мне напечатать воззвание! – сказала Лила Павлу, когда майор скрылся из виду. – Ты когда-нибудь работал на гектографе?
– Нет! – ответил Павел. – Но ты меня научишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272