Она утверждает также, что он был потрясен, увидев ее живой и невредимой. Когда его приятель ушел, между ними произошла дикая ссора. Трэффорд, побросав в чемодан кое-какие вещи, ушел из дому. С тех пор она его не видела.
– А что об этом говорит Трэффорд? – спросил Том.
– Хорошенький вопрос! Пока мы не смогли допросить его. Мария не знает, куда он исчез той ночью, в его конторе тоже ничего неизвестно, а если там и знают что-то, не говорят.
– Но вы его разыскиваете?
– Мы наводим справки. Но я не очень-то надеюсь на успех. Он может быть где угодно. Австралия велика, господин О'Нил.
– Я это уже заметил, – сухо сказал Том. – Интересно, а что вам подсказывает интуиция? Вы полагаете, Висконти говорит правду?
Гаскойн пожал плечами.
– Всякое, конечно, бывает. Я циник. Но чтобы подпольный иммигрант с такой биографией, как у Мартина, жил у нас под носом целых двадцать лет? В это трудно поверить. К тому же, между нами, эта женщина – истеричка и крепко пьет. Как я уже говорил, мы обязаны расследовать заявление о покушении на жизнь. Но я думаю, здесь мы имеем дело с обычной бытовой ситуацией. А ситуация проста: этот мужик ее бросил. А она не может – и не хочет – смириться с этим.
– Каким образом эта история попала в газеты? – спросил Том.
– Она сама все выболтала репортерам. Я думаю, ее разозлило, что после ее заявления мы не забегали, как цыплята с отрубленными головами.
– Но она им не рассказала, что ее жизнь в опасности?
– По-видимому, не рассказала.
– Вам это не кажется странным?
– Не очень. Трудно объяснить поведение такой неуравновешенной женщины, как Мария. Она, несомненно, струсила. Но в любом случае ее история все равно привлекла достаточно большое внимание. Добрая половина всех наемных писак Австралии ошивается в Дарлинг-Пойнте. Мы были вынуждены поставить у ее дома своего сотрудника, чтобы они перестали ее беспокоить – заварив всю эту кашу, она теперь жалуется, что нарушаются границы ее частных владений.
– Получается, она добилась своего, – сказал Том задумчиво. – Теперь она под защитой полиции.
– Да, но почему надо было действовать таким идиотским способом?
– Так или иначе, но она своего добилась. Ни один даже самый наглый убийца не отважится сунуться к ней, когда у се порога расположилась лагерем добрая половина газетчиков со всего мира и стоит постовой. – Он поднялся с кресла. – Спасибо, что уделили мне время, сэр. Благодарю вас за откровенность.
– Вы продолжите свое расследование? – спросил Гаскойн.
Том кивнул.
– Мне еще нужно навести кое-какие справки, если только это не задевает ваши интересы. Прежде чем сдать в архив эту папку, я должен полностью убедиться в том, что эта история – плод больного воображения Марии. Видите ли, в отличие от вас, у меня есть немалые основания надеяться доказать, что Грег Мартин и Майкл Трэффорд – одно и то же лицо, а, учитывая все стороны этого дела, можно сказать, что эти основания тянут на миллион долларов.
Гаскойн протянул ему руку на прощание.
– Желаю удачи. Надеюсь только, что, раскопав что-нибудь такое, о чем, по вашему мнению, нам следует знать, вы будете Со мной так же откровенны, как и я с вами.
– Безусловно, – сказал Том, пожимая протянутую руку. – Я с вами свяжусь. Еще раз благодарю за помощь.
Он вышел из кабинета, а Гаскойн, глядя ему вслед, погрузился в глубокое раздумье. Возможно ли, что он ошибается в отношении Марии Винсенти? А вдруг ее заявления небезосновательны? Если этим займется О'Нил, он докопается до сути. В этом Гаскойн уверен. Ну, а если нет…
Гаскойн посмотрел на гору полицейских отчетов на своем столе и вздохнул. На какое-то мгновение ему захотелось снова стать молодым и целеустремленным, как Том О'Нил, а не измученным и утопающим в болоте писанины, которая, казалось, не имела никакого отношения к настоящей работе полицейского. Но это желание было мимолетным. В свое время он справлялся со всем. Но теперь ему хотелось лишь закрыть за собой дверь кабинета и, забыв про дела, сесть в лодку и основательно заняться рыбной ловлей.
* * *
Такси спустилось по склону холма и, повернув, опять начало подъем к группе роскошных вилл, которые, словно драгоценные камни, украшали корону Дарлинг-Пойнта – этого обиталища избранных. Солнце палило нещадно, заливая золотом лучей чистое австралийское небо. Невероятно синее небо было, казалось, так близко, что его можно было потрогать; далеко внизу виднелось такое же синее море, все в серебряных блестках.
На пассажирском сиденье впереди сидела Гарриет, пристроив на коленях сумку. Серебристо-синий город Сидней! Когда самолет приземлился, первое, что ее поразило, были яркие краски, от которых стало больно глазам – залив, мост над ним, многогранная крыша Оперы, – все это отражало солнечные лучи, создавая завораживающий калейдоскоп света. Несмотря на то что она была поглощена своими проблемами, все это произвело на нее огромное впечатление – да и кто мог бы устоять? Но уже после ночи, проведенной в сиднейском «Хилтоне», острота первого впечатления притупилась, отодвинувшись в дальний уголок сознания. Если бы она приехала туристом, то, возможно, еще пребывала бы в восторге от увиденного, упиваясь прекрасными водами. Приехав как фотограф, она постаралась бы отыскать глазами профессионала необычные ракурсы для съемки. Но она была здесь совсем в ином качестве: Сидней для нее был прежде всего местом, где через двадцать лет она, возможно, наконец узнает о судьбе своей матери.
Гарриет поудобнее устроилась на сиденье. Внутри у нее все сжималось от напряжения, а взмокшая от пота шелковая кофточка прилипла к шее и к виниловой обивке спинки. Виллы, мимо которых они проезжали, были большие и помпезные, явно построенные по индивидуальным проектам; их соорудили из красного кирпича или из сверкающих на солнце белых известняковых плит, и они выглядели как свадебный торт, щедро украшенный кремом; каждый дом опоясывала веранда, перед домом был разбит непременный цветник с ярким ковром из ноготков и роз. Конечно, этого следовало ожидать. Грега Мартина, который манипулировал миллионами долларов – хотя иногда и незаконно, – могло устроить только все самое лучшее; а Мария Винсенти, или Трэффорд, или как там она себя называет, была полноправной наследницей огромного состояния. Денег у нее – куры не клюют. Возможно, именно этим объясняется то, что они смогли прожить здесь, никем не потревоженные, почти четверть века. Что бы там ни говорили, а богатство вызывает уважение.
Далеко внизу сверкающую синеву залива бороздили яхты, и, глядя на них сверху, Гарриет почувствовала, как у нее опять все внутри сжалось. Может быть, одна из них принадлежала Грегу Мартину – ведь моряк всегда остается моряком? А, может, он решил, что после взрыва его нога никогда не ступит на борт яхты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
– А что об этом говорит Трэффорд? – спросил Том.
– Хорошенький вопрос! Пока мы не смогли допросить его. Мария не знает, куда он исчез той ночью, в его конторе тоже ничего неизвестно, а если там и знают что-то, не говорят.
– Но вы его разыскиваете?
– Мы наводим справки. Но я не очень-то надеюсь на успех. Он может быть где угодно. Австралия велика, господин О'Нил.
– Я это уже заметил, – сухо сказал Том. – Интересно, а что вам подсказывает интуиция? Вы полагаете, Висконти говорит правду?
Гаскойн пожал плечами.
– Всякое, конечно, бывает. Я циник. Но чтобы подпольный иммигрант с такой биографией, как у Мартина, жил у нас под носом целых двадцать лет? В это трудно поверить. К тому же, между нами, эта женщина – истеричка и крепко пьет. Как я уже говорил, мы обязаны расследовать заявление о покушении на жизнь. Но я думаю, здесь мы имеем дело с обычной бытовой ситуацией. А ситуация проста: этот мужик ее бросил. А она не может – и не хочет – смириться с этим.
– Каким образом эта история попала в газеты? – спросил Том.
– Она сама все выболтала репортерам. Я думаю, ее разозлило, что после ее заявления мы не забегали, как цыплята с отрубленными головами.
– Но она им не рассказала, что ее жизнь в опасности?
– По-видимому, не рассказала.
– Вам это не кажется странным?
– Не очень. Трудно объяснить поведение такой неуравновешенной женщины, как Мария. Она, несомненно, струсила. Но в любом случае ее история все равно привлекла достаточно большое внимание. Добрая половина всех наемных писак Австралии ошивается в Дарлинг-Пойнте. Мы были вынуждены поставить у ее дома своего сотрудника, чтобы они перестали ее беспокоить – заварив всю эту кашу, она теперь жалуется, что нарушаются границы ее частных владений.
– Получается, она добилась своего, – сказал Том задумчиво. – Теперь она под защитой полиции.
– Да, но почему надо было действовать таким идиотским способом?
– Так или иначе, но она своего добилась. Ни один даже самый наглый убийца не отважится сунуться к ней, когда у се порога расположилась лагерем добрая половина газетчиков со всего мира и стоит постовой. – Он поднялся с кресла. – Спасибо, что уделили мне время, сэр. Благодарю вас за откровенность.
– Вы продолжите свое расследование? – спросил Гаскойн.
Том кивнул.
– Мне еще нужно навести кое-какие справки, если только это не задевает ваши интересы. Прежде чем сдать в архив эту папку, я должен полностью убедиться в том, что эта история – плод больного воображения Марии. Видите ли, в отличие от вас, у меня есть немалые основания надеяться доказать, что Грег Мартин и Майкл Трэффорд – одно и то же лицо, а, учитывая все стороны этого дела, можно сказать, что эти основания тянут на миллион долларов.
Гаскойн протянул ему руку на прощание.
– Желаю удачи. Надеюсь только, что, раскопав что-нибудь такое, о чем, по вашему мнению, нам следует знать, вы будете Со мной так же откровенны, как и я с вами.
– Безусловно, – сказал Том, пожимая протянутую руку. – Я с вами свяжусь. Еще раз благодарю за помощь.
Он вышел из кабинета, а Гаскойн, глядя ему вслед, погрузился в глубокое раздумье. Возможно ли, что он ошибается в отношении Марии Винсенти? А вдруг ее заявления небезосновательны? Если этим займется О'Нил, он докопается до сути. В этом Гаскойн уверен. Ну, а если нет…
Гаскойн посмотрел на гору полицейских отчетов на своем столе и вздохнул. На какое-то мгновение ему захотелось снова стать молодым и целеустремленным, как Том О'Нил, а не измученным и утопающим в болоте писанины, которая, казалось, не имела никакого отношения к настоящей работе полицейского. Но это желание было мимолетным. В свое время он справлялся со всем. Но теперь ему хотелось лишь закрыть за собой дверь кабинета и, забыв про дела, сесть в лодку и основательно заняться рыбной ловлей.
* * *
Такси спустилось по склону холма и, повернув, опять начало подъем к группе роскошных вилл, которые, словно драгоценные камни, украшали корону Дарлинг-Пойнта – этого обиталища избранных. Солнце палило нещадно, заливая золотом лучей чистое австралийское небо. Невероятно синее небо было, казалось, так близко, что его можно было потрогать; далеко внизу виднелось такое же синее море, все в серебряных блестках.
На пассажирском сиденье впереди сидела Гарриет, пристроив на коленях сумку. Серебристо-синий город Сидней! Когда самолет приземлился, первое, что ее поразило, были яркие краски, от которых стало больно глазам – залив, мост над ним, многогранная крыша Оперы, – все это отражало солнечные лучи, создавая завораживающий калейдоскоп света. Несмотря на то что она была поглощена своими проблемами, все это произвело на нее огромное впечатление – да и кто мог бы устоять? Но уже после ночи, проведенной в сиднейском «Хилтоне», острота первого впечатления притупилась, отодвинувшись в дальний уголок сознания. Если бы она приехала туристом, то, возможно, еще пребывала бы в восторге от увиденного, упиваясь прекрасными водами. Приехав как фотограф, она постаралась бы отыскать глазами профессионала необычные ракурсы для съемки. Но она была здесь совсем в ином качестве: Сидней для нее был прежде всего местом, где через двадцать лет она, возможно, наконец узнает о судьбе своей матери.
Гарриет поудобнее устроилась на сиденье. Внутри у нее все сжималось от напряжения, а взмокшая от пота шелковая кофточка прилипла к шее и к виниловой обивке спинки. Виллы, мимо которых они проезжали, были большие и помпезные, явно построенные по индивидуальным проектам; их соорудили из красного кирпича или из сверкающих на солнце белых известняковых плит, и они выглядели как свадебный торт, щедро украшенный кремом; каждый дом опоясывала веранда, перед домом был разбит непременный цветник с ярким ковром из ноготков и роз. Конечно, этого следовало ожидать. Грега Мартина, который манипулировал миллионами долларов – хотя иногда и незаконно, – могло устроить только все самое лучшее; а Мария Винсенти, или Трэффорд, или как там она себя называет, была полноправной наследницей огромного состояния. Денег у нее – куры не клюют. Возможно, именно этим объясняется то, что они смогли прожить здесь, никем не потревоженные, почти четверть века. Что бы там ни говорили, а богатство вызывает уважение.
Далеко внизу сверкающую синеву залива бороздили яхты, и, глядя на них сверху, Гарриет почувствовала, как у нее опять все внутри сжалось. Может быть, одна из них принадлежала Грегу Мартину – ведь моряк всегда остается моряком? А, может, он решил, что после взрыва его нога никогда не ступит на борт яхты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129