Я заверил его, что это не ошибка и что ты действительно в Италии, а он долго молчал, а потом спросил, что ты там делаешь.
– Это его не касается! – Она сказала неправду. Это, черт возьми, его очень даже касалось.
– Так что ты делала в Италии?
– Тебя это тоже не касается.
– Мошка, – Марк пригвоздил ее к месту твердым взглядом, – ну-ка, выкладывай, что с тобой происходит!
– Ничего.
– От меня этим не отделаешься. Что-то произошло. И это связано не только с тем, что ты беспокоишься за жизнь Хьюго. Ты что-то затеваешь, не так ли?
– Затеваю?
– Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И что бы это ни было, тебя это беспокоит. Ты что-то скрываешь, признайся!
Что было делать? Она слишком устала, чтобы все отрицать, а кроме того, Марку все равно рано или поздно придется узнать правду. Она кивнула.
– Да.
– А в чем дело? Может быть, еще жива Пола, а? Не верится, чтобы она все это время жила в Австралии с Грегом Мартином.
– Нет, Пола умерла. Но и с Грегом не погибла во время взрыва. Она умерла в приюте для душевнобольных на острове Саварелли.
– Что?
– Она сошла с ума, Марк. Моя мать умерла в невменяемом состоянии. – И тут Гарриет разрыдалась. Марк обнял ее, а она уткнулась лицом ему в плечо, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Отстранив ее от себя, он пошарил по карманам, достал носовой платок и протянул ей.
– Бедная Пола! Но как, черт возьми, оказалась она в этой шлюпке?
– Не знаю. Но готова поклясться, что это знает Грег Мартин. Я думала, думала и пришла к выводу, что это его рук дело. Наверное, мама угрожала провалить весь его тщательно продуманный план, оказавшись там, где он ее не ждал, и Грег попытался отделаться от нее. Но как бы там ни было, этого оказалось достаточно, чтобы она совсем лишилась рассудка. После этого она так и не пришла в себя – ни телом, ни душой. Но есть еще кое-что, Марк. – Высморкавшись, она снова утерла слезы и провела по щекам кончиками пальцев. – Когда все произошло, мама была беременна.
– От Грега Мартина?
– Не думаю. Ребенок родился почти точно через девять месяцев после взрыва. Из того, что мне рассказала Салли, можно сделать вывод, что до их отъезда в Италию Пола довольно долгое время не виделась с Грегом. Его не было в Нью-Йорке. Но есть все основания считать, что это ребенок папы. Не знаю, как объяснить тебе это, Марк, но между ней и папой кое-что произошло в ночь накануне ее отъезда. Он ее изнасиловал, и я своими глазами видела это. Я видела все!
Она замолчала. Ее снова охватила дрожь при воспоминании о той ночи, когда она стояла, дрожа от страха, и наблюдала за родителями через приоткрытую дверь спальни. Услышав громкие голоса, она тогда подумала, что папа бьет маму, и, конечно, в каком-то смысле так оно и было. Уже повзрослев, она переосмыслила все увиденное. Но ей никогда не приходило в голову, что она, возможно, была свидетельницей зачатия своей сестры.
– О Мошка, ради Бога… – Марк был в полном замешательстве. Он утратил дар речи и растерялся так, словно это он сам, а не она ребенком наблюдала запретное.
У Гарриет снова потекло из носа, хотя она перестала плакать. Было похоже, что слезы просто сбились с пути.
– Я понимаю. Это ужасно, правда? Я хранила эту сцену в памяти всю свою жизнь, как кошмар, от которого никак невозможно отделаться.
Какое-то время они молчали, но молчание было напряженным, не располагающим к общению. Потом он вдруг спросил:
– А что случилось с дочкой Полы?
– Ее удочерили… в Англии, так сказала сестра Мария-Тереза. Салли увезла ее и отдала в какую-то семью, Я не знаю, что с ней сталось, но сейчас ей, должно быть года двадцать три.
Она взглянула на Марка. Он сидел, не двигаясь, остолбенев от потрясения.
– Марк! – окликнула его она.
На его лице отразилась целая гамма чувств. Каждую самую мимолетную мысль Марка можно было там прочитать, но Гарриет не могла их разгадать.
– Марк, что происходит? – закричала она в испуге – Что я такого сказала?
Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом и снова отвел глаза. Потом, обхватив голову руками, выдохнул, словно рыдание.
– Тереза.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Прошлое
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Как только Тереза достаточно подросла, чтобы понимать его, родители сказали ей, что она их приемная дочь. Возможно, они говорили об этом и раньше, потому что сказанное не было для нее потрясением.
– Ты особый ребенок, Тереза, – говорила ей мать, крепко прижимая ее к себе вместе с огромным лохматым мишкой. – Большинству мам и пап приходится соглашаться на тех детей, которые у них появляются. У нас же все было по-другому. Мы тебя сами выбрали. Вот почему ты особый ребенок.
Тереза улыбалась, засунув в рот большой палец. Выбранная, особая – да, она чувствовала себя особой. Особой для папы, который называл ее «крошкой» и каждый вечер перед сном играл с ней. Она была особой для мамы, которая часто целовала и обнимала ее, позволяла ложкой подчищать остатки крема из мисочки, когда готовила торт, и не сердилась, если она пряталась в корзине с бельем, приготовленным для стирки. Особой была и ее комната, на потолке которой были звезды, начинавшие мерцать, как только задергивали шторы и светился только маленький розовый ночник, потому что она немного боялась темноты. Оба много читали ей, и было нечто особое в том, как она сидела, уютно пристроившись на коленях одного из родителей, рассматривала яркие картинки и прислушивалась к знакомому и любимому голосу. У нее не было ни братьев, ни сестер, но она не горевала об этом. Это позволяло ей чувствовать себя и вправду исключительной.
Взрослея, Тереза иногда задумывалась над тем, кто она такая на самом деле. Может быть, ее настоящая мама была принцессой или какой-нибудь поп-звездой… Или, может быть, она вообще была не обыкновенным человеком, а инопланетянкой. Эта мысль будоражила воображение, и было приятно помечтать. Но никогда, даже на мгновение, Терезе не приходило в голову променять на кого-нибудь свою мамочку, которая всегда была рядом: помогала ей подняться и утирала слезы, когда ей случалось упасть; сидя у ее постели кормила, с ложечки мороженым, когда она поправлялась после удаления гланд. Эта мамочка была настоящей. А другая… она была всего лишь каким-то персонажем из волшебной сказки.
Когда Терезе исполнилось четырнадцать, она задала родителям несколько вопросов, и они рассказали ей все, что знали, – а знали они не так уж много. В восемнадцать лет она обратилась в Сомерсет-Хаус, чтобы получить полное свидетельство о рождении. Она сделала это отчасти из любопытства, но скорее потому, что ей казалось правильным получить настоящий документ, а не его укороченную форму, где ее биография начиналась с даты удочерения. Но она не думала как-то воспользоваться содержащейся там информацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
– Это его не касается! – Она сказала неправду. Это, черт возьми, его очень даже касалось.
– Так что ты делала в Италии?
– Тебя это тоже не касается.
– Мошка, – Марк пригвоздил ее к месту твердым взглядом, – ну-ка, выкладывай, что с тобой происходит!
– Ничего.
– От меня этим не отделаешься. Что-то произошло. И это связано не только с тем, что ты беспокоишься за жизнь Хьюго. Ты что-то затеваешь, не так ли?
– Затеваю?
– Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И что бы это ни было, тебя это беспокоит. Ты что-то скрываешь, признайся!
Что было делать? Она слишком устала, чтобы все отрицать, а кроме того, Марку все равно рано или поздно придется узнать правду. Она кивнула.
– Да.
– А в чем дело? Может быть, еще жива Пола, а? Не верится, чтобы она все это время жила в Австралии с Грегом Мартином.
– Нет, Пола умерла. Но и с Грегом не погибла во время взрыва. Она умерла в приюте для душевнобольных на острове Саварелли.
– Что?
– Она сошла с ума, Марк. Моя мать умерла в невменяемом состоянии. – И тут Гарриет разрыдалась. Марк обнял ее, а она уткнулась лицом ему в плечо, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Отстранив ее от себя, он пошарил по карманам, достал носовой платок и протянул ей.
– Бедная Пола! Но как, черт возьми, оказалась она в этой шлюпке?
– Не знаю. Но готова поклясться, что это знает Грег Мартин. Я думала, думала и пришла к выводу, что это его рук дело. Наверное, мама угрожала провалить весь его тщательно продуманный план, оказавшись там, где он ее не ждал, и Грег попытался отделаться от нее. Но как бы там ни было, этого оказалось достаточно, чтобы она совсем лишилась рассудка. После этого она так и не пришла в себя – ни телом, ни душой. Но есть еще кое-что, Марк. – Высморкавшись, она снова утерла слезы и провела по щекам кончиками пальцев. – Когда все произошло, мама была беременна.
– От Грега Мартина?
– Не думаю. Ребенок родился почти точно через девять месяцев после взрыва. Из того, что мне рассказала Салли, можно сделать вывод, что до их отъезда в Италию Пола довольно долгое время не виделась с Грегом. Его не было в Нью-Йорке. Но есть все основания считать, что это ребенок папы. Не знаю, как объяснить тебе это, Марк, но между ней и папой кое-что произошло в ночь накануне ее отъезда. Он ее изнасиловал, и я своими глазами видела это. Я видела все!
Она замолчала. Ее снова охватила дрожь при воспоминании о той ночи, когда она стояла, дрожа от страха, и наблюдала за родителями через приоткрытую дверь спальни. Услышав громкие голоса, она тогда подумала, что папа бьет маму, и, конечно, в каком-то смысле так оно и было. Уже повзрослев, она переосмыслила все увиденное. Но ей никогда не приходило в голову, что она, возможно, была свидетельницей зачатия своей сестры.
– О Мошка, ради Бога… – Марк был в полном замешательстве. Он утратил дар речи и растерялся так, словно это он сам, а не она ребенком наблюдала запретное.
У Гарриет снова потекло из носа, хотя она перестала плакать. Было похоже, что слезы просто сбились с пути.
– Я понимаю. Это ужасно, правда? Я хранила эту сцену в памяти всю свою жизнь, как кошмар, от которого никак невозможно отделаться.
Какое-то время они молчали, но молчание было напряженным, не располагающим к общению. Потом он вдруг спросил:
– А что случилось с дочкой Полы?
– Ее удочерили… в Англии, так сказала сестра Мария-Тереза. Салли увезла ее и отдала в какую-то семью, Я не знаю, что с ней сталось, но сейчас ей, должно быть года двадцать три.
Она взглянула на Марка. Он сидел, не двигаясь, остолбенев от потрясения.
– Марк! – окликнула его она.
На его лице отразилась целая гамма чувств. Каждую самую мимолетную мысль Марка можно было там прочитать, но Гарриет не могла их разгадать.
– Марк, что происходит? – закричала она в испуге – Что я такого сказала?
Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом и снова отвел глаза. Потом, обхватив голову руками, выдохнул, словно рыдание.
– Тереза.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Прошлое
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Как только Тереза достаточно подросла, чтобы понимать его, родители сказали ей, что она их приемная дочь. Возможно, они говорили об этом и раньше, потому что сказанное не было для нее потрясением.
– Ты особый ребенок, Тереза, – говорила ей мать, крепко прижимая ее к себе вместе с огромным лохматым мишкой. – Большинству мам и пап приходится соглашаться на тех детей, которые у них появляются. У нас же все было по-другому. Мы тебя сами выбрали. Вот почему ты особый ребенок.
Тереза улыбалась, засунув в рот большой палец. Выбранная, особая – да, она чувствовала себя особой. Особой для папы, который называл ее «крошкой» и каждый вечер перед сном играл с ней. Она была особой для мамы, которая часто целовала и обнимала ее, позволяла ложкой подчищать остатки крема из мисочки, когда готовила торт, и не сердилась, если она пряталась в корзине с бельем, приготовленным для стирки. Особой была и ее комната, на потолке которой были звезды, начинавшие мерцать, как только задергивали шторы и светился только маленький розовый ночник, потому что она немного боялась темноты. Оба много читали ей, и было нечто особое в том, как она сидела, уютно пристроившись на коленях одного из родителей, рассматривала яркие картинки и прислушивалась к знакомому и любимому голосу. У нее не было ни братьев, ни сестер, но она не горевала об этом. Это позволяло ей чувствовать себя и вправду исключительной.
Взрослея, Тереза иногда задумывалась над тем, кто она такая на самом деле. Может быть, ее настоящая мама была принцессой или какой-нибудь поп-звездой… Или, может быть, она вообще была не обыкновенным человеком, а инопланетянкой. Эта мысль будоражила воображение, и было приятно помечтать. Но никогда, даже на мгновение, Терезе не приходило в голову променять на кого-нибудь свою мамочку, которая всегда была рядом: помогала ей подняться и утирала слезы, когда ей случалось упасть; сидя у ее постели кормила, с ложечки мороженым, когда она поправлялась после удаления гланд. Эта мамочка была настоящей. А другая… она была всего лишь каким-то персонажем из волшебной сказки.
Когда Терезе исполнилось четырнадцать, она задала родителям несколько вопросов, и они рассказали ей все, что знали, – а знали они не так уж много. В восемнадцать лет она обратилась в Сомерсет-Хаус, чтобы получить полное свидетельство о рождении. Она сделала это отчасти из любопытства, но скорее потому, что ей казалось правильным получить настоящий документ, а не его укороченную форму, где ее биография начиналась с даты удочерения. Но она не думала как-то воспользоваться содержащейся там информацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129