Неожиданно она почувствовала у себя между ног что-то большое и горячее. Оно не причиняло боль, напротив, вызывало приятное ощущение. Салли осторожно пошевелилась и почувствовала, как где-то в самом укромном местечке между бедер у нее возникло какое-то томление. Она шевельнулась снова. Ей было необыкновенно приятно – еще как приятно! Эдуард продолжал целовать ее, его язык бесновался у нее во рту, но она могла думать только об этом новом ощущении внизу, похожем на то, которое она испытывала, когда они танцевали.
– О Салли! – прошептал он, прерывисто дыша. Потом неожиданно толчком вошел в нее, и приятное ощущение исчезло, сменившись каким-то незнакомым всепоглощающим чувством, и Салли снова охватил страх. Она хотела, чтобы он остановился, и в то же время ждала продолжения, надеясь снова испытать это изумительное ощущение. При этом она смутно понимала, что точка возврата пройдена, – теперь, когда она позволила ему войти в свое тело, было бы, очевидно, глупо кричать на него и просить остановиться, или пытаться с ним бороться.
Эдуард, в течение нескольких минут продолжавший свой толчкообразный напор, издал сдавленный гортанный крик и рывком вышел из нее. Он откинулся назад, закрыл глаза и тяжело дышал, прижав к себе носовой платок. Салли лежала, не двигаясь, и разглядывала его в лунном свете. Она была ошеломлена, словно то, что он с ней проделал, каким-то образом парализовало не только ее конечности, но и чувства, оставив ее в нервном напряжении. Она не ощущала ни удовлетворения, ни удовольствия, а только какую-то ноющую пустоту. Потом вдруг вспомнила, что лежит в ужасном виде: с задранной до бедер юбкой и бюстгальтером, болтающимся из-под расстегнутой блузки. Она села и привела в порядок свою одежду, а Эдуард опустил запотевшее стекло машины и выбросил носовой платок в кусты.
– У тебя не останется платков, если ты так часто будешь их выбрасывать, – сказала она, хихикнув. Боже, что за глупости она болтает!
– Наплевать! – ответил он небрежно.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, и Салли прижалась к нему в надежде, что это каким-то образом все расставит по местам. Однако минуту спустя он отодвинулся и включил мотор.
– Тебе пора домой, – сказал он.
Ей снова захотелось плакать. С ней, наверное, что-то не в порядке. Сегодня они дошли до конца, а она не почувствовала ничего такого, что полагалось бы чувствовать: ни подъема, ни удовлетворения, ни радости от близости. Теперь, когда все было кончено, Эдуард стал вдруг таким далеким, словно она была для него какой-то посторонней женщиной, которую он согласился подвезти.
Остальную часть дороги она возилась со своей одеждой, пытаясь привести ее в порядок, чтобы выглядеть респектабельно, когда прибудет домой, и прикрыть воротником блузки шею, на которой, она была уверена в этом, снова остался засос от поцелуя.
– Увидимся там же в субботу? – спросил Эдуард, притормозив перед ее домом.
Салли кивнула. Она чувствовала себя разочарованной. Она-то надеялась, что теперь, когда у Эдуарда появился автомобиль и между ними завязались такие, можно сказать, серьезные отношения, он заедет за ней. Но предлагать это самой ей не хотелось.
Захлопывая за собой дверцу, она заметила, как у соседей слева и справа заколыхались занавески на освещенных окнах. Ну что ж, по крайней мере, он отвез ее домой. Пусть соседи знают, что у ее приятеля есть машина.
Немного неуверенно шагая к дому, Салли поняла, что ей, по-видимому, придется удовольствоваться этим.
На показе мод Салли и Эдуард сидели в самом первом ряду зала на раскладных, похожих на больничные стульях. Узкая деревянная платформа, в конце которой виднелся занавешенный портьерой вход, была от них в двух шагах. Салли задумчиво смотрела на портьеру, размышляя о том, что за ней происходит. Наверняка там царит настоящий хаос. Пола рассказывала ей, что в ревю участвуют двенадцать манекенщиц, и каждая из них будет демонстрировать не менее десяти туалетов. Сто двадцать туалетов, не считая множества туфель, шляп и перчаток! Как они умудряются все это не перепутать? Одеваясь перед выходом, Салли всякий раз то разыскивала подходящий пояс, то у нее куда-то исчезала туфля, то вдруг на чулке обнаруживалась спущенная петля. А здесь целых сто двадцать туалетов – с ума можно сойти!
Она оглядела зал. Люди входили поодиночке, парами, по трое… В основном это были элегантно одетые женщины в костюмах или дорогих платьях. Салли долго мучилась над вопросом, что надеть – она очень боялась подвести Полу, но в конце концов выбрала блузку рубашечного покроя и узкую юбку, а Пола одолжила ей свой светло-голубой плащ с воротником из мягкой серой мерлушки, очень уютный. Спрятав подбородок в необычайно мягкий мех, она думала, что, по крайней мере, сможет сохранить достоинство среди всей этой роскоши.
Музыка смолкла, слышался нестройный гул голосов людей, предвкушающих зрелище, затем стих и он. Портьеры раздвинулись, и на подиуме появился мужчина в смокинге и черном галстуке бабочкой.
– Леди и джентльмены, добро пожаловать! – пророкотал он. Микрофон немного свистел, и Салли досадливо поморщилась.
По подиуму шла первая манекенщица, такая очаровательная в своем сногсшибательном туалете, что Салли вдруг усомнилась, что ее собственная сестра может участвовать в этом волшебном действе. Однако спустя несколько мгновений появилась Пола – высокая и прекрасная в платье из зеленого букле с жакетом из той же ткани.
– Вот она… это Пола! – прошептала Салли, чуть не свалившись от волнения со стула.
– Эта? – ошеломленно шепнул Эдуард.
– Да. Правда, красивая?
Позади них демонстративно кашлянули, и они затихли, хотя Салли ужасно хотелось крикнуть на весь зал: «Это моя сестра!» Она чуть не лопалась от гордости. Она была так счастлива и возбуждена, что даже не заметила, как глубоко Пола ранила сердце Эдуарда.
За кулисами Пола выскользнула из платья, которое так и осталось лежать на полу, и потянулась за следующим из развешанных в строгом порядке на ее напольной вешалке туалетов. Помогавшая ей девушка застегнула на платье молнию, а Пола, сбросив черные замшевые туфли, аккуратно обула пару из крокодиловой кожи. Быстро поправив прическу – это платье следовало носить без шляпы, – она схватила сумочку из той же кожи, что и туфли, и двинулась к выходу, чтобы Арлина могла быстро оглядеть ее – все ли в порядке – перед следующим выходом.
Она чувствовала необычайный прилив энергии, глаза девушки возбужденно горели. В начале она нервничала, но теперь это прошло, хотя ей все еще странно было чувствовать под ногами деревянный настил подиума, а не ковры «Гранд-отеля». Арлина слегка подтолкнула ее – пора, – и она шагнула на подиум. Ей не терпелось снова очутиться в свете огней, приковывая к себе восхищенные взгляды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
– О Салли! – прошептал он, прерывисто дыша. Потом неожиданно толчком вошел в нее, и приятное ощущение исчезло, сменившись каким-то незнакомым всепоглощающим чувством, и Салли снова охватил страх. Она хотела, чтобы он остановился, и в то же время ждала продолжения, надеясь снова испытать это изумительное ощущение. При этом она смутно понимала, что точка возврата пройдена, – теперь, когда она позволила ему войти в свое тело, было бы, очевидно, глупо кричать на него и просить остановиться, или пытаться с ним бороться.
Эдуард, в течение нескольких минут продолжавший свой толчкообразный напор, издал сдавленный гортанный крик и рывком вышел из нее. Он откинулся назад, закрыл глаза и тяжело дышал, прижав к себе носовой платок. Салли лежала, не двигаясь, и разглядывала его в лунном свете. Она была ошеломлена, словно то, что он с ней проделал, каким-то образом парализовало не только ее конечности, но и чувства, оставив ее в нервном напряжении. Она не ощущала ни удовлетворения, ни удовольствия, а только какую-то ноющую пустоту. Потом вдруг вспомнила, что лежит в ужасном виде: с задранной до бедер юбкой и бюстгальтером, болтающимся из-под расстегнутой блузки. Она села и привела в порядок свою одежду, а Эдуард опустил запотевшее стекло машины и выбросил носовой платок в кусты.
– У тебя не останется платков, если ты так часто будешь их выбрасывать, – сказала она, хихикнув. Боже, что за глупости она болтает!
– Наплевать! – ответил он небрежно.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, и Салли прижалась к нему в надежде, что это каким-то образом все расставит по местам. Однако минуту спустя он отодвинулся и включил мотор.
– Тебе пора домой, – сказал он.
Ей снова захотелось плакать. С ней, наверное, что-то не в порядке. Сегодня они дошли до конца, а она не почувствовала ничего такого, что полагалось бы чувствовать: ни подъема, ни удовлетворения, ни радости от близости. Теперь, когда все было кончено, Эдуард стал вдруг таким далеким, словно она была для него какой-то посторонней женщиной, которую он согласился подвезти.
Остальную часть дороги она возилась со своей одеждой, пытаясь привести ее в порядок, чтобы выглядеть респектабельно, когда прибудет домой, и прикрыть воротником блузки шею, на которой, она была уверена в этом, снова остался засос от поцелуя.
– Увидимся там же в субботу? – спросил Эдуард, притормозив перед ее домом.
Салли кивнула. Она чувствовала себя разочарованной. Она-то надеялась, что теперь, когда у Эдуарда появился автомобиль и между ними завязались такие, можно сказать, серьезные отношения, он заедет за ней. Но предлагать это самой ей не хотелось.
Захлопывая за собой дверцу, она заметила, как у соседей слева и справа заколыхались занавески на освещенных окнах. Ну что ж, по крайней мере, он отвез ее домой. Пусть соседи знают, что у ее приятеля есть машина.
Немного неуверенно шагая к дому, Салли поняла, что ей, по-видимому, придется удовольствоваться этим.
На показе мод Салли и Эдуард сидели в самом первом ряду зала на раскладных, похожих на больничные стульях. Узкая деревянная платформа, в конце которой виднелся занавешенный портьерой вход, была от них в двух шагах. Салли задумчиво смотрела на портьеру, размышляя о том, что за ней происходит. Наверняка там царит настоящий хаос. Пола рассказывала ей, что в ревю участвуют двенадцать манекенщиц, и каждая из них будет демонстрировать не менее десяти туалетов. Сто двадцать туалетов, не считая множества туфель, шляп и перчаток! Как они умудряются все это не перепутать? Одеваясь перед выходом, Салли всякий раз то разыскивала подходящий пояс, то у нее куда-то исчезала туфля, то вдруг на чулке обнаруживалась спущенная петля. А здесь целых сто двадцать туалетов – с ума можно сойти!
Она оглядела зал. Люди входили поодиночке, парами, по трое… В основном это были элегантно одетые женщины в костюмах или дорогих платьях. Салли долго мучилась над вопросом, что надеть – она очень боялась подвести Полу, но в конце концов выбрала блузку рубашечного покроя и узкую юбку, а Пола одолжила ей свой светло-голубой плащ с воротником из мягкой серой мерлушки, очень уютный. Спрятав подбородок в необычайно мягкий мех, она думала, что, по крайней мере, сможет сохранить достоинство среди всей этой роскоши.
Музыка смолкла, слышался нестройный гул голосов людей, предвкушающих зрелище, затем стих и он. Портьеры раздвинулись, и на подиуме появился мужчина в смокинге и черном галстуке бабочкой.
– Леди и джентльмены, добро пожаловать! – пророкотал он. Микрофон немного свистел, и Салли досадливо поморщилась.
По подиуму шла первая манекенщица, такая очаровательная в своем сногсшибательном туалете, что Салли вдруг усомнилась, что ее собственная сестра может участвовать в этом волшебном действе. Однако спустя несколько мгновений появилась Пола – высокая и прекрасная в платье из зеленого букле с жакетом из той же ткани.
– Вот она… это Пола! – прошептала Салли, чуть не свалившись от волнения со стула.
– Эта? – ошеломленно шепнул Эдуард.
– Да. Правда, красивая?
Позади них демонстративно кашлянули, и они затихли, хотя Салли ужасно хотелось крикнуть на весь зал: «Это моя сестра!» Она чуть не лопалась от гордости. Она была так счастлива и возбуждена, что даже не заметила, как глубоко Пола ранила сердце Эдуарда.
За кулисами Пола выскользнула из платья, которое так и осталось лежать на полу, и потянулась за следующим из развешанных в строгом порядке на ее напольной вешалке туалетов. Помогавшая ей девушка застегнула на платье молнию, а Пола, сбросив черные замшевые туфли, аккуратно обула пару из крокодиловой кожи. Быстро поправив прическу – это платье следовало носить без шляпы, – она схватила сумочку из той же кожи, что и туфли, и двинулась к выходу, чтобы Арлина могла быстро оглядеть ее – все ли в порядке – перед следующим выходом.
Она чувствовала необычайный прилив энергии, глаза девушки возбужденно горели. В начале она нервничала, но теперь это прошло, хотя ей все еще странно было чувствовать под ногами деревянный настил подиума, а не ковры «Гранд-отеля». Арлина слегка подтолкнула ее – пора, – и она шагнула на подиум. Ей не терпелось снова очутиться в свете огней, приковывая к себе восхищенные взгляды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129