Веста упала на землю, несколько секунд лежала неподвижно, вывалив язык, с которого падали клочья белой пены, и тяжело дышала. Иван скатился с ее спины и сел рядом, поглаживая запутавшуюся шерсть.
– Да уж, давно мне так не приходилось летать, – сообщила волчица Ване виноватым тоном, – сил совсем нет. Ну да ничего, теперь совсем недолго осталось. Обожди, передохну малость, потом снова двинемся.
– Спасибо тебе, – поблагодарил Иван, – что бы я без тебя делал!
– С Медногривом бы точно так же сидел на этом самом месте, – ехидно предположила волчица и на мгновение закрыла глаза. Со вздохом встала, отряхнулась, облизнула кончик носа. – Ну, садись, что ли.
Ваня сел, обхватил Весту двумя руками, стараясь не сильно сдавливать ее шею. От ограды до дворца надо было пройти порядочное расстояние, и волчица, то быстро перебегая, то припадая к земле, уверенно приближалась к небольшой потемневшей двери. Справа были, судя по конскому ржанию, конюшни, слева небольшая постройка неизвестного предназначения. Ваня еще удивился, почему все хозяйственные службы находятся в непосредственной близости от дворца, но расспрашивать и без того уставшую Весту не стал. Дверь оказалась незапертой, слышались из-за нее приглушенные голоса: там, видимо, шла оживленная карточная игра. Волчица, едва касаясь пола, бесшумной кошачьей походкой вошла в полутемное помещение. Никого не было видно, скорее всего игроки сидели за стеной. Облегченно вздохнув, Веста проскользнула мимо полуоткрытой двери, из-за которой брезжил слабый свет свечи, и, немного поплутав темными коридорами, нашла старую лестницу. Двигаться по ней приходилось, полагаясь только на собственное чутье, так было темно. Ваня явственно слышал, как где-то поблизости попискивало целое крысиное семейство, как капала со стен вода. Видимо, дворец казался образцом рукотворной красоты только внешне, внутри же, особенно в нежилых помещениях, творился полнейший беспорядок.
– Замри! – быстро шепнула Веста.
Ваня застыл и будто прирос к волчице, боясь даже взмахивать ресницами. Сверху спускались трое прислужников; судя по кряхтенью, в руках они тащили что-то тяжелое. Все трое страшно ругались, припоминая какого-то Гостибоева дедушку, который был, по их словам, крайне нехорошим человеком. Поглощенные беседой, они не заметили чужаков, и Веста, дождавшись, пока смолкнут их шаги, быстро взобралась по крутой лестнице до самого верха. Лестница заканчивалась еще одной дверью, уже более приличествующей Серебряному дворцу. За ней начинались царские покои.
– Здесь я тебя оставлю.
– Здесь? – испугался Ваня. – А как же я?
– Я буду тебя ждать, если что – постараюсь прийти на выручку. Но сейчас ты пойдешь сам. Три двери тебе встретятся: первая ведет в покои покойной государыни, вторая – опочивальня царя Далмата, а за третьей как раз и будет светлица царевны Калины. Дальше ты уж все знаешь. Не робей, Иванушка, главное, помни: птицу бери, а клетку не трогай!
Ваня поклонился волчице, пообещал все сделать, как она велит, и с замирающим сердцем направился к трем дверям. Шаги его полностью скрадывали толстые ковры, шел Ваня медленно, прислушиваясь к каждому шороху, но все было спокойно, дворец спал крепким сном. Проходя мимо государевой опочивальни, Иван на мгновение остановился, поглядел на серебряных собачек по обеим сторонам от двери и, глупо хихикнув, в два шага дошел до третьей двери. Огляделся по сторонам, никого подозрительного не приметил и открыл дверь. На стене слева, как и говорила Веста, висел факел. Ваня почесал затылок, думая, как же его потушить, снял со стены и попытался задуть, как свечку. Посмеялся над собственной глупостью и, недолго рассуждая, набросил на факел полу своего плаща. Запахло гарью, пошел дымок, но дело было сделано – факел потушен, и Ваня, постояв немного, пошел дальше. Когда он дошел до середины комнаты, его вдруг окликнул сонный голос:
– Брат, ты, что ли?
– Я, – ответил резко охрипший Ваня, – Будислав.
– А чего ты так рано? Дома не сидится? Не спишь, а только и думаешь, как бы царевну Калину во грех ввести? – Голос, кажется, то ли Будимила, то ли Будимира. И кто-то из явно насмехался. – Молодой, а все туда же!
– Я… да, – смутился Ваня, понятия не имея, что следует отвечать. И, сам не понимая как, вдруг грубо рявкнул: – А тебе что за дело, брат?! Али сам на царевну глаз положил?
Будимил (или Будимир), кажется, смутился:
– Да я так спросил, не серчай, братишка. Спать охота, мочи нет. Давай, что ли, поскорее пост принимай, я хоть домой пойду, высплюсь.
– Ладно, – так же нагло ответствовал Ваня, – иди давай, чай, не маленький, справлюсь. Вот тебе еще, – он протянул в темноту кувшин с заговоренным вином, – от меня гостинец.
– А вот за это, – в голосе теперь слышались одобрительные нотки, – а вот за это люблю! А вот за это хвалю!
Заскрипел ключ, дверь со скрипом отворилась, на мгновение ослепив Ивана светом едва ли не двух десятков свечей. Ваня быстро прошмыгнул в светелку царевны и закрыл дверь за собой. Облегченно вздохнул и огляделся. Царевна Калина спала, разметавшись на огромном ложе, спала крепко, даже немного похрапывала. Нельзя сказать, чтобы была она неописуемой красоты, но в ней было какое-то притягательное очарование. Царевна была невелика ростом, с длинными черными волосами, которые, заплетенные в косы, змеями обвивались вокруг ее головы. Лицо Калины было круглым, почти детским, верхняя губа немного вздернута, длинные ресницы чуть касались розовых щек. Ваня полюбовался царевной, потом вспомнил, что пришел сюда за птицей, и стал оглядываться по сторонам, высматривая клетку. Обнаружил он ее стоящей на маленьком прикроватном столике, укрытой не покрывалом, как говорила Веста, а белым кружевным платком. Иван осторожно потянул за кончик, платок упал, и Ване пришлось спешно прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от сияния, которое разлилось по комнате.
Серебряная клетка сияла, словно солнце, но это было еще полбеды: сидела в клетке птица – до того яркая, что смотреть на нее не щурясь было невозможно. Птица бодрствовала, зловеще прищелкивала клювом и так злобно поглядывала на Ваню, что ему стало жутко. Но, памятуя, что времени в обрез, он принялся быстро соображать, как же потихоньку извлечь огнецветку. Клетка и в самом деле оказалась не заперта, но птица была до того велика, что было непонятно, как же ее вообще смогли туда затолкать. Слухам о том, что птица якобы покидает клетку без посторонней помощи, Ваня уже не верил. Он еще раз оглядел светлицу, раздумывая, чем бы умудриться выманить огнецветку, ничего не нашел и пришел в отчаяние.
Внезапно птица фыркнула, взмахнула крыльями и выставила из дверцы свою невероятных размеров голову. Глаза у огнецветки были ярко-зеленого цвета, век не было, и потому взгляд ее казался особенно страшным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Да уж, давно мне так не приходилось летать, – сообщила волчица Ване виноватым тоном, – сил совсем нет. Ну да ничего, теперь совсем недолго осталось. Обожди, передохну малость, потом снова двинемся.
– Спасибо тебе, – поблагодарил Иван, – что бы я без тебя делал!
– С Медногривом бы точно так же сидел на этом самом месте, – ехидно предположила волчица и на мгновение закрыла глаза. Со вздохом встала, отряхнулась, облизнула кончик носа. – Ну, садись, что ли.
Ваня сел, обхватил Весту двумя руками, стараясь не сильно сдавливать ее шею. От ограды до дворца надо было пройти порядочное расстояние, и волчица, то быстро перебегая, то припадая к земле, уверенно приближалась к небольшой потемневшей двери. Справа были, судя по конскому ржанию, конюшни, слева небольшая постройка неизвестного предназначения. Ваня еще удивился, почему все хозяйственные службы находятся в непосредственной близости от дворца, но расспрашивать и без того уставшую Весту не стал. Дверь оказалась незапертой, слышались из-за нее приглушенные голоса: там, видимо, шла оживленная карточная игра. Волчица, едва касаясь пола, бесшумной кошачьей походкой вошла в полутемное помещение. Никого не было видно, скорее всего игроки сидели за стеной. Облегченно вздохнув, Веста проскользнула мимо полуоткрытой двери, из-за которой брезжил слабый свет свечи, и, немного поплутав темными коридорами, нашла старую лестницу. Двигаться по ней приходилось, полагаясь только на собственное чутье, так было темно. Ваня явственно слышал, как где-то поблизости попискивало целое крысиное семейство, как капала со стен вода. Видимо, дворец казался образцом рукотворной красоты только внешне, внутри же, особенно в нежилых помещениях, творился полнейший беспорядок.
– Замри! – быстро шепнула Веста.
Ваня застыл и будто прирос к волчице, боясь даже взмахивать ресницами. Сверху спускались трое прислужников; судя по кряхтенью, в руках они тащили что-то тяжелое. Все трое страшно ругались, припоминая какого-то Гостибоева дедушку, который был, по их словам, крайне нехорошим человеком. Поглощенные беседой, они не заметили чужаков, и Веста, дождавшись, пока смолкнут их шаги, быстро взобралась по крутой лестнице до самого верха. Лестница заканчивалась еще одной дверью, уже более приличествующей Серебряному дворцу. За ней начинались царские покои.
– Здесь я тебя оставлю.
– Здесь? – испугался Ваня. – А как же я?
– Я буду тебя ждать, если что – постараюсь прийти на выручку. Но сейчас ты пойдешь сам. Три двери тебе встретятся: первая ведет в покои покойной государыни, вторая – опочивальня царя Далмата, а за третьей как раз и будет светлица царевны Калины. Дальше ты уж все знаешь. Не робей, Иванушка, главное, помни: птицу бери, а клетку не трогай!
Ваня поклонился волчице, пообещал все сделать, как она велит, и с замирающим сердцем направился к трем дверям. Шаги его полностью скрадывали толстые ковры, шел Ваня медленно, прислушиваясь к каждому шороху, но все было спокойно, дворец спал крепким сном. Проходя мимо государевой опочивальни, Иван на мгновение остановился, поглядел на серебряных собачек по обеим сторонам от двери и, глупо хихикнув, в два шага дошел до третьей двери. Огляделся по сторонам, никого подозрительного не приметил и открыл дверь. На стене слева, как и говорила Веста, висел факел. Ваня почесал затылок, думая, как же его потушить, снял со стены и попытался задуть, как свечку. Посмеялся над собственной глупостью и, недолго рассуждая, набросил на факел полу своего плаща. Запахло гарью, пошел дымок, но дело было сделано – факел потушен, и Ваня, постояв немного, пошел дальше. Когда он дошел до середины комнаты, его вдруг окликнул сонный голос:
– Брат, ты, что ли?
– Я, – ответил резко охрипший Ваня, – Будислав.
– А чего ты так рано? Дома не сидится? Не спишь, а только и думаешь, как бы царевну Калину во грех ввести? – Голос, кажется, то ли Будимила, то ли Будимира. И кто-то из явно насмехался. – Молодой, а все туда же!
– Я… да, – смутился Ваня, понятия не имея, что следует отвечать. И, сам не понимая как, вдруг грубо рявкнул: – А тебе что за дело, брат?! Али сам на царевну глаз положил?
Будимил (или Будимир), кажется, смутился:
– Да я так спросил, не серчай, братишка. Спать охота, мочи нет. Давай, что ли, поскорее пост принимай, я хоть домой пойду, высплюсь.
– Ладно, – так же нагло ответствовал Ваня, – иди давай, чай, не маленький, справлюсь. Вот тебе еще, – он протянул в темноту кувшин с заговоренным вином, – от меня гостинец.
– А вот за это, – в голосе теперь слышались одобрительные нотки, – а вот за это люблю! А вот за это хвалю!
Заскрипел ключ, дверь со скрипом отворилась, на мгновение ослепив Ивана светом едва ли не двух десятков свечей. Ваня быстро прошмыгнул в светелку царевны и закрыл дверь за собой. Облегченно вздохнул и огляделся. Царевна Калина спала, разметавшись на огромном ложе, спала крепко, даже немного похрапывала. Нельзя сказать, чтобы была она неописуемой красоты, но в ней было какое-то притягательное очарование. Царевна была невелика ростом, с длинными черными волосами, которые, заплетенные в косы, змеями обвивались вокруг ее головы. Лицо Калины было круглым, почти детским, верхняя губа немного вздернута, длинные ресницы чуть касались розовых щек. Ваня полюбовался царевной, потом вспомнил, что пришел сюда за птицей, и стал оглядываться по сторонам, высматривая клетку. Обнаружил он ее стоящей на маленьком прикроватном столике, укрытой не покрывалом, как говорила Веста, а белым кружевным платком. Иван осторожно потянул за кончик, платок упал, и Ване пришлось спешно прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от сияния, которое разлилось по комнате.
Серебряная клетка сияла, словно солнце, но это было еще полбеды: сидела в клетке птица – до того яркая, что смотреть на нее не щурясь было невозможно. Птица бодрствовала, зловеще прищелкивала клювом и так злобно поглядывала на Ваню, что ему стало жутко. Но, памятуя, что времени в обрез, он принялся быстро соображать, как же потихоньку извлечь огнецветку. Клетка и в самом деле оказалась не заперта, но птица была до того велика, что было непонятно, как же ее вообще смогли туда затолкать. Слухам о том, что птица якобы покидает клетку без посторонней помощи, Ваня уже не верил. Он еще раз оглядел светлицу, раздумывая, чем бы умудриться выманить огнецветку, ничего не нашел и пришел в отчаяние.
Внезапно птица фыркнула, взмахнула крыльями и выставила из дверцы свою невероятных размеров голову. Глаза у огнецветки были ярко-зеленого цвета, век не было, и потому взгляд ее казался особенно страшным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92