он вряд ли ответил бы на этот вопрос, да и им самим было проще не знать. По крайней мере, учебу он не бросил, и отметки у него были отличными.
Родители никогда не приставали с вопросами о Стиве к Джимми, учившемуся в том же университете, считая нечестным и непорядочным выпытывать у него сведения о брате. Изредка он сам как бы случайно мог обронить фразу, вроде: «Стив уехал сегодня в Балтимор. Там состоится марш протеста. Я вас об этом предупреждаю, чтобы вы не волновались, если прочтете что-то в газетах».
Однажды Айрис спросила Джимми:
– Откуда он берет деньги? Того, что мы ему посылаем, недостаточно для этих поездок.
– У его друзей есть деньги, – ответил Джимми. – Не знаю, где они их достают, но деньги у них есть.
В феврале 1968 года вьетнамцы отмечали свой национальный праздник Тет – годовщину победы над китайцами полтора века назад. Нельзя было не поражаться тому, что эти, подвергшиеся жестоким бомбардировкам, люди не только были все еще живы, но и не утратили боевого духа и оказались в состоянии начать новое наступление на американцев; они совершили нападение на территорию посольства в Сайгоне, отбить которое удалось далеко не сразу – бои продолжались всю ночь. Военные не придали этому эпизоду большого значения, а он между тем положил начало падению популярности президента. В марте президент объявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на следующий срок, вызвав бурю ликования среди американской молодежи, во всяком случае, большей ее части.
В августе в Чикаго открылся съезд Демократической партии. Подготовка к нему имела зловещий характер. Части Национальной гвардии Иллинойса и полиция были приведены в состояние боевой готовности на случай возможных террористических актов: «йиппи», например, заявили, что введут ЛСД в систему водоснабжения Чикаго. Итак, глаза американцев были с большим, чем обычно, вниманием прикованы к телевизионным экранам.
Тео с Айрис остались на лето одни. Лаура, перешедшая в последний класс средней школы, уехала в Нью-Гемпшир в составе группы агитаторов, призывающих голосовать за Маккарти. Филипп проводил лето в лагере в лесах Мэна. Джимми работал санитаром в чикагской больнице. Стив прислал кое-как нацарапанное коротенькое письмо с минимумом информации: он едет на запад с группой студентов, специализирующихся в политологии, для участия в каком-то семинаре; напишет позже. До августа он так и не написал им больше ни строчки, но Айрис была уверена, как если бы кто-то сообщил ей об этом, что местом назначения поездки «на запад» был Чикаго. Однако, сидя рядом с Тео перед телевизором, слушая программу новостей, она не стала говорить о своем беспокойстве.
Они смотрели, как один за другим были забаллотированы претенденты, включившие в свою программу обещание «немедленного мира», и кандидатом от Демократической партии стал Хэмфри. Смотрели на беспорядки, вспыхнувшие в городе после того, как полиция разогнала молодых людей, разбивших, несмотря на запрет, лагерь в парке Линкольна. «Свиньи!» – орали молодые люди и длинноволосые девушки, все в одинаковых джинсах и майках. «Комми!» – кричали в ответ полицейские, раздавая направо и налево удары дубинками. В парке Гранта собралось десять тысяч человек. На улице напротив отеля «Хилтон» завязалась настоящая схватка. В полицейских летели кирпичи, камни, «вонючие» бомбы, те в свою очередь пустили в ход слезоточивый газ. С верхних этажей зданий бросали пакеты с экскрементами и мочой. Глядя прямо в камеры, молодые демонстранты, раскачиваясь, словно они пели в хоре или исполняли какой-то ритуальный танец, скандировали: «Весь мир смотрит на нас! Весь мир смотрит на нас!»
Айрис застыла в напряженном молчании, не замечая, что руки у нее сжаты в кулаки. В комнате было темно, светился лишь экран телевизора; и в этом слабом свете она увидела, как Тео наклонился вперед, стараясь не упустить ни одной подробности происходящего на экране. Возможно, подумала она, он, так же как и я, высматривает Стива в этой оголтелой толпе.
– Полиция заходит слишком далеко, – сказала она. Какая жалость. Ведь они же совсем еще дети.
– Верно. Некоторые полицейские утратили чувство меры. Но они тоже всего лишь люди. Их вывели из терпения. Эти юнцы неуправляемы, вытворяют Бог знает что. Бросают всякие гадости из окон, танцуют голыми в фонтанах. А ведь вроде бы интеллигентные ребята, студенты университетов. В чем смысл? Чего они, черт возьми, хотят? Ведь в Париже начались мирные переговоры.
– Хотела бы я знать, – пробормотала она, – там ли Стив.
– Ну, если он и там, лучше бы ему не танцевать голым в фонтане, – угрюмо отозвался Тео.
Не прошло и пятнадцати минут, как зазвонил телефон. Позже, возвращаясь к случившемуся, Айрис всегда вспоминала, что при первом же звонке ее охватило недоброе предчувствие.
Звонил Джимми.
– Мам? Не волнуйся, пожалуйста. Потом все наверняка как-то уладится, но Стива арестовали сегодня.
– О Господи! Арестовали! Где?
– В Чикаго. Он позвонил мне, и я тут же пришел. Я сейчас в полицейском участке.
Тео выхватил трубку, и Айрис побежала на кухню к параллельному аппарату.
– Ему предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка, ничего серьезного. Могут отпустить под залог, но у меня нет с собой достаточно денег.
По ответу Тео она поняла, что он в ярости. Любое, самое незначительное повышение голоса было у него признаком ярости.
– Так, понятно. А если залог не будет внесен?
– Ну, тогда его задержат. Я точно не знаю. – У Джимми заметно дрожал голос. – Хочешь поговорить с ним? Он здесь, рядом. Мы у стола сержанта.
Раздался голос Стива:
– Привет, это я.
– В чем дело? Что ты сделал на этот раз?
– Ты же знаешь. Ты слышал.
– Да, я слышал. Что ты с собой делаешь? И что ты делаешь с матерью?
Через открытую кухонную дверь Тео увидел, что Айрис заплакала.
– Извините, – ответил Стив. – Но сейчас речь не об этом. Нужен залог.
Как он только может сохранять спокойствие? Айрис представила полицейский участок. Она была в полицейском участке один-единственный раз, когда кто-то помял ее припаркованную машину. Ей запомнилась лишь дубовая стойка золотистого цвета, такая высокая, что она не могла заглянуть через нее, и яркий свет ламп на потолке. Она представила Стива, стоящего у такой стойки.
– Так как насчет залога? – услышала она в трубке его голос.
– Это зависит от тебя, – ответил Тео. – Обещай покончить с этим раз и навсегда.
– Никаких обещаний.
– Так. Ни малейшего уважения к стране, дающей тебе образование?
– Эта страна не дает мне ровным счетом ничего.
– Она дала тебе все, что у тебя есть, черт возьми! Свободу…
– Какую свободу? Наживаться на производстве напалма?
Тео наконец взорвался.
– Господи Боже мой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Родители никогда не приставали с вопросами о Стиве к Джимми, учившемуся в том же университете, считая нечестным и непорядочным выпытывать у него сведения о брате. Изредка он сам как бы случайно мог обронить фразу, вроде: «Стив уехал сегодня в Балтимор. Там состоится марш протеста. Я вас об этом предупреждаю, чтобы вы не волновались, если прочтете что-то в газетах».
Однажды Айрис спросила Джимми:
– Откуда он берет деньги? Того, что мы ему посылаем, недостаточно для этих поездок.
– У его друзей есть деньги, – ответил Джимми. – Не знаю, где они их достают, но деньги у них есть.
В феврале 1968 года вьетнамцы отмечали свой национальный праздник Тет – годовщину победы над китайцами полтора века назад. Нельзя было не поражаться тому, что эти, подвергшиеся жестоким бомбардировкам, люди не только были все еще живы, но и не утратили боевого духа и оказались в состоянии начать новое наступление на американцев; они совершили нападение на территорию посольства в Сайгоне, отбить которое удалось далеко не сразу – бои продолжались всю ночь. Военные не придали этому эпизоду большого значения, а он между тем положил начало падению популярности президента. В марте президент объявил, что не будет выставлять свою кандидатуру на следующий срок, вызвав бурю ликования среди американской молодежи, во всяком случае, большей ее части.
В августе в Чикаго открылся съезд Демократической партии. Подготовка к нему имела зловещий характер. Части Национальной гвардии Иллинойса и полиция были приведены в состояние боевой готовности на случай возможных террористических актов: «йиппи», например, заявили, что введут ЛСД в систему водоснабжения Чикаго. Итак, глаза американцев были с большим, чем обычно, вниманием прикованы к телевизионным экранам.
Тео с Айрис остались на лето одни. Лаура, перешедшая в последний класс средней школы, уехала в Нью-Гемпшир в составе группы агитаторов, призывающих голосовать за Маккарти. Филипп проводил лето в лагере в лесах Мэна. Джимми работал санитаром в чикагской больнице. Стив прислал кое-как нацарапанное коротенькое письмо с минимумом информации: он едет на запад с группой студентов, специализирующихся в политологии, для участия в каком-то семинаре; напишет позже. До августа он так и не написал им больше ни строчки, но Айрис была уверена, как если бы кто-то сообщил ей об этом, что местом назначения поездки «на запад» был Чикаго. Однако, сидя рядом с Тео перед телевизором, слушая программу новостей, она не стала говорить о своем беспокойстве.
Они смотрели, как один за другим были забаллотированы претенденты, включившие в свою программу обещание «немедленного мира», и кандидатом от Демократической партии стал Хэмфри. Смотрели на беспорядки, вспыхнувшие в городе после того, как полиция разогнала молодых людей, разбивших, несмотря на запрет, лагерь в парке Линкольна. «Свиньи!» – орали молодые люди и длинноволосые девушки, все в одинаковых джинсах и майках. «Комми!» – кричали в ответ полицейские, раздавая направо и налево удары дубинками. В парке Гранта собралось десять тысяч человек. На улице напротив отеля «Хилтон» завязалась настоящая схватка. В полицейских летели кирпичи, камни, «вонючие» бомбы, те в свою очередь пустили в ход слезоточивый газ. С верхних этажей зданий бросали пакеты с экскрементами и мочой. Глядя прямо в камеры, молодые демонстранты, раскачиваясь, словно они пели в хоре или исполняли какой-то ритуальный танец, скандировали: «Весь мир смотрит на нас! Весь мир смотрит на нас!»
Айрис застыла в напряженном молчании, не замечая, что руки у нее сжаты в кулаки. В комнате было темно, светился лишь экран телевизора; и в этом слабом свете она увидела, как Тео наклонился вперед, стараясь не упустить ни одной подробности происходящего на экране. Возможно, подумала она, он, так же как и я, высматривает Стива в этой оголтелой толпе.
– Полиция заходит слишком далеко, – сказала она. Какая жалость. Ведь они же совсем еще дети.
– Верно. Некоторые полицейские утратили чувство меры. Но они тоже всего лишь люди. Их вывели из терпения. Эти юнцы неуправляемы, вытворяют Бог знает что. Бросают всякие гадости из окон, танцуют голыми в фонтанах. А ведь вроде бы интеллигентные ребята, студенты университетов. В чем смысл? Чего они, черт возьми, хотят? Ведь в Париже начались мирные переговоры.
– Хотела бы я знать, – пробормотала она, – там ли Стив.
– Ну, если он и там, лучше бы ему не танцевать голым в фонтане, – угрюмо отозвался Тео.
Не прошло и пятнадцати минут, как зазвонил телефон. Позже, возвращаясь к случившемуся, Айрис всегда вспоминала, что при первом же звонке ее охватило недоброе предчувствие.
Звонил Джимми.
– Мам? Не волнуйся, пожалуйста. Потом все наверняка как-то уладится, но Стива арестовали сегодня.
– О Господи! Арестовали! Где?
– В Чикаго. Он позвонил мне, и я тут же пришел. Я сейчас в полицейском участке.
Тео выхватил трубку, и Айрис побежала на кухню к параллельному аппарату.
– Ему предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка, ничего серьезного. Могут отпустить под залог, но у меня нет с собой достаточно денег.
По ответу Тео она поняла, что он в ярости. Любое, самое незначительное повышение голоса было у него признаком ярости.
– Так, понятно. А если залог не будет внесен?
– Ну, тогда его задержат. Я точно не знаю. – У Джимми заметно дрожал голос. – Хочешь поговорить с ним? Он здесь, рядом. Мы у стола сержанта.
Раздался голос Стива:
– Привет, это я.
– В чем дело? Что ты сделал на этот раз?
– Ты же знаешь. Ты слышал.
– Да, я слышал. Что ты с собой делаешь? И что ты делаешь с матерью?
Через открытую кухонную дверь Тео увидел, что Айрис заплакала.
– Извините, – ответил Стив. – Но сейчас речь не об этом. Нужен залог.
Как он только может сохранять спокойствие? Айрис представила полицейский участок. Она была в полицейском участке один-единственный раз, когда кто-то помял ее припаркованную машину. Ей запомнилась лишь дубовая стойка золотистого цвета, такая высокая, что она не могла заглянуть через нее, и яркий свет ламп на потолке. Она представила Стива, стоящего у такой стойки.
– Так как насчет залога? – услышала она в трубке его голос.
– Это зависит от тебя, – ответил Тео. – Обещай покончить с этим раз и навсегда.
– Никаких обещаний.
– Так. Ни малейшего уважения к стране, дающей тебе образование?
– Эта страна не дает мне ровным счетом ничего.
– Она дала тебе все, что у тебя есть, черт возьми! Свободу…
– Какую свободу? Наживаться на производстве напалма?
Тео наконец взорвался.
– Господи Боже мой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113