– Посмотрите!
За ней в дверях появились оживленные лица Джозефа и Анны, и секундой позже Анна поставила на стол свое блюдо.
– Ты плачешь, Айрис? В чем дело? Ответил Тео:
– У нас возникла проблема. Я сам только что узнал. Наш сын решил не ходить завтра на церемонию бар-мицвы.
Джозеф остолбенел.
– Что? Он заболел?
Мальчик, окруженный взрослыми, стал, казалось, меньше, и его хрупкость, так не сочетавшаяся с выражением лица взрослого человека, выражением, в котором под видимостью вызова Айрис разглядела смятение, наполнила ее печальными предчувствиями, заставив позабыть весь гнев. Может, ее отец сумеет переубедить его, ведь дедушка и бабушка не каждый день занимаются его воспитанием. Эти мысли пронеслись в считанные доли секунды.
– Скажи, – переспросил Джозеф, положив руку на лоб Стива, – ты заболел? Нет, температуры у тебя нет. Да ты просто боишься, вот в чем дело. Нервы сдали. Давай выйдем на свежий воздух, сядем под деревом и поговорим. Тебе сразу станет лучше.
И, взяв Стива за руку, он хотел было пойти к двери. Но Стив выдернул руку.
– Сейчас мне не станет лучше. Лучше мне станет завтра, когда я не пойду в синагогу на церемонию, в которую не верю.
– Ты не веришь, – как эхо повторил Джозеф, который сам с величайшим трудом перешел от ортодоксального иудаизма к реформаторскому. И вот его внук заявляет ему, что он «не верит».
В комнате повисло молчание. Все чего-то ждали. Дедушка тоже, казалось, вдруг стал меньше, словно усох. Он осмотрел мальчика сверху вниз, от красивой головы до болтающихся шнурков на кроссовках, затем снова поднял глаза к его лицу.
– Тогда скажи мне, – медленно проговорил он, – когда ты пришел к этому великолепному выводу и почему тянул до последней минуты, а не сказал об этом раньше? Тебе захотелось нас помучить?
– Я давно думал об этом. Просто сегодня, когда я возвращался из школы, меня вдруг осенило; я понял, что не смогу через это пройти, вот и все.
Джозеф кивнул и потянулся за стулом.
– Может, ты скажешь мне, какая именно мысль тебя «осенила».
– Я же уже сказал. Я не верю. Ни во что. Потому что Бога нет.
– Понимаю. Бога нет. И ты, Стив Штерн, можешь это доказать.
– А ты не можешь доказать, что он есть. Тебе хочется верить, что он есть, потому что ты старый и боишься смерти.
Подобное замечание в адрес отца привело Айрис в ярость, и вся ее жалость к Стиву мгновенно испарилась.
– Как ты смеешь так разговаривать с дедушкой! – крикнула она.
– Оставь его, Айрис, – сказал Джозеф. – Но Лауре лучше этого не слышать. Лаура, милочка, отнеси печенье на кухню.
Ну конечно, папа боится, что все это окажет на Лауру дурное влияние.
Вмешался Тео, решивший попробовать иной подход.
– Ты грамотный человек, развит не по годам. Я всегда ценил это в тебе, всегда ставил это тебе в заслугу, так? Так вот, ты наверняка слышал о Ницше…
– Да, это он сказал, что Бог умер.
– Верно. Но он имел в виду, что в мире образовалась пустота, вакуум как раз потому, что люди утратили веру во что бы то ни было. И он предсказал, что этот вакуум заполнит зло, к власти придут те, кто не верит ни во что, кроме силы. Фашисты. Он имел в виду, что Бог необходим.
Тео встал на защиту покоя и порядка, на защиту своей семьи и Джозефа тоже. Понимая это, Айрис испытывала чувство благодарности к мужу.
Стив сорвал листок с цветка, стоявшего на рояле, и теперь мял его в руках. Он не нашел, что возразить отцу, и смог лишь повторить то, что уже говорил.
– Но вся эта роскошь не имеет с верой ничего общего. – Он махнул рукой в сторону столовой. – Это же просто светский прием и ничего больше.
– Никакая это не роскошь, – возразила Анна. – Твоя мать – скромная женщина.
– Она и в самом деле такая, – заверил его Тео. – Я бы пригласил оркестр. Твоя мать согласилась только на струнный квартет.
С минуту казалось, что обстановка разрядилась и Стив сдастся. В комнате опять повисло выжидательное молчание.
– Я не могу этого сделать, – сказал наконец Стив.
Айрис пришла в отчаяние. Было почти шесть часов. Она прибегла к уговорам.
– Стив, пожалуйста, мы любим тебя. Ради меня, ради всех нас сделай то, что нужно, не важно, что ты об этом думаешь.
Тео положил ладонь ей на руку. Она почувствовала, что его рука дрожит.
– Не надо, Айрис. Мать не должна упрашивать своего тринадцатилетнего сына. – Он оглядел собравшихся, словно выступал перед большой аудиторией. – Дисциплина! Я никогда не уставал повторять это слово. В Америке родители боятся своих детей. Я не боюсь своих. Не боюсь приказать что-то сделать. Я люблю и уважаю своих детей и рассчитываю на любовь и уважение с их стороны. – Он посмотрел прямо на Стива. – Нет, я рассчитываю немного на большее, потому что я – глава семьи. Итак, завтра ты сделаешь то, что положено. Еврейские мальчики должны пройти церемонию бар-мицвы, и ты ее пройдешь.
– Мне не нравится быть еврейским мальчиком. Если хочешь знать, я бы предпочел быть арабом.
– Боже мой, – прошептала Анна.
– А, – сказал Тео. – Может, живи ты в то время, ты бы поддержал Гитлера? Стал бы штурмовиком?
Джозеф покачал головой.
– А может, моему внуку нужна хорошая трепка?
– Может быть, – согласился Тео.
Все вокруг лишилось красок. Ясное небо, виднеющееся через стеклянную дверь, молодая трава, рододендроны, усыпанные малиновыми цветами – все утратило свою прелесть. Айрис глубоко со всхлипом вздохнула.
Анна быстро проговорила:
– Айрис, не изводи себя так. Я тебе вот что скажу. Стив поедет с нами, проведет у нас ночь. Вы здесь успокоитесь. Сегодня он может не ходить в синагогу. Мы скажем, что он немного простудился, и мы боимся, как бы он не разболелся к утру. Стив, – скомандовала она, – беги наверх и уложи кое-какие вещи, я имею в виду пижаму и все такое. Мы привезем тебя домой завтра рано утром, чтобы ты успел одеться.
– Я не вернусь сюда утром, – ответил Стив. Мальчик снова был на грани слез. Если бы Элла Мэй была здесь, подумала Айрис, она бы придумала что-нибудь. Стив любил се. Но и бабушку он тоже любит.
– Иди, Стив, – строго повторила Анна.
– Я не вернусь сюда утром и не буду переодеваться, – упорствовал Стив.
– Хорошо, хорошо. Завтра будет видно. Сейчас мы говорим о другом.
К удивлению всех, Стив пошел за вещами. Впрочем, удивляться было особенно нечему, ему ведь предлагали выход из кризисной ситуации. Остальные стояли, мрачно глядя друг на друга. Первым заговорил Тео:
– Да, пожалуй, лучше увезти его отсюда. Не знаю, что на него нашло. Одно дело иметь свое мнение, а он всегда был думающим мальчиком и старался во всем разобраться сам, но это… это презрительное выражение на его лице…
– Он просто испугался, Тео. Это непохоже на него, я знаю, но он испугался, – перебила мужа Айрис.
– Чушь собачья! – взорвался Тео и тут же повернулся к Анне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
За ней в дверях появились оживленные лица Джозефа и Анны, и секундой позже Анна поставила на стол свое блюдо.
– Ты плачешь, Айрис? В чем дело? Ответил Тео:
– У нас возникла проблема. Я сам только что узнал. Наш сын решил не ходить завтра на церемонию бар-мицвы.
Джозеф остолбенел.
– Что? Он заболел?
Мальчик, окруженный взрослыми, стал, казалось, меньше, и его хрупкость, так не сочетавшаяся с выражением лица взрослого человека, выражением, в котором под видимостью вызова Айрис разглядела смятение, наполнила ее печальными предчувствиями, заставив позабыть весь гнев. Может, ее отец сумеет переубедить его, ведь дедушка и бабушка не каждый день занимаются его воспитанием. Эти мысли пронеслись в считанные доли секунды.
– Скажи, – переспросил Джозеф, положив руку на лоб Стива, – ты заболел? Нет, температуры у тебя нет. Да ты просто боишься, вот в чем дело. Нервы сдали. Давай выйдем на свежий воздух, сядем под деревом и поговорим. Тебе сразу станет лучше.
И, взяв Стива за руку, он хотел было пойти к двери. Но Стив выдернул руку.
– Сейчас мне не станет лучше. Лучше мне станет завтра, когда я не пойду в синагогу на церемонию, в которую не верю.
– Ты не веришь, – как эхо повторил Джозеф, который сам с величайшим трудом перешел от ортодоксального иудаизма к реформаторскому. И вот его внук заявляет ему, что он «не верит».
В комнате повисло молчание. Все чего-то ждали. Дедушка тоже, казалось, вдруг стал меньше, словно усох. Он осмотрел мальчика сверху вниз, от красивой головы до болтающихся шнурков на кроссовках, затем снова поднял глаза к его лицу.
– Тогда скажи мне, – медленно проговорил он, – когда ты пришел к этому великолепному выводу и почему тянул до последней минуты, а не сказал об этом раньше? Тебе захотелось нас помучить?
– Я давно думал об этом. Просто сегодня, когда я возвращался из школы, меня вдруг осенило; я понял, что не смогу через это пройти, вот и все.
Джозеф кивнул и потянулся за стулом.
– Может, ты скажешь мне, какая именно мысль тебя «осенила».
– Я же уже сказал. Я не верю. Ни во что. Потому что Бога нет.
– Понимаю. Бога нет. И ты, Стив Штерн, можешь это доказать.
– А ты не можешь доказать, что он есть. Тебе хочется верить, что он есть, потому что ты старый и боишься смерти.
Подобное замечание в адрес отца привело Айрис в ярость, и вся ее жалость к Стиву мгновенно испарилась.
– Как ты смеешь так разговаривать с дедушкой! – крикнула она.
– Оставь его, Айрис, – сказал Джозеф. – Но Лауре лучше этого не слышать. Лаура, милочка, отнеси печенье на кухню.
Ну конечно, папа боится, что все это окажет на Лауру дурное влияние.
Вмешался Тео, решивший попробовать иной подход.
– Ты грамотный человек, развит не по годам. Я всегда ценил это в тебе, всегда ставил это тебе в заслугу, так? Так вот, ты наверняка слышал о Ницше…
– Да, это он сказал, что Бог умер.
– Верно. Но он имел в виду, что в мире образовалась пустота, вакуум как раз потому, что люди утратили веру во что бы то ни было. И он предсказал, что этот вакуум заполнит зло, к власти придут те, кто не верит ни во что, кроме силы. Фашисты. Он имел в виду, что Бог необходим.
Тео встал на защиту покоя и порядка, на защиту своей семьи и Джозефа тоже. Понимая это, Айрис испытывала чувство благодарности к мужу.
Стив сорвал листок с цветка, стоявшего на рояле, и теперь мял его в руках. Он не нашел, что возразить отцу, и смог лишь повторить то, что уже говорил.
– Но вся эта роскошь не имеет с верой ничего общего. – Он махнул рукой в сторону столовой. – Это же просто светский прием и ничего больше.
– Никакая это не роскошь, – возразила Анна. – Твоя мать – скромная женщина.
– Она и в самом деле такая, – заверил его Тео. – Я бы пригласил оркестр. Твоя мать согласилась только на струнный квартет.
С минуту казалось, что обстановка разрядилась и Стив сдастся. В комнате опять повисло выжидательное молчание.
– Я не могу этого сделать, – сказал наконец Стив.
Айрис пришла в отчаяние. Было почти шесть часов. Она прибегла к уговорам.
– Стив, пожалуйста, мы любим тебя. Ради меня, ради всех нас сделай то, что нужно, не важно, что ты об этом думаешь.
Тео положил ладонь ей на руку. Она почувствовала, что его рука дрожит.
– Не надо, Айрис. Мать не должна упрашивать своего тринадцатилетнего сына. – Он оглядел собравшихся, словно выступал перед большой аудиторией. – Дисциплина! Я никогда не уставал повторять это слово. В Америке родители боятся своих детей. Я не боюсь своих. Не боюсь приказать что-то сделать. Я люблю и уважаю своих детей и рассчитываю на любовь и уважение с их стороны. – Он посмотрел прямо на Стива. – Нет, я рассчитываю немного на большее, потому что я – глава семьи. Итак, завтра ты сделаешь то, что положено. Еврейские мальчики должны пройти церемонию бар-мицвы, и ты ее пройдешь.
– Мне не нравится быть еврейским мальчиком. Если хочешь знать, я бы предпочел быть арабом.
– Боже мой, – прошептала Анна.
– А, – сказал Тео. – Может, живи ты в то время, ты бы поддержал Гитлера? Стал бы штурмовиком?
Джозеф покачал головой.
– А может, моему внуку нужна хорошая трепка?
– Может быть, – согласился Тео.
Все вокруг лишилось красок. Ясное небо, виднеющееся через стеклянную дверь, молодая трава, рододендроны, усыпанные малиновыми цветами – все утратило свою прелесть. Айрис глубоко со всхлипом вздохнула.
Анна быстро проговорила:
– Айрис, не изводи себя так. Я тебе вот что скажу. Стив поедет с нами, проведет у нас ночь. Вы здесь успокоитесь. Сегодня он может не ходить в синагогу. Мы скажем, что он немного простудился, и мы боимся, как бы он не разболелся к утру. Стив, – скомандовала она, – беги наверх и уложи кое-какие вещи, я имею в виду пижаму и все такое. Мы привезем тебя домой завтра рано утром, чтобы ты успел одеться.
– Я не вернусь сюда утром, – ответил Стив. Мальчик снова был на грани слез. Если бы Элла Мэй была здесь, подумала Айрис, она бы придумала что-нибудь. Стив любил се. Но и бабушку он тоже любит.
– Иди, Стив, – строго повторила Анна.
– Я не вернусь сюда утром и не буду переодеваться, – упорствовал Стив.
– Хорошо, хорошо. Завтра будет видно. Сейчас мы говорим о другом.
К удивлению всех, Стив пошел за вещами. Впрочем, удивляться было особенно нечему, ему ведь предлагали выход из кризисной ситуации. Остальные стояли, мрачно глядя друг на друга. Первым заговорил Тео:
– Да, пожалуй, лучше увезти его отсюда. Не знаю, что на него нашло. Одно дело иметь свое мнение, а он всегда был думающим мальчиком и старался во всем разобраться сам, но это… это презрительное выражение на его лице…
– Он просто испугался, Тео. Это непохоже на него, я знаю, но он испугался, – перебила мужа Айрис.
– Чушь собачья! – взорвался Тео и тут же повернулся к Анне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113