– Похоже, метель разыгралась не на шутку, – сказал Пол. – О такой и полвека спустя будут вспоминать.
– Да. Говорят, такси достать невозможно. – Штерн сделал гримасу. – А поезда не ходят. Да в любом случае до Центрального вокзала не добраться. Слишком скользко.
– Да, – согласился Пол. – А вам-то уж ни в коем случае нельзя сломать ногу. Не то что мне, банкир может работать и сидя.
– Ну, вам тоже лучше ничего не ломать.
Штерн снял повязку с плеча Пола. Прикосновения его пальцев были почти неощутимы. Вот что значат «умелые руки», подумал Пол, часто морщившийся от боли, когда повязку меняли другие. Штерн тем временем успел заново перевязать плечо.
– По виду все в полном порядке. Думаю, больше оно не будет вас беспокоить.
– Вы и сейчас считаете, что к весне я смогу играть в теннис?
– Если не случится чего-то из ряда вон выходящего. Например, вы снова рассечете себе плечо или отправитесь еще на одну войну.
– Этого уж точно не случится, – рассмеялся Пол. Штерн вздохнул и сел.
– Не возражаете, если я тут у вас немного переведу дух? Сегодня был какой-то особенно тяжелый день. Бывают такие дни время от времени.
– Садитесь, посидите. Знаете, я как раз ждал случая поговорить с вами на тему, не относящуюся к моему плечу.
– Вот как? О чем же?
– О, ничего важного. Простое совпадение. Два года назад я был в Иерусалиме и встретил там человека, который знал вас в Вене. Его звали Хеммендингер.
Штерн покачал головой.
– Имя мне ничего не говорит.
– Возможно, это какая-то ошибка. Он ювелир, забавный старомодный человечек, очень любезный. Он спросил меня, не знаю ли я доктора Теодора Штерна, специалиста в области пластической хирургии в Нью-Йорке. Я ответил «нет», а вчера почему-то вспомнил о нем и решил у вас спросить.
– И имя, и профессия довольно необычные, – чувствовалось, что Штерн заинтересовался, – я пытаюсь вспомнить.
– Он сказал, что у него был магазин неподалеку от Рингштрассе. Дело основано еще его дедом. По словам Хеммендингера, он хорошо знал вашу мать.
– О, ну конечно. Теперь я вспомнил. Я просто тогда не слишком обращал внимание на его имя. Моя мать очень любила всякие украшения и в этом магазине купила великое множество ювелирных изделий. Позже она попыталась продать их, чтобы спасти нам жизнь. Ужасные то были времена, мистер Вернер. Вы и представить себе не можете.
– Думаю, что могу. В свое время я был знаком со многими европейцами как по деловой линии, так и по работе в организациях, занимавшихся делами беженцев. И я при любом удобном случае расспрашивал своих европейских друзей, как им удалось вынести тяготы тех страшных лет. Меня вообще интересуют люди, людские судьбы. Я люблю задавать вопросы, – сказал Пол, словно удивляясь этой своей слабости, и быстро добавил: – Если, конечно, эти вопросы не вызывают возражений.
– Я не возражаю, – ответил Штерн, печально улыбнувшись. – Если хотите, я расскажу вам свою историю. Короткая история, в которой, к сожалению, нет ничего необычного. – Улыбка исчезла. – Вся моя семья, вплоть до дальних родственников, погибла в концентрационных лагерях. По чистой случайности я находился за границей, пытаясь организовать их отъезд из Австрии, когда Гитлер захватил страну. Тогда я перебрался в Англию и всю войну сражался в рядах английских войск. – Он развел руками. – Как я и сказал, это самая обычная история.
– Да, мне все это хорошо известно. Я работал в Объединенной комиссии по размещению иммигрантов. Мы немало сделали, чтобы помочь тем, кто попал в Америку после войны, обустроиться здесь. Мне всегда казалось, что врачам приходилось особенно трудно – им ведь надо было сдавать на чужом языке экзамен на подтверждение квалификации и начинать все сначала, не имея денег, кроме тех небольших сумм, которые мы могли им предоставить.
– Ну, мне в этом отношении повезло больше других. До войны отец перевел кое-какие средства в Штаты, так что небольшой начальный капитал у меня был. Потом я породнился с чудесной семьей, и они помогли мне залечить раны, душевные, я имею в виду. У меня снова появился дом и близкие люди. Что это для меня значит… – Штерн покачал головой. – Вам не понять. – Он замолчал.
На мгновение Полу стало совестно, что он затронул болезненную, судя по всему, для Штерна тему. Штерн заговорил снова:
– Они приняли меня в свою семью, отнеслись как к родному. Моя теща… не часто мужчина с любовью отзывается о своей теще, – он попытался усмехнуться, – но я вам не лгу. Она изумительная, тонкая женщина и так похожа – я никого не хочу обидеть – на европейских женщин, которых я знал в юности. А тесть… этот человек – соль земли. Я употребил правильное выражение? Соль земли. Боюсь, люди его типа выходят из моды.
– Да, когда у человека есть семья, на которую можно опереться – это здорово, – заметил Пол, испытывая стыд от того, что, по сути, вытягивает у ничего не подозревающего человека сведения о чужой жизни, которая, в общем-то, его не касается.
– Сейчас он как раз участвует в кампании по сбору средств, чтобы расширить отделение пластической хирургии в нашей пригородной больнице. Нам не хватает места. – Штерн взглянул на часы. – Я уже не успею вернуться домой сегодня. Пойду лучше позвоню.
– Можете воспользоваться моим телефоном, – предложил Пол и, увидев, что Штерн колеблется, добавил; – А почему нет? Воспользуйтесь, я просто настаиваю.
И опять испытав чувство вины, взял газету, заставляя себя не обращать внимания на телефонный разговор, ведущийся в его присутствии. «Ты же просто обманщик, ты соглядатай», – сказал ему внутренний голос. «Но я же не приношу никакого вреда, – возразил Пол самому себе. – Мое желание естественно и безобидно. Кто бы на моем месте поступил иначе?»
Он представил голос на другом конце провода, голос Айрис, и попытался воссоздать ее реплики.
– Да, очень жаль, – говорил Штерн. – Нет, вряд ли я смогу это сделать. Поезда не ходят. Не беспокойся, я перекушу в кафе и переночую у кого-нибудь из ординаторов.
Пол попытался представить лицо Айрис, но это ему никак не удавалось, потому что от их последней короткой встречи в памяти остались лишь темные глаза, смотревшие на него с неприязнью. Но это же нелепо! У нее не могло быть никаких причин для неприязни. Нелепо.
– Что? – сказал Штерн. – Если дороги не расчистят, они могут не ходить завтра в школу. Конечно. Холм слишком скользкий. Да. Хорошо, дорогая. Позвоню утром. Да, у меня теплое пальто.
Он повесил трубку и улыбнулся немного сконфуженно.
– У меня хорошая жена. Беспокоится обо мне. Полу хотелось слушать еще и еще.
– Вам повезло, – сказал он. – После всего, что вам пришлось пережить, вы обрели счастье.
– Да, – ответил Штерн после недолгого молчания. – Это моя вторая семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113