Мне бы хотелось вернуться к преподаванию, или к работе над диссертацией, или к тому и другому вместе. Мне хочется чего-то достичь в жизни, – ответила Айрис, давая выход своему раздражению. Но одновременно она отдавала себе отчет в том, что это раздражение было лишь отражением гнева, вызванного совсем другими причинами.
– Имея на руках такой большой дом? – усомнилась Анна.
– Я не слишком усердная хозяйка. Ты, мать, это знаешь.
«Мать» – сказала она, и в голове у нее промелькнула мысль, что в другом настроении она бы сказала «мама», но для ее теперешнего больше подходило «мать».
– В моем холодильнике нет домашних пирогов, и я не умею готовить тесто для струделя. В моих вазах не стоят цветы, срезанные в саду, который я сама возделывала, и я не слишком ловко орудую иглой, – закончила она.
Анна улыбнулась. Я понимаю, казалось, говорила эта улыбка, это камешек в мой огород, а может, ты пытаешься оправдать себя таким странным способом, но я не возражаю. Я бы хотела знать о тебе все, но это невозможно. Однако я стараюсь, Айрис.
– Извини, – сказала Айрис. – Я ничего не имела в виду, кроме того, что я не похожа на тебя, мама.
Она вымещала на матери свое дурное настроение, и это было несправедливо. Вмешался Джозеф:
– Конечно, ты не похожа на свою мать. Но ты неплохо справляешься. Насколько мне известно, твоя семья накормлена и ухожена.
– Да. Но мне нужно что-то еще. Что-нибудь более важное.
– А разве дети – это не важно? – спросил Джозеф. – Ты должна бы знать, что дети – самое важное в жизни.
Анна задумчиво посмотрела на мужа.
– Это правда, Джозеф. И все же, если бы у меня было образование, как у Айрис… Я часто думаю… не знаю, как лучше сказать… мне приходит в голову, что бы я тогда смогла сделать…
– Посмотри, сколько ты сейчас всего делаешь, – прервал Джозеф. – Благотворительная деятельность, больничный комитет, Лига женщин-избирательниц. Ты многое делаешь в этом мире, – твердо закончил он.
Как странно, подумала Айрис, что о некоторых вещах с папой, к которому я всегда была ближе, я предпочитаю не говорить. У него сложилось определенное представление о его счастливой взрослой дочурке, и не следует пытаться изменить его. А мать, мама, всегда готова выслушать меня, несмотря на некоторую напряженность в наших отношениях, о которой мы никогда не упоминаем, потому что не можем ее объяснить. Кроются ли ее причины в осознании мной того – и маме это известно – что я не унаследовала ее красоту, или в смерти моего брата? Нет, она уходит своими корнями глубже, значительно глубже и дальше. Но разобраться в этом до конца я не могу.
– Если Тео хочет, чтобы ты оставалась дома, – говорил тем временем отец, – то мой тебе совет: выкинь все остальное из головы, дорогая Айрис, и будь довольна тем, что имеешь. Развивай свои таланты дома. Помни, что человеку, работающему столько, сколько Тео, находящемуся в постоянном напряжении, нужен уют и порядок в доме. Особенно европейцу, воспитанному в довоенные годы в иной обстановке и на иных ценностях.
Айрис была несколько удивлена тем, что отец проявил такое понимание культурных различий. Удивила ее и нотка упрека, которую она безошибочно распознала в его голосе.
Анна поспешно вмешалась, не желая допустить, чтобы возможная обида с той или другой стороны омрачила атмосферу.
– Ты получила свое платье, Айрис? Мое прислали вчера утром. Оно великолепно. – И, не дожидаясь ответа, повернулась к Джозефу: – О, ты сможешь гордиться нами обеими на своем обеде. Но еще больше мы будем гордиться тобой. Я повсюду слышу, что этот дом для престарелых – лучшее из того, что ты построил. Служащий в банке назвал его сегодня архитектурной жемчужиной.
– Ну, ну, я ведь не архитектор. Я только построил его. Слишком много шума, – проворчал Джозеф, выглядевший, однако, необыкновенно довольным.
– Не преуменьшай своих заслуг. Ты многое сделал и по части проекта. Ты заслужил этот обед в твою честь. Так что ты сказала насчет платья, Айрис?
– Его доставили вчера.
– Где вы их заказали? – поинтересовался Джозеф. – В этом модном магазине в Нью-Йорке?
– «У Леа», конечно, где же еще! – Анна улыбнулась, как бы слегка насмехаясь сама над собой. – Это единственный магазин, куда можно ходить. Добрая половина моих приятельниц практически днюют и ночуют в нем.
– Цены немыслимые, – пожаловалась Айрис. – Я была в нем три раза, не больше, после того как мы заказали там мое приданое и свадебное платье.
– Но ты должна признать, что вещи у нее очаровательные, – сказала Анна. – Более того, она их не навязывает, как в большинстве других магазинов. Никакого давления. И манеры у нее такие приятные.
– Мне никогда не нравилось, как она на нас смотрит, – ответила Айрис. – Она слишком любопытна.
– О Господи, что может вызывать ее любопытство?
– Не знаю. Просто что-то меня беспокоит. Во всяком случае, когда я открыла коробку, мне было стыдно еще раз посмотреть на ярлычок с ценой.
– Айрис, – возразил отец, – иногда можно позволить себе некоторые излишества. Видит Бог, твоя мать не транжирка. Но она любит хорошо одеться. И мне нравится, когда моя жена хорошо одета. Я уверен, что и Тео это нравится, – закончил он несколько сурово.
Айрис опять подумала о своем несвежем измятом платье.
И снова Анна переменила тему разговора спросив Джозефа, откроют ли они к лету дом для престарелых. Она словно почувствовала замешательство Айрис, догадалась, что деньги были тем предметом, о котором дочери не хотелось говорить.
С другой стороны, она никак не могла догадаться, насколько неприятен для Айрис разговор о деньгах, зная, какой образ жизни ведут Штерны. Кто бы поверил, что Айрис иной раз колеблется, прежде чем подписать пятидесятидолларовый чек на домашние расходы.
Айрис с тревогой думала о том, делает ли Тео какие-либо сбережения. В ответ на ее вопросы он обычно отвечал, улыбаясь: «Да. Позволь мне беспокоиться об этом. Это обязанность мужчины». И он целовал ее в щеку или гладил по голове, будто она была ребенком, что всегда ее обижало. И, как ребенку, он мог неожиданно принести ей какой-нибудь подарок – игрушку для взрослых – светлый кошелек из крокодиловой кожи, который привлек его внимание в витрине магазина, или пару золотых запонок, отделанных лазуритом и бирюзой – вещи, которые они не могли себе позволить. Айрис была экономной, возможно, она родилась такой.
Партнер отца подарил ей на свадьбу полный комплект итальянского столового серебра ручной работы, но она поменяла тяжелые, массивные приборы на более легкие и требующие меньше ухода.
«Мне пришлось бы часами чистить это серебро, – объяснила она. – Мы не можем себе позволить нанять кого-то для этой цели, а у меня есть другие, более важные дела».
«Жаль, – заметила Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Имея на руках такой большой дом? – усомнилась Анна.
– Я не слишком усердная хозяйка. Ты, мать, это знаешь.
«Мать» – сказала она, и в голове у нее промелькнула мысль, что в другом настроении она бы сказала «мама», но для ее теперешнего больше подходило «мать».
– В моем холодильнике нет домашних пирогов, и я не умею готовить тесто для струделя. В моих вазах не стоят цветы, срезанные в саду, который я сама возделывала, и я не слишком ловко орудую иглой, – закончила она.
Анна улыбнулась. Я понимаю, казалось, говорила эта улыбка, это камешек в мой огород, а может, ты пытаешься оправдать себя таким странным способом, но я не возражаю. Я бы хотела знать о тебе все, но это невозможно. Однако я стараюсь, Айрис.
– Извини, – сказала Айрис. – Я ничего не имела в виду, кроме того, что я не похожа на тебя, мама.
Она вымещала на матери свое дурное настроение, и это было несправедливо. Вмешался Джозеф:
– Конечно, ты не похожа на свою мать. Но ты неплохо справляешься. Насколько мне известно, твоя семья накормлена и ухожена.
– Да. Но мне нужно что-то еще. Что-нибудь более важное.
– А разве дети – это не важно? – спросил Джозеф. – Ты должна бы знать, что дети – самое важное в жизни.
Анна задумчиво посмотрела на мужа.
– Это правда, Джозеф. И все же, если бы у меня было образование, как у Айрис… Я часто думаю… не знаю, как лучше сказать… мне приходит в голову, что бы я тогда смогла сделать…
– Посмотри, сколько ты сейчас всего делаешь, – прервал Джозеф. – Благотворительная деятельность, больничный комитет, Лига женщин-избирательниц. Ты многое делаешь в этом мире, – твердо закончил он.
Как странно, подумала Айрис, что о некоторых вещах с папой, к которому я всегда была ближе, я предпочитаю не говорить. У него сложилось определенное представление о его счастливой взрослой дочурке, и не следует пытаться изменить его. А мать, мама, всегда готова выслушать меня, несмотря на некоторую напряженность в наших отношениях, о которой мы никогда не упоминаем, потому что не можем ее объяснить. Кроются ли ее причины в осознании мной того – и маме это известно – что я не унаследовала ее красоту, или в смерти моего брата? Нет, она уходит своими корнями глубже, значительно глубже и дальше. Но разобраться в этом до конца я не могу.
– Если Тео хочет, чтобы ты оставалась дома, – говорил тем временем отец, – то мой тебе совет: выкинь все остальное из головы, дорогая Айрис, и будь довольна тем, что имеешь. Развивай свои таланты дома. Помни, что человеку, работающему столько, сколько Тео, находящемуся в постоянном напряжении, нужен уют и порядок в доме. Особенно европейцу, воспитанному в довоенные годы в иной обстановке и на иных ценностях.
Айрис была несколько удивлена тем, что отец проявил такое понимание культурных различий. Удивила ее и нотка упрека, которую она безошибочно распознала в его голосе.
Анна поспешно вмешалась, не желая допустить, чтобы возможная обида с той или другой стороны омрачила атмосферу.
– Ты получила свое платье, Айрис? Мое прислали вчера утром. Оно великолепно. – И, не дожидаясь ответа, повернулась к Джозефу: – О, ты сможешь гордиться нами обеими на своем обеде. Но еще больше мы будем гордиться тобой. Я повсюду слышу, что этот дом для престарелых – лучшее из того, что ты построил. Служащий в банке назвал его сегодня архитектурной жемчужиной.
– Ну, ну, я ведь не архитектор. Я только построил его. Слишком много шума, – проворчал Джозеф, выглядевший, однако, необыкновенно довольным.
– Не преуменьшай своих заслуг. Ты многое сделал и по части проекта. Ты заслужил этот обед в твою честь. Так что ты сказала насчет платья, Айрис?
– Его доставили вчера.
– Где вы их заказали? – поинтересовался Джозеф. – В этом модном магазине в Нью-Йорке?
– «У Леа», конечно, где же еще! – Анна улыбнулась, как бы слегка насмехаясь сама над собой. – Это единственный магазин, куда можно ходить. Добрая половина моих приятельниц практически днюют и ночуют в нем.
– Цены немыслимые, – пожаловалась Айрис. – Я была в нем три раза, не больше, после того как мы заказали там мое приданое и свадебное платье.
– Но ты должна признать, что вещи у нее очаровательные, – сказала Анна. – Более того, она их не навязывает, как в большинстве других магазинов. Никакого давления. И манеры у нее такие приятные.
– Мне никогда не нравилось, как она на нас смотрит, – ответила Айрис. – Она слишком любопытна.
– О Господи, что может вызывать ее любопытство?
– Не знаю. Просто что-то меня беспокоит. Во всяком случае, когда я открыла коробку, мне было стыдно еще раз посмотреть на ярлычок с ценой.
– Айрис, – возразил отец, – иногда можно позволить себе некоторые излишества. Видит Бог, твоя мать не транжирка. Но она любит хорошо одеться. И мне нравится, когда моя жена хорошо одета. Я уверен, что и Тео это нравится, – закончил он несколько сурово.
Айрис опять подумала о своем несвежем измятом платье.
И снова Анна переменила тему разговора спросив Джозефа, откроют ли они к лету дом для престарелых. Она словно почувствовала замешательство Айрис, догадалась, что деньги были тем предметом, о котором дочери не хотелось говорить.
С другой стороны, она никак не могла догадаться, насколько неприятен для Айрис разговор о деньгах, зная, какой образ жизни ведут Штерны. Кто бы поверил, что Айрис иной раз колеблется, прежде чем подписать пятидесятидолларовый чек на домашние расходы.
Айрис с тревогой думала о том, делает ли Тео какие-либо сбережения. В ответ на ее вопросы он обычно отвечал, улыбаясь: «Да. Позволь мне беспокоиться об этом. Это обязанность мужчины». И он целовал ее в щеку или гладил по голове, будто она была ребенком, что всегда ее обижало. И, как ребенку, он мог неожиданно принести ей какой-нибудь подарок – игрушку для взрослых – светлый кошелек из крокодиловой кожи, который привлек его внимание в витрине магазина, или пару золотых запонок, отделанных лазуритом и бирюзой – вещи, которые они не могли себе позволить. Айрис была экономной, возможно, она родилась такой.
Партнер отца подарил ей на свадьбу полный комплект итальянского столового серебра ручной работы, но она поменяла тяжелые, массивные приборы на более легкие и требующие меньше ухода.
«Мне пришлось бы часами чистить это серебро, – объяснила она. – Мы не можем себе позволить нанять кого-то для этой цели, а у меня есть другие, более важные дела».
«Жаль, – заметила Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113