К этому времени я была сыта играми Констанцы. Коль скоро она преподнесла мне подарок, я просмотрю ее блокноты, покончу с ними и затем забуду, но срок и способ, которым я буду проглядывать их, выберу сама. Если Констанца хотела подцепить меня – а ей бы понравилась эта идея, – успеха она не добилась. Я первой добралась до нее и первой изгоню.
Готовиться я начала на следующий же день. Погода изменилась, похолодало. В Винтеркомбе стало зябко и сыро. Так всегда бывает в домах, где никто долго не живет.
Я уговорила ремонтников поставить в подвале старый котел – тот самый, в котором, как мне казалось в детстве, сгорают деньги. Со стоном и скрипом он встал на место, и я растопила его. Поднялась наверх. Трубы посвистывали, шипели и дребезжали. Я чувствовала, как забилось старое сердце моего дома. Он возрождался к жизни.
Этим же вечером я перетащила сверток Констанцы в гостиную. Зажгла камин. Задернула старые, выцветшие портьеры. Передвинула мебель. Кое-чего из обстановки не хватало, но достаточно было света лампы, чтобы вернулась иллюзия прошлого. Мягкий диван, потертые коврики, кресло моей матери, письменный стол между окнами, шезлонг, в котором тетя Мод вершила суд, стул, на котором обычно сидел мой друг Франц Якоб… Когда все вещи были расставлены по привычным местам, я услышала голоса дома. Я была почти готова. Осталась только одна деталь.
Наконец я нашла ее, порывшись в шкафу, – складной столик, за которым когда-то, в другой жизни, напротив меня сидела девочка Шарлотта, с которой я играла в карты.
Я вытащила и разложила его, поставила одно кресло для себя, а другое – для девочки, которую не видела вот уже тридцать лет. Затем, я давно догадывалась, что рано или поздно сделаю это, положила блокноты Констанцы в черной обложке на зеленую бязь стола. Так Констанца входила в мою жизнь, так же она должна покинуть ее. «Вот и я».
В комнате стояла тишина. Я закрыла глаза. Я позволила Винтеркомбу проникать сквозь поры моей кожи и заполнять собой мой мозг. Сырость, запах горящих поленьев, кожаные кресла и длинные коридоры, запахи чистого полотна и сухой лаванды, счастья и бездымного пороха… Когда я открыла глаза, комната была полна народу.
Мой дядя Стини зевал и потягивался, он листал страницы журнала. Тетя Мод углубилась в роман «Перепутья сердца». Мой дядя Фредди чихал, и у его ног лежали две гончие. Мать оставила книгу с расчетами на столе и, сев за пианино, стала наигрывать этюд Шопена. Мой отец нагнулся к огню и ногой поправил полено. Дерево потрескивало, летели искры. За ними, тихо и смиренно, стояли другие фигуры, словно бы дожидаясь приглашения: мой третий дядя, которого я никогда не знала, потому что он погиб во время первой мировой войны, мой дедушка Дентон, скончавшийся до моего рождения, моя американская бабушка, умершая вскоре после него. Они ждали с покорностью просителей: коль скоро они были здесь и я доверяла им, я развязала шнурок, стягивавший блокноты.
Это были дневники. Открыв первый из них, я увидела дату «1910 год» и название места – «Винтеркомб». По страницам тянулись аккуратные каллиграфические строчки, но этого почерка я не могла припомнить.
Я растерянно уставилась на страницу. В почерке было что-то знакомое, но я не могла понять, что именно. Чей это почерк? Почему Констанца решила передать мне столь древние записи? Я открыла следующие блокноты – тот же незнакомый почерк. Открыла третий – другая рука, но на этот раз я ее узнала. Письмо, лежавшее между обложкой и первой страницей, выпало наружу.
Это было первым и последним письмом, которое я когда-либо получила от Констанцы. Я много раз перечитывала его. Оно до сих пор лежит передо мной, поскольку представляет собой квинтэссенцию Констанцы.
«Моя дражайшая Виктория!
Удобно ли ты устроилась? Отлично. Тогда я расскажу тебе историю, которая, как ты думаешь, тебе известна.
Она – о Винтеркомбе, о твоей семье, твоих родителях и обо мне. Она также об убийце – об убийце ли? – так что удели истории все внимание. Я оболью тебя презрением, если ты упустишь жизненно важные намеки.
Итак, с чего мы начнем? С твоего крещения и моего изгнания? Думаю, ты предпочтешь именно это – возможность раскрыть все тайны. Но мне бы хотелось, чтобы ты подождала. Рано или поздно мы подойдем и к твоей роли в этой истории, а для начала центр сцены займу я.
Думаю, я смогу удивить тебя. Ты сочтешь, что такую Констанцу ты не знала. Ты можешь даже решить, что не знала такими свою мать и своего отца – не исключено, что мы несколько шокируем тебя. Не обращай внимания: порой потрясение может пойти только на пользу, тебе не кажется? Возьми меня за руку, и пойдем со мной. Видишь, я сама еще ребенок, а год – 1910-й.
Сегодня вечером твоя бабушка Гвен, которая была тогда все еще молодой и красивой – ей было столько же лет, сколько тебе сейчас, – устраивает большой прием. Сегодня вечером ожидается прохождение кометы Галлея. Нам предстоит рассмотреть ее – такова одна из целей сегодняшнего сборища. Комета, конечно, не лучший повод, но твоя бабушка забыла об этом: голова у нее забита другими вещами. Какими именно? Ты слышала о том вечере и о том приеме? Уверена, что слышала. Ну что же, послушай еще раз. Дам тебе откровенный отчет. Ты прочтешь версию моего отца о событиях (да, два первых блокнота написаны его рукой). Затем познакомишься с моей. Но не останавливайся на этом, ни в коем случае, если хочешь найти меня! Для этого тебе предстоит прочитать все до конца. В моих небольших записях охвачен большой промежуток времени!
Можем ли мы поговорить, когда ты кончишь чтение? Я бы хотела, потому что мне не хватает тебя, и ты это знаешь, моя маленькая крестница с такими серьезными глазами! Да, давай поговорим. Дай мне слово. Ты расскажешь мне, кто был убийцей и кто – жертвой, ты попробуешь объяснить мне природу преступления.
А тем временем стоит 1910 год. Очень ли далеким он представляется тебе? Тебе этого не понять; мгновение – и он уже становится вчерашним днем. Посмотри. Вот он, дом, вот сад, вот лес, в котором твой маленький умный друг Франц Якоб почувствовал запах крови…
Прошлое… Ты не думаешь, что преподнести его кому-то – это отличный подарок? И момент вроде самый подходящий – и для тебя, и для меня. Слушай, вот оно, прошлое. Знаешь, как оно выглядит? Как мой холл в зеркалах, где ты так любила бывать. Все вдаль и вдаль: одно отражение, за ним – другое, и все дальше в бесконечность.
Когда ты закончишь читать, сообщи мне: скольких отцов ты увидела и скольких Констанц разглядела?»
Она пыталась заинтриговать меня, и ей удалось добиться своего. Я начала читать. Я позволила Констанце и моему отцу быть проводниками, по крайней мере, сначала.
Теперь я вспомнила, когда в последний раз упоминалась эта дата – 1910 год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231