– Все в порядке, Стини, она просто расстроилась. Дай ей минуту-другую.
– Ну, хорошо.
Стини с явным облегчением оставил их. Двинувшись, он было остановился, оглянулся и кинулся догонять Векстона. Как только Стини оказался рядом с ним, Векстон замедлил шаги. Оба они, остановившись, оглянулись; Констанцы и Окленда не было видно.
– Дорогой мой, – сказал Стини, озираясь, – стоит ли нам уходить? Я не совсем уверен в безопасности Окленда.
– Как и я. Тем не менее это его проблемы, не так ли?
– Мне бы не хотелось видеть его огорченным, как и Джейн. – Стини продолжал стоять на месте. – Может быть, все обойдется, не говоря уж, что жутко неподходящее время, так? Как раз после крестин. С другой стороны, от Констанцы…
– Кончай мямлить, Стини. Идем. Вернемся домой.
– Ты уверен? – Стини вздохнул. Он неохотно повернулся. – Может, ты и прав. Может, она и в самом деле взволнована. Я видел, в каком она была состоянии, когда принесли ее отца. Она действительно любила его, Векстон.
– Да? – с сомнением произнес Векстон. – Ты помнишь ту историю, что когда-то рассказал мне – о романе ее отца и о маникюрных ножничках?
– Да.
Векстон пожал плечами.
– Если уж она так любила своего отца, – спокойно сказал он, – так чего ради она стала резать его книгу?
3
– Ты хочешь вернуться? – спросил Окленд, когда они очутились у Каменного домика.
– Нет. Честное слово, все в порядке. Я рада, что мы тут очутились. Не из-за того, что у меня болезненные воспоминания. Мне всегда тут нравилось. Отсюда виден и лес и озеро. Ты помнишь, Окленд, твоя мать ставила тут свой столик? И ее акварели, ее краски, они лежали вот тут. А здесь были ее книги. Романы моего отца. Он отдал переплести их в пергамент – специально для нее.
Разговаривая, Констанца ходила по маленькой комнатке. В здании чувствовалась сырость, а от каменного пола тянуло холодом. Выйдя на лоджию, которая была обращена к озеру, она коснулась колонн, затем, продолжая жестикулировать и притрагиваться к предметам, вернулась в единственную комнату.
Окленд продолжал стоять, нерешительно наблюдая за ней. Несмотря на ее уверения, он понимал, что прийти сюда было не самым умным поступком. Прислонившись спиной к колонне, он закурил. Один из черных лебедей пересек озеро и исчез в зарослях тростника. «В одиночестве, – подумал он, – скитаюсь я странником». Последующие строчки поэмы вспомнить ему не удалось.
Казалось, Констанце не хотелось покидать домик, пока она не обойдет его. Окленд наблюдал, как она ходила взад и вперед, и ее дыхание облачками пара оседало в воздухе. Она стянула перчатки и прикоснулась к книжной полке. Кольца ее блестели. Окленд подумал, какой маленькой, изящной, милой и серьезной она кажется: странное экзотичное создание, залетевшее в Винтеркомб. Она была без шляпки. Цыганские пряди волос обрамляли ее лицо. У нее было грустное, безутешное выражение, как если бы, когда все остальные оставили их, она позволила себе расстаться с маской насмешливого веселья.
На ней было мягкое широкое пальто из какого-то темно-серого материала, как ни странно, слишком торжественное для Констанцы, которое придавало ей монашеский вид, напоминая о послушницах, о медсестрах, о женщинах, которые тихо и безропотно исполняют свой женский долг. Под пальто он заметил белизну блузки, круглый воротник которой окаймлял горло. Пока он смотрел на нее, Констанца, не замечая его взгляда, расстегнула воротничок пальто. Когда она потянулась коснуться того места, где когда-то на стене висела картина, пальто сползло назад. Она подняла руку и провела пальцами по штукатурке. Под легким шелком ее блузки он ясно увидел очертания ее груди, их упругие выпуклости, ореол вокруг сосков. Удивленный и даже пораженный отсутствием нижнего белья, Окленд отвел глаза.
Когда он снова посмотрел на нее, Констанца уже сидела на старой деревянной скамейке, когда-то располагавшейся на лоджии снаружи. Похоже, она совершенно забыла о его присутствии. Голова ее была опущена, пальцы сплетены, пальто окончательно сползло с плеч. Снова она напомнила Окленду послушницу, кающуюся грешницу. Он улыбнулся про себя – вот уж в какой роли невозможно представить Констанцу. Как она обаятельна, подумал он. И, вспоминая то время, когда она была больна и он вошел в ее комнату в Лондоне, он почувствовал, как его снова потянуло к ней, словно проплыло облачко духов, вернее, воспоминание о них. Она выглядела, подумал он, очень юной; хрупкая, уязвимая, беззащитная, совершенная до последней ниточки – она походила на тех женщин, которых мельком можно увидеть сквозь витрину дорогого магазина. Их вид заставляет останавливаться, подумал он, и в голову ему пришла мысль: «Она обаятельна, но не для меня», которая тут же покинула его.
– Я не должна была бы приезжать в Винтеркомб, – подняла на него глаза Констанца; лицо ее оставалось грустным и напряженным. – Я не имела права выпрашивать у тебя возможности стать крестной матерью Виктории. Я поставила тебя буквально в безвыходное положение, я это знаю. Ты был очень добр и любезен, но я вела себя не лучшим образом. Мне очень жаль, Окленд. Все, что я делаю, кого-то выводит из себя. Даже Джейн. Почему я так поступаю? Я не хочу ничего подобного, но вижу, как все получается. Ох, как бы я хотела никогда не надевать ту дурацкую шляпку…
– Она очень симпатичная, – улыбнулся Окленд. – Мне понравилась.
– Ох, Окленд – ты такой джентльмен! Да не в этом дело. Шляпка самая обыкновенная. Дело во мне, а не в шляпке. Я не принадлежу к этому миру и всегда это чувствовала. И все же я рада, что очутилась здесь. Я никогда раньше не присутствовала на крестинах. Эти слова… какие они необычные, тебе не кажется? «Крепка в вере», «крепка в надежде», «волны нашего неспокойного мира». Понимаешь? – Она улыбнулась. – Я приняла их всем сердцем. Волны… как я это понимаю. Ненавижу море. И мир в самом деле такой неспокойный.
– Слова трогательны – пусть даже не веришь в них. Они обладают силой сами по себе. – Окленд вошел в Каменный домик. Он минуту смотрел на книжные полки своей матери, потом опустился на скамейку рядом с Констанцей.
– Они заставляют поверить в невозможное: в искупление, в возрождение… не знаю. Я верила в них, когда произносила утром обет. – Констанца слегка поежилась. – И я хочу, чтобы ты это знал.
– Вернемся?
– Нет. Пока еще нет. Я хотела бы побыть тут еще немного, только рукам холодно. Разотри их немного. Можешь ли взять их к себе, Окленд? Да, вот так. Растирай их чуть сильнее. Кончики пальцев. Вот так лучше. Начинает пощипывать. Мне кажется, что в них перестала циркулировать кровь.
Окленд держал ее руки в своих. Он сжимал и растирал ее пальцы, как она просила, пока они не согрелись. И потом, хотя не было никаких причин держать их, он не выпускал их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Ну, хорошо.
Стини с явным облегчением оставил их. Двинувшись, он было остановился, оглянулся и кинулся догонять Векстона. Как только Стини оказался рядом с ним, Векстон замедлил шаги. Оба они, остановившись, оглянулись; Констанцы и Окленда не было видно.
– Дорогой мой, – сказал Стини, озираясь, – стоит ли нам уходить? Я не совсем уверен в безопасности Окленда.
– Как и я. Тем не менее это его проблемы, не так ли?
– Мне бы не хотелось видеть его огорченным, как и Джейн. – Стини продолжал стоять на месте. – Может быть, все обойдется, не говоря уж, что жутко неподходящее время, так? Как раз после крестин. С другой стороны, от Констанцы…
– Кончай мямлить, Стини. Идем. Вернемся домой.
– Ты уверен? – Стини вздохнул. Он неохотно повернулся. – Может, ты и прав. Может, она и в самом деле взволнована. Я видел, в каком она была состоянии, когда принесли ее отца. Она действительно любила его, Векстон.
– Да? – с сомнением произнес Векстон. – Ты помнишь ту историю, что когда-то рассказал мне – о романе ее отца и о маникюрных ножничках?
– Да.
Векстон пожал плечами.
– Если уж она так любила своего отца, – спокойно сказал он, – так чего ради она стала резать его книгу?
3
– Ты хочешь вернуться? – спросил Окленд, когда они очутились у Каменного домика.
– Нет. Честное слово, все в порядке. Я рада, что мы тут очутились. Не из-за того, что у меня болезненные воспоминания. Мне всегда тут нравилось. Отсюда виден и лес и озеро. Ты помнишь, Окленд, твоя мать ставила тут свой столик? И ее акварели, ее краски, они лежали вот тут. А здесь были ее книги. Романы моего отца. Он отдал переплести их в пергамент – специально для нее.
Разговаривая, Констанца ходила по маленькой комнатке. В здании чувствовалась сырость, а от каменного пола тянуло холодом. Выйдя на лоджию, которая была обращена к озеру, она коснулась колонн, затем, продолжая жестикулировать и притрагиваться к предметам, вернулась в единственную комнату.
Окленд продолжал стоять, нерешительно наблюдая за ней. Несмотря на ее уверения, он понимал, что прийти сюда было не самым умным поступком. Прислонившись спиной к колонне, он закурил. Один из черных лебедей пересек озеро и исчез в зарослях тростника. «В одиночестве, – подумал он, – скитаюсь я странником». Последующие строчки поэмы вспомнить ему не удалось.
Казалось, Констанце не хотелось покидать домик, пока она не обойдет его. Окленд наблюдал, как она ходила взад и вперед, и ее дыхание облачками пара оседало в воздухе. Она стянула перчатки и прикоснулась к книжной полке. Кольца ее блестели. Окленд подумал, какой маленькой, изящной, милой и серьезной она кажется: странное экзотичное создание, залетевшее в Винтеркомб. Она была без шляпки. Цыганские пряди волос обрамляли ее лицо. У нее было грустное, безутешное выражение, как если бы, когда все остальные оставили их, она позволила себе расстаться с маской насмешливого веселья.
На ней было мягкое широкое пальто из какого-то темно-серого материала, как ни странно, слишком торжественное для Констанцы, которое придавало ей монашеский вид, напоминая о послушницах, о медсестрах, о женщинах, которые тихо и безропотно исполняют свой женский долг. Под пальто он заметил белизну блузки, круглый воротник которой окаймлял горло. Пока он смотрел на нее, Констанца, не замечая его взгляда, расстегнула воротничок пальто. Когда она потянулась коснуться того места, где когда-то на стене висела картина, пальто сползло назад. Она подняла руку и провела пальцами по штукатурке. Под легким шелком ее блузки он ясно увидел очертания ее груди, их упругие выпуклости, ореол вокруг сосков. Удивленный и даже пораженный отсутствием нижнего белья, Окленд отвел глаза.
Когда он снова посмотрел на нее, Констанца уже сидела на старой деревянной скамейке, когда-то располагавшейся на лоджии снаружи. Похоже, она совершенно забыла о его присутствии. Голова ее была опущена, пальцы сплетены, пальто окончательно сползло с плеч. Снова она напомнила Окленду послушницу, кающуюся грешницу. Он улыбнулся про себя – вот уж в какой роли невозможно представить Констанцу. Как она обаятельна, подумал он. И, вспоминая то время, когда она была больна и он вошел в ее комнату в Лондоне, он почувствовал, как его снова потянуло к ней, словно проплыло облачко духов, вернее, воспоминание о них. Она выглядела, подумал он, очень юной; хрупкая, уязвимая, беззащитная, совершенная до последней ниточки – она походила на тех женщин, которых мельком можно увидеть сквозь витрину дорогого магазина. Их вид заставляет останавливаться, подумал он, и в голову ему пришла мысль: «Она обаятельна, но не для меня», которая тут же покинула его.
– Я не должна была бы приезжать в Винтеркомб, – подняла на него глаза Констанца; лицо ее оставалось грустным и напряженным. – Я не имела права выпрашивать у тебя возможности стать крестной матерью Виктории. Я поставила тебя буквально в безвыходное положение, я это знаю. Ты был очень добр и любезен, но я вела себя не лучшим образом. Мне очень жаль, Окленд. Все, что я делаю, кого-то выводит из себя. Даже Джейн. Почему я так поступаю? Я не хочу ничего подобного, но вижу, как все получается. Ох, как бы я хотела никогда не надевать ту дурацкую шляпку…
– Она очень симпатичная, – улыбнулся Окленд. – Мне понравилась.
– Ох, Окленд – ты такой джентльмен! Да не в этом дело. Шляпка самая обыкновенная. Дело во мне, а не в шляпке. Я не принадлежу к этому миру и всегда это чувствовала. И все же я рада, что очутилась здесь. Я никогда раньше не присутствовала на крестинах. Эти слова… какие они необычные, тебе не кажется? «Крепка в вере», «крепка в надежде», «волны нашего неспокойного мира». Понимаешь? – Она улыбнулась. – Я приняла их всем сердцем. Волны… как я это понимаю. Ненавижу море. И мир в самом деле такой неспокойный.
– Слова трогательны – пусть даже не веришь в них. Они обладают силой сами по себе. – Окленд вошел в Каменный домик. Он минуту смотрел на книжные полки своей матери, потом опустился на скамейку рядом с Констанцей.
– Они заставляют поверить в невозможное: в искупление, в возрождение… не знаю. Я верила в них, когда произносила утром обет. – Констанца слегка поежилась. – И я хочу, чтобы ты это знал.
– Вернемся?
– Нет. Пока еще нет. Я хотела бы побыть тут еще немного, только рукам холодно. Разотри их немного. Можешь ли взять их к себе, Окленд? Да, вот так. Растирай их чуть сильнее. Кончики пальцев. Вот так лучше. Начинает пощипывать. Мне кажется, что в них перестала циркулировать кровь.
Окленд держал ее руки в своих. Он сжимал и растирал ее пальцы, как она просила, пока они не согрелись. И потом, хотя не было никаких причин держать их, он не выпускал их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231