Ей нравилось, как она выяснила, в сэре Монтегю Штерне практически все: острый ум, легкая отстраненность, его экзотичность, легкий запах сигар, которым был пропитан его смокинг, белизна изящного платочка, кончик которого высовывался из нагрудного кармана, блеск его золотых запонок. Ей нравился тембр его низкого голоса и искорки гнева, которые порой вспыхивали в его глазах; ей нравилось, что он не больше ее принадлежал к этому ограниченному недалекому мирку, в котором им обоим приходилось существовать и действовать. Кроме того – он был далеко не простак, этот человек, – ей нравилось, что он не делал попыток скрыть свой интерес к ней. Он оценивал ее с неприкрытой сексуальной точки зрения – и видно было, что эта оценка его удовлетворила, потому что по его губам скользнула улыбка.
Это было отлично: разве не лучше всего флиртовать или завязывать близкие отношения, приправив их долей юмора? Констанца ответила на его взгляд и почувствовала, что ее понесло: в избранной ею линии поведения больше не было вызова, и конец ее был однозначен – и это было интересно.
– Вы мне нравитесь, – внезапно с полной серьезностью объявила она. – Вы мне нравитесь, и я думаю, что вы… блистательны. Как и эта комната. И картины – особенно картины. Вы сами их выбирали, не так ли? Я никогда раньше не видела таких холстов. – Она сделала паузу. – Не покажете ли вы мне их? Может, вы устроите мне экскурсию?
– По постимпрессионистам? – Ленивая усмешка скользнула по его губам. – Познакомить вас с теми, что здесь, или с другими? Несколько находятся на лестничном марше, часть – в главном холле, но лучшие выставлены в библиотеке.
– О, первым делом с лучшими, – ответила Констанца.
– Вам нравятся лишь самые лучшие?
– Я считаю, что действовать надо именно так, – сказала Констанца, беря его за руку.
– Моя дорогая, – сказал Штерн, проходя мимо Мод, которая подняла на них глаза, когда они двинулись к дверям. – Констанца изъявила желание получить урок искусствоведения. Могу ли я показать ей Сезанна?
– Конечно, Монти, – ответила Мод, возвращаясь к оживленному разговору с Гвен. Все присутствующие женщины были не на шутку увлечены слухами о последнем романе леди Кьюнард.
Едва только в библиотеке за ними закрылась дверь, сэр Монтегю в упор уставился на Констанцу.
– Вы в самом деле хотите взглянуть на Сезанна?
– Нет.
– Я так и думал. – Он помолчал. – Я начинаю понимать, Констанца, что недооценивал вас.
– Не только недооценивали. Вы просто не обращали на меня внимания. А теперь вы это сделали.
– Поэтому вы и рассказали мне о своей матери? Чтобы я обратил на вас внимание?
– Да.
– А почему вы хотите… чтобы я присмотрелся к вам?
– Потому что я хочу выйти за вас замуж. Главным образом.
При этих словах Штерн улыбнулся.
– Вот оно что! Разве вы не слышали, Констанца, что я закоренелый холостяк?
– Слышала. И не верю. Это было до того, как вы встретили меня.
– Ну-ну. – Штерн сделал шаг вперед. Сверху вниз он смотрел во вскинутое к нему лицо Констанцы. – Вы предельно откровенны, что необычно для женщины. И очень точны. «Главным образом», – сказали вы. Есть еще и дополнительные мотивы, в силу которых я должен обратить на вас внимание?
– Конечно же. Я должна добиться, чтобы вы полюбили меня.
– Прямо сейчас?
– Заняться любовью мы можем прямо сейчас.
– А мое положение в этом доме… ваше положение… вся эта публика внизу?
– Мне на них наплевать – как и вам.
– А ваша репутация, Констанца? Вы не можете не думать о ней.
– С вами моя репутация в безопасности. Вы джентльмен.
– Джентльмен скорее всего отказал бы вам. В лучшем случае он бы отделался от вас тактичной отговоркой; в худшем – отшлепал бы.
– Вы представляете собой не совсем обычный тип джентльмена. Считай я, что вы будете относиться ко мне как к ребенку, я бы не поднялась сюда.
Наступило молчание, в течение которого они с некоторой настороженностью оценивали друг друга. В отдалении слышались легкие звуки: разговоры, шаги прислуги, приглушенные голоса. Ни Штерн, ни Констанца не обращали на них внимания, они продолжали смотреть друг на друга, как ни странно, ничего не видя перед собой.
Помедлив, Штерн сделал еще шаг вперед. Он приподнял подбородок Констанцы. И стал поворачивать ее лицо, сначала в одну сторону, а потом – в другую, словно он был портретистом, а она моделью. При его прикосновении Констанца в первый раз испытала возбуждение. Она ухватилась за его руку.
– Скажите, – вспыхнув, требовательно спросила она. – Скажите, что вы видите?
– Я вижу… – задумчиво сказал Штерн, – женщину. Не самую красивую в привычном смысле слова. Но у вас интересное лицо, Констанца, лицо человека, которому нравится опровергать общепринятые правила. Я вижу… очень юную женщину, которая несколько отпугивает меня, потому что я не доверяю молодым женщинам и не соблазняю маленьких девочек. Хотя женщину умную и, может даже, хищную…
– Я уродлива?
– Нет, Констанца, вы не уродливы.
– Мой отец всегда говорил, что я уродина.
– Ваш отец ошибался. Вы… удивительно привлекательны. Скорее всего беспринципны и, без сомнения, искусительны. Не сомневаюсь, что вы знаете, что склонны к провокациям, и все же – по размышлении – я скажу «да». – С этими словами Штерн склонил голову и поцеловал ее в губы. Скорее всего предполагалось, что поцелуй этот будет беглым, точнее, намеком на него; в таком случае его намерения не претворились в жизнь. Поцелуй затянулся, он превратился в объятие, а оно стало столь страстным, что его жар поразил обоих.
Не отводя глаз, они отпрянули друг от друга, а потом снова потянулись в объятия. Руки Констанцы сплелись на шее Штерна; он сжал ее талию. Констанца, которая, казалось, трепетала от возбуждения, приоткрыла губы; она издала легкий стон, который мог говорить или о наслаждении, или о потрясении. Она схватила его ладони и прижала их к своей груди. В экстазе она прижалась к нему. Чувствуя, как твердеет его плоть, она издала возглас триумфа.
Когда они наконец оторвались друг от друга, оба были предельно возбуждены. Теперь они смотрели друг на друга с определенным уважением, как соратники по боевым действиям. У Констанцы блестели глаза; щеки ее запунцовели. Улыбнувшись, она приблизилась к Штерну, взяла его за руку.
– Скажите… Признайтесь мне, что вы этого не ждали.
– Я этого не ждал. – В глазах у него заплясали веселые искорки. – Как я мог? А вы, Констанца?
– Нет. Как я могла? Я подозревала… но я могла ошибаться. Это могло оказаться… недостижимо, запретно.
– Но не оказалось?
– Как выяснилось, нет. Это было… очень желанным.
– Опасно желанным, я бы сказал. Должно быть, я потерял голову. Тем не менее… – Он было потянулся к ней, но, прежде чем она оказалась в его руках, на лестничной площадке за дверью послышались чьи-то шаги и осторожное покашливание, затем в дверном проеме появилась фигура пожилого дворецкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
Это было отлично: разве не лучше всего флиртовать или завязывать близкие отношения, приправив их долей юмора? Констанца ответила на его взгляд и почувствовала, что ее понесло: в избранной ею линии поведения больше не было вызова, и конец ее был однозначен – и это было интересно.
– Вы мне нравитесь, – внезапно с полной серьезностью объявила она. – Вы мне нравитесь, и я думаю, что вы… блистательны. Как и эта комната. И картины – особенно картины. Вы сами их выбирали, не так ли? Я никогда раньше не видела таких холстов. – Она сделала паузу. – Не покажете ли вы мне их? Может, вы устроите мне экскурсию?
– По постимпрессионистам? – Ленивая усмешка скользнула по его губам. – Познакомить вас с теми, что здесь, или с другими? Несколько находятся на лестничном марше, часть – в главном холле, но лучшие выставлены в библиотеке.
– О, первым делом с лучшими, – ответила Констанца.
– Вам нравятся лишь самые лучшие?
– Я считаю, что действовать надо именно так, – сказала Констанца, беря его за руку.
– Моя дорогая, – сказал Штерн, проходя мимо Мод, которая подняла на них глаза, когда они двинулись к дверям. – Констанца изъявила желание получить урок искусствоведения. Могу ли я показать ей Сезанна?
– Конечно, Монти, – ответила Мод, возвращаясь к оживленному разговору с Гвен. Все присутствующие женщины были не на шутку увлечены слухами о последнем романе леди Кьюнард.
Едва только в библиотеке за ними закрылась дверь, сэр Монтегю в упор уставился на Констанцу.
– Вы в самом деле хотите взглянуть на Сезанна?
– Нет.
– Я так и думал. – Он помолчал. – Я начинаю понимать, Констанца, что недооценивал вас.
– Не только недооценивали. Вы просто не обращали на меня внимания. А теперь вы это сделали.
– Поэтому вы и рассказали мне о своей матери? Чтобы я обратил на вас внимание?
– Да.
– А почему вы хотите… чтобы я присмотрелся к вам?
– Потому что я хочу выйти за вас замуж. Главным образом.
При этих словах Штерн улыбнулся.
– Вот оно что! Разве вы не слышали, Констанца, что я закоренелый холостяк?
– Слышала. И не верю. Это было до того, как вы встретили меня.
– Ну-ну. – Штерн сделал шаг вперед. Сверху вниз он смотрел во вскинутое к нему лицо Констанцы. – Вы предельно откровенны, что необычно для женщины. И очень точны. «Главным образом», – сказали вы. Есть еще и дополнительные мотивы, в силу которых я должен обратить на вас внимание?
– Конечно же. Я должна добиться, чтобы вы полюбили меня.
– Прямо сейчас?
– Заняться любовью мы можем прямо сейчас.
– А мое положение в этом доме… ваше положение… вся эта публика внизу?
– Мне на них наплевать – как и вам.
– А ваша репутация, Констанца? Вы не можете не думать о ней.
– С вами моя репутация в безопасности. Вы джентльмен.
– Джентльмен скорее всего отказал бы вам. В лучшем случае он бы отделался от вас тактичной отговоркой; в худшем – отшлепал бы.
– Вы представляете собой не совсем обычный тип джентльмена. Считай я, что вы будете относиться ко мне как к ребенку, я бы не поднялась сюда.
Наступило молчание, в течение которого они с некоторой настороженностью оценивали друг друга. В отдалении слышались легкие звуки: разговоры, шаги прислуги, приглушенные голоса. Ни Штерн, ни Констанца не обращали на них внимания, они продолжали смотреть друг на друга, как ни странно, ничего не видя перед собой.
Помедлив, Штерн сделал еще шаг вперед. Он приподнял подбородок Констанцы. И стал поворачивать ее лицо, сначала в одну сторону, а потом – в другую, словно он был портретистом, а она моделью. При его прикосновении Констанца в первый раз испытала возбуждение. Она ухватилась за его руку.
– Скажите, – вспыхнув, требовательно спросила она. – Скажите, что вы видите?
– Я вижу… – задумчиво сказал Штерн, – женщину. Не самую красивую в привычном смысле слова. Но у вас интересное лицо, Констанца, лицо человека, которому нравится опровергать общепринятые правила. Я вижу… очень юную женщину, которая несколько отпугивает меня, потому что я не доверяю молодым женщинам и не соблазняю маленьких девочек. Хотя женщину умную и, может даже, хищную…
– Я уродлива?
– Нет, Констанца, вы не уродливы.
– Мой отец всегда говорил, что я уродина.
– Ваш отец ошибался. Вы… удивительно привлекательны. Скорее всего беспринципны и, без сомнения, искусительны. Не сомневаюсь, что вы знаете, что склонны к провокациям, и все же – по размышлении – я скажу «да». – С этими словами Штерн склонил голову и поцеловал ее в губы. Скорее всего предполагалось, что поцелуй этот будет беглым, точнее, намеком на него; в таком случае его намерения не претворились в жизнь. Поцелуй затянулся, он превратился в объятие, а оно стало столь страстным, что его жар поразил обоих.
Не отводя глаз, они отпрянули друг от друга, а потом снова потянулись в объятия. Руки Констанцы сплелись на шее Штерна; он сжал ее талию. Констанца, которая, казалось, трепетала от возбуждения, приоткрыла губы; она издала легкий стон, который мог говорить или о наслаждении, или о потрясении. Она схватила его ладони и прижала их к своей груди. В экстазе она прижалась к нему. Чувствуя, как твердеет его плоть, она издала возглас триумфа.
Когда они наконец оторвались друг от друга, оба были предельно возбуждены. Теперь они смотрели друг на друга с определенным уважением, как соратники по боевым действиям. У Констанцы блестели глаза; щеки ее запунцовели. Улыбнувшись, она приблизилась к Штерну, взяла его за руку.
– Скажите… Признайтесь мне, что вы этого не ждали.
– Я этого не ждал. – В глазах у него заплясали веселые искорки. – Как я мог? А вы, Констанца?
– Нет. Как я могла? Я подозревала… но я могла ошибаться. Это могло оказаться… недостижимо, запретно.
– Но не оказалось?
– Как выяснилось, нет. Это было… очень желанным.
– Опасно желанным, я бы сказал. Должно быть, я потерял голову. Тем не менее… – Он было потянулся к ней, но, прежде чем она оказалась в его руках, на лестничной площадке за дверью послышались чьи-то шаги и осторожное покашливание, затем в дверном проеме появилась фигура пожилого дворецкого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231