– Все смешалось, Окленд. Может, я тут давно не был, но выглядит все это ужасно. Кажется, что половина домов опустела.
– Половина из них в самом деле опустела. – Окленд расстроенно махнул рукой. – И хочешь знать, почему, Стини? Потому, что я не могу обеспечить их такой зарплатой, которая позволила бы им существовать. И никто не хочет покупать дома, как ты знаешь…
– Кто-то, может, и захочет их приобрести, без сомнения. Писатели… художники… поэты – такого рода публика. Керамисты! Они обожают такие места. Ты сможешь сбыть дома, приведя их в порядок. Я помню, как они выглядели. Просто очаровательно, в них было что-то средневековое. И овощи тут росли. Ряды посадок гороха, штамовые розы…
– Боже небесный, Стини…
– Как хорошо здесь было, Окленд! Просто замечательно. Это правда. И какое запустение тут воцарилось.
– Стини. Была война. – Окленд с трудом перевел дыхание. – Ты хоть понимаешь это? Порой я сомневаюсь. Постарайся пошевелить мозгами, ладно? Все эти люди, которые высаживали горох и ухаживали за штамбовыми розами – ты хоть знаешь, сколькие из них вернулись обратно? Конечно же, ты не имеешь представления! Ты слишком занят тем, чтобы бить баклуши. – Он отвернулся. – В церкви есть мемориал. Сосчитай имена тех, кто не вернулся. И почему бы тебе не задуматься над этим?
– Ох, война, все война! – повысил голос Стини. – Меня уж тошнит от этой отвратной войны. Ты только о ней и талдычишь. И Джейн только о ней и говорит. Даже Векстон вечно ее вспоминает. Ради Бога! Прошло уже двадцать лет!..
– Ты думаешь, что война закончилась? – Окленд развернулся к нему. Он схватил Стини за руку и резко развернул брата в сторону упадка и разрушения. – Так посмотри, Стини. И подумай. Война не кончилась в 1918 году. Это было только началом. Посмотри на нашу деревню, Стини. Давай же, присмотрись как следует. Ты понимаешь, что она собой представляет? Маленькую военную зону, вся она в самом сердце Винтеркомба. Ты понимаешь, что позволяло существовать этим местам? Доходы от вложений. Низкие налоги. Дешевая прислуга. Смешные, неуместные взаимоотношения, построенные на феодальной верности. И все это изменилось. Я даже рад этим переменам. И все же я не могу позволить, чтобы все так и шло. Я пытаюсь оживить тут все, чтобы заработало, как раньше. Моя жена вкладывает деньги, а я пытаюсь вкладывать энергию. И с каждым годом все обходится дороже и все тяжелее. Да и ты обходишься все дороже. И тебе стоило бы это помнить, Стини.
– Это нечестно! – завопил Стини. – Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Ты такой мрачный, когда говоришь: я пытаюсь! я экономлю! я стараюсь! Если бы папа лучше вел дела, все было бы в порядке. Хотел бы знать, куда девалась половина денег? Мама всегда говорила… – У Стини на высокой ноте прервался голос. У него перехватило горло. Из глаз неожиданно хлынули слезы. Они избороздили его напудренные щеки. – Посмотри, что ты наделал! Ты заставил меня расплакаться. О, черт…
– Ты вообще очень легко плачешь, Стини. Как всегда.
– Я сам знаю. И ничего не могу сделать. – Стини высморкался. Он вытер глаза. И с достоинством посмотрел на Окленда и Фредди. – Таково свойство моей натуры – плакать. Когда люди ко мне плохо относятся, я плачу. Это не имеет ничего общего с моим старанием держаться, как подобает, я плачу из-за роз и той идиллии, которая никогда уже…
– И по себе, Стини, – не забывай этого.
– Ну ладно, пусть и по себе. Я знаю, что мне свойственны слабости, о, далеко не сладко жить на деньги, которые тебе отправляют как подаяние…
– Стини, ты просто невозможен. – У Окленда смягчился голос. Он слегка повел плечами, как бы сбрасывая последние остатки гнева. Он отвернулся. – Нам лучше возвращаться. Нет смысла спорить. И еще: через минуту окончательно стемнеет.
– Ты сказал, что я все забываю, – заторопившись за ним, Стини ухватил Окленда за руку. – Продолжай же. Скажи, что я идиот, порхаю, словно бесполезная светская бабочка, что я эгоистичен и вообще невозможен, – но и что ты прощаешь меня.
– Ты как прыщ на заднице.
– И к тому же твой брат…
– Ох, да ладно, – вздохнул Окленд. – Ты и прыщ, ты и мой брат. И я прощаю тебя. Почему бы и нет?
– Скажи еще что-нибудь приятное. – Стини обнял Окленда. – Скажи… ну, я не знаю. Скажи, что тебе нравятся мои перчатки.
– Стини, я не умею врать. Твои перчатки просто ужасны.
– Вот так-то лучше, – чирикнул Стини. – Теперь я развеселился. Давай ты, Фредди. Глянь, как мы втроем шагаем в ногу! Три брата! Разве это не прекрасно? – Повернувшись, он насмешливо посмотрел на них. – Как вы думаете, чем мы будем заниматься? Вернемся домой к чаю – или поговорим о Москве?
Театральные вкусы Фредди не простирались дальше Чехова. Он не собирался вдаваться в их подробности, но, поняв, что ссора сошла на нет и все наладилось, начал улыбаться и насвистывать. Ссор он не любил, его куда больше занимал вопрос о чаепитии.
– Пройдем через лес? – предложил он, когда они вышли на развилку дорожек. – Так быстрее – мимо поляны. Пошли? Я проголодался.
И тут, к его удивлению, и Стини, и Окленд замялись.
– Быстрее тут ненамного… – начал Окленд.
– Еще как. Минут на десять сократим. В чем дело? – Фредди не мог понять, что происходит.
– Ничего. – Окленд продолжал медлить. – Ничего особенного. Просто я не привык ходить этим путем…
– Из-за мстительного призрака Шоукросса! – Стини как-то нервно хихикнул. – Я ненавижу этот путь. И никогда не буду им пользоваться. Я жуткий трус – особенно когда темно. А эта часть леса какая-то страшная.
– Не смешите. – Фредди двинулся по тропке. Он уже предвкушал вкус сдобных пышек. Жар камина. Чай. Может, торт. – Ради Бога, что с вами делается? Я не верю ни в какие призраки, как и вы сами. Давайте поспешим.
Он пошел по тропке в сторону поляны. Окленд неохотно последовал за ним. Стини издал еще один вопль, который заставил Фредди подпрыгнуть.
– Подождите меня! – крикнул Стини. – Подождите меня!
Когда они добрались до полянки, на которой Шоукросс попал в капкан, все они – не сговариваясь – замедлили шаги. В середине поляны они остановились.
– Понимаете, что я имел в виду? – Стини не отрывал взгляда от кустов. – Там жуть какая-то. У меня мурашки по коже бегут.
Он вытащил из кармана серебряную, изогнутую по форме бедра фляжку. И сделал из нее основательный глоток. Потом предложил ее Окленду, который отказался, помотав головой, а потом Фредди, который тоже сделал глоток.
Бренди согрел им желудок, и по телу разлилось приятное тепло. Фредди вернул фляжку. Он осмотрелся вокруг.
Как ни смешно, но Фредди понял, что Стини был прав. В сумерках деревья и кусты, казалось, сгрудились воедино. На фоне темнеющего неба вырисовывались скрюченные очертания веток. Палая листва сухо и мрачно шуршала под ногами, а кусты угрожающе топорщились им навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231
– Половина из них в самом деле опустела. – Окленд расстроенно махнул рукой. – И хочешь знать, почему, Стини? Потому, что я не могу обеспечить их такой зарплатой, которая позволила бы им существовать. И никто не хочет покупать дома, как ты знаешь…
– Кто-то, может, и захочет их приобрести, без сомнения. Писатели… художники… поэты – такого рода публика. Керамисты! Они обожают такие места. Ты сможешь сбыть дома, приведя их в порядок. Я помню, как они выглядели. Просто очаровательно, в них было что-то средневековое. И овощи тут росли. Ряды посадок гороха, штамовые розы…
– Боже небесный, Стини…
– Как хорошо здесь было, Окленд! Просто замечательно. Это правда. И какое запустение тут воцарилось.
– Стини. Была война. – Окленд с трудом перевел дыхание. – Ты хоть понимаешь это? Порой я сомневаюсь. Постарайся пошевелить мозгами, ладно? Все эти люди, которые высаживали горох и ухаживали за штамбовыми розами – ты хоть знаешь, сколькие из них вернулись обратно? Конечно же, ты не имеешь представления! Ты слишком занят тем, чтобы бить баклуши. – Он отвернулся. – В церкви есть мемориал. Сосчитай имена тех, кто не вернулся. И почему бы тебе не задуматься над этим?
– Ох, война, все война! – повысил голос Стини. – Меня уж тошнит от этой отвратной войны. Ты только о ней и талдычишь. И Джейн только о ней и говорит. Даже Векстон вечно ее вспоминает. Ради Бога! Прошло уже двадцать лет!..
– Ты думаешь, что война закончилась? – Окленд развернулся к нему. Он схватил Стини за руку и резко развернул брата в сторону упадка и разрушения. – Так посмотри, Стини. И подумай. Война не кончилась в 1918 году. Это было только началом. Посмотри на нашу деревню, Стини. Давай же, присмотрись как следует. Ты понимаешь, что она собой представляет? Маленькую военную зону, вся она в самом сердце Винтеркомба. Ты понимаешь, что позволяло существовать этим местам? Доходы от вложений. Низкие налоги. Дешевая прислуга. Смешные, неуместные взаимоотношения, построенные на феодальной верности. И все это изменилось. Я даже рад этим переменам. И все же я не могу позволить, чтобы все так и шло. Я пытаюсь оживить тут все, чтобы заработало, как раньше. Моя жена вкладывает деньги, а я пытаюсь вкладывать энергию. И с каждым годом все обходится дороже и все тяжелее. Да и ты обходишься все дороже. И тебе стоило бы это помнить, Стини.
– Это нечестно! – завопил Стини. – Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Ты такой мрачный, когда говоришь: я пытаюсь! я экономлю! я стараюсь! Если бы папа лучше вел дела, все было бы в порядке. Хотел бы знать, куда девалась половина денег? Мама всегда говорила… – У Стини на высокой ноте прервался голос. У него перехватило горло. Из глаз неожиданно хлынули слезы. Они избороздили его напудренные щеки. – Посмотри, что ты наделал! Ты заставил меня расплакаться. О, черт…
– Ты вообще очень легко плачешь, Стини. Как всегда.
– Я сам знаю. И ничего не могу сделать. – Стини высморкался. Он вытер глаза. И с достоинством посмотрел на Окленда и Фредди. – Таково свойство моей натуры – плакать. Когда люди ко мне плохо относятся, я плачу. Это не имеет ничего общего с моим старанием держаться, как подобает, я плачу из-за роз и той идиллии, которая никогда уже…
– И по себе, Стини, – не забывай этого.
– Ну ладно, пусть и по себе. Я знаю, что мне свойственны слабости, о, далеко не сладко жить на деньги, которые тебе отправляют как подаяние…
– Стини, ты просто невозможен. – У Окленда смягчился голос. Он слегка повел плечами, как бы сбрасывая последние остатки гнева. Он отвернулся. – Нам лучше возвращаться. Нет смысла спорить. И еще: через минуту окончательно стемнеет.
– Ты сказал, что я все забываю, – заторопившись за ним, Стини ухватил Окленда за руку. – Продолжай же. Скажи, что я идиот, порхаю, словно бесполезная светская бабочка, что я эгоистичен и вообще невозможен, – но и что ты прощаешь меня.
– Ты как прыщ на заднице.
– И к тому же твой брат…
– Ох, да ладно, – вздохнул Окленд. – Ты и прыщ, ты и мой брат. И я прощаю тебя. Почему бы и нет?
– Скажи еще что-нибудь приятное. – Стини обнял Окленда. – Скажи… ну, я не знаю. Скажи, что тебе нравятся мои перчатки.
– Стини, я не умею врать. Твои перчатки просто ужасны.
– Вот так-то лучше, – чирикнул Стини. – Теперь я развеселился. Давай ты, Фредди. Глянь, как мы втроем шагаем в ногу! Три брата! Разве это не прекрасно? – Повернувшись, он насмешливо посмотрел на них. – Как вы думаете, чем мы будем заниматься? Вернемся домой к чаю – или поговорим о Москве?
Театральные вкусы Фредди не простирались дальше Чехова. Он не собирался вдаваться в их подробности, но, поняв, что ссора сошла на нет и все наладилось, начал улыбаться и насвистывать. Ссор он не любил, его куда больше занимал вопрос о чаепитии.
– Пройдем через лес? – предложил он, когда они вышли на развилку дорожек. – Так быстрее – мимо поляны. Пошли? Я проголодался.
И тут, к его удивлению, и Стини, и Окленд замялись.
– Быстрее тут ненамного… – начал Окленд.
– Еще как. Минут на десять сократим. В чем дело? – Фредди не мог понять, что происходит.
– Ничего. – Окленд продолжал медлить. – Ничего особенного. Просто я не привык ходить этим путем…
– Из-за мстительного призрака Шоукросса! – Стини как-то нервно хихикнул. – Я ненавижу этот путь. И никогда не буду им пользоваться. Я жуткий трус – особенно когда темно. А эта часть леса какая-то страшная.
– Не смешите. – Фредди двинулся по тропке. Он уже предвкушал вкус сдобных пышек. Жар камина. Чай. Может, торт. – Ради Бога, что с вами делается? Я не верю ни в какие призраки, как и вы сами. Давайте поспешим.
Он пошел по тропке в сторону поляны. Окленд неохотно последовал за ним. Стини издал еще один вопль, который заставил Фредди подпрыгнуть.
– Подождите меня! – крикнул Стини. – Подождите меня!
Когда они добрались до полянки, на которой Шоукросс попал в капкан, все они – не сговариваясь – замедлили шаги. В середине поляны они остановились.
– Понимаете, что я имел в виду? – Стини не отрывал взгляда от кустов. – Там жуть какая-то. У меня мурашки по коже бегут.
Он вытащил из кармана серебряную, изогнутую по форме бедра фляжку. И сделал из нее основательный глоток. Потом предложил ее Окленду, который отказался, помотав головой, а потом Фредди, который тоже сделал глоток.
Бренди согрел им желудок, и по телу разлилось приятное тепло. Фредди вернул фляжку. Он осмотрелся вокруг.
Как ни смешно, но Фредди понял, что Стини был прав. В сумерках деревья и кусты, казалось, сгрудились воедино. На фоне темнеющего неба вырисовывались скрюченные очертания веток. Палая листва сухо и мрачно шуршала под ногами, а кусты угрожающе топорщились им навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231