– Я его и сделала – о чем тебе и сказала. И ты не можешь остановить меня. Я поеду. Если ты попробуешь запрещать, это будет только забавно, вот и все. У тебя появится возможность убедиться, насколько я тебе не подчиняюсь…
– Констанца, перестань играть в эти дурацкие игры. Если ты хочешь видеть рядом с собой мужа, который ведет себя, словно отец-тиран, то тебе надо было выйти замуж за кого-то другого.
– Действительно надо было! – Констанца, которая мгновение назад была в непрерывном движении, застыла на месте. Она устремила на Штерна внимательный оценивающий взгляд. Штерн, который был женат достаточно долгое время, чтобы понимать, что за этой театральной мизансценой последует какой-то взрыв, поднялся.
– Может, ты и прав. Я должна была выйти замуж за кого-то другого, – задумчиво продолжила она. – Может, я должна была выйти за Окленда. И ты знаешь, что я могла. Стоило только щелкнуть пальцем! И ничего не было бы проще.
– Ты так думаешь? Сомневаюсь.
Штерн, направлявшийся к дверям, остановился и оглянулся. Констанца продолжала сидеть на полу. Ее глаза блестели. С чувством усталой безнадежности Штерн наблюдал, как в ней копится гнев. Он видел, как гнев, подобно пружине, сжимается в ней.
– Что ты вообще знаешь? Да ничего! – Она стиснула в кулак маленькую ручку и снова разжала ее. – Ты совершенно лишен воображения, Монтегю. Ты никогда не был в состоянии понять ни Окленда, ни меня. Ты знал лишь, что Окленд представляет угрозу.
– Угрозу? – Штерн нахмурился. – Для меня или для тебя?
– Конечно, для тебя! – Констанца вскочила. – Как Окленд мог чем-то угрожать мне?
– Когда мы выдумываем человека, он всегда несет с собой опасность. Это-то я знаю, уже успел усвоить.
– Выдумываем? Выдумываем? Ты считаешь, что я выдумала Окленда? Ну и дурак же ты! – Констанца вскинула голову. – Как у тебя только язык повернулся? Ты глуп и скучен. Ты разбираешься лишь в том, как делать деньги, – и больше ни в чем. А мы с Оклендом близкие люди. Мы вот так близки! – Она свела руки и сжала их. – И всегда были. Как близнецы – нет, даже теснее, чем близнецы. Хочешь, я скажу тебе кое-что, чего никогда раньше не говорила? Ты знаешь, почему я так привязана к нему? Потому что Окленд был моим первым мужчиной.
Штерн обдумал то, что услышал. Он ждал этого или нечто похожего; ее слова, прикинул он, были частью ее очередного выверта.
– Мда… что ж, Констанца, несколько поздновато для столь драматического признания. Я иду спать.
– Ты мне не веришь?
Штерн посмотрел на жену. Как и всегда, гнев исказил ее, подчеркнул ее красоту. Глаза сияли, а раскрасневшееся лицо лучилось.
– Нет, моя дорогая. Я не верю тебе.
– Это правда!
– Я думаю, тебе просто хочется, чтобы это было правдой. Но желание не может изменить факты. Я предполагаю, что, если бы у тебя в самом деле были какие-то отношения с Оклендом, ты бы уже устала от него, как тебя утомляют все остальные. Поскольку дело касается…
– Секса? Ты думаешь, все дело в сексе? Как ты глуп! И, кроме того, вульгарен и лишен воображения.
– Возможно. С другой стороны, ты с такой страстью ищешь сексуального удовлетворения, что, как я подозреваю, тебе никак не удается получить его.
– Я ищу того, чего не нашла у тебя – это совершенно естественно.
– Моя дорогая, нет никакого смысла обмениваться обвинениями относительно моей мужественности или твоей фригидности. Давай сойдемся на том, что я приношу тебе свои извинения, раз уж разочаровал в этом смысле. Тем более что уже поздно, а мы многократно вели эти разговоры.
– А если я люблю Окленда – что тогда? – Констанца сделала шаг вперед. – Тогда вся твоя продуманная сделка ничего не стоит, не так ли? Любовников можно – но только не любовь! Только ты считаешь, что можешь заключить подобный контракт и он сработает. Ты всегда хотел надеть на меня шоры и держать на коротком поводке…
– Констанца, ты запуталась в своих метафорах.
– Ты обложил меня условиями и оговорками и ждал, что я буду подчиняться им? Чего это ради? Они душат меня. Они давят меня так, что я и вздохнуть не могу, не имею права быть сама собой. Но если я полюблю, я обрету свободу от тебя. Вот! Именно так! Можно устать от любовника, но не от того, кого любишь.
– Ты так думаешь? – Глядя на нее, Штерн не мог скрыть нотки печали в голосе. – Не могу согласиться: вполне возможно устать… и от того, кого любишь.
Спокойствие, с которым это было сказано, похоже, смутило Констанцу. Она отошла от него. Нагнувшись, она подхватила на руки одну из своих собачек и стала ласкать ее. Она поцеловала ее в голову. И подняла глаза на мужа. Она с трудом, натянуто улыбнулась.
– Ты сегодня трахал Бланш Лэнгриш, Монтегю? Ты достаточно долго пробыл в той квартире, так что должен был уложиться. И больше, чем один раз. Ты же не допускал, что я поверю в этого южноафриканца, верно?
– Я с трудом себе представляю, во что ты вообще веришь, а во что нет.
– О, но я ведь считала, что между нами действует соглашение: никаких тайн! И тем не менее ты несколько месяцев встречаешься с этой женщиной и ни разу не упомянул о ней.
– Моя дорогая, ты знаешь все мои секреты. И не сомневаюсь, что речь может идти только о времени, пока ты их все узнаешь.
– Вот уж чего от тебя не ожидала! Человек с таким изысканным вкусом – и певичка с крашеными волосами из Квинса. Тем не менее, предполагаю, она тебя вполне удовлетворяет в постели. Дешевая маленькая проститутка, которая не спускает глаз с твоего бумажника. Что тебе в ней так нравится, Монтегю? Мечтаю услышать. Вряд ли ее ум. Так что же? Ее ноги хористки? Сиськи? Задница? Или она просто устраивает тебя в постели, так она хороша?
Штерн остановился у дверей. На лице его отразилось неподдельное отвращение.
– Тебе не стоило говорить таким образом, – тем же тихим голосом, что и раньше, сказал он. – Эти слова… какие омерзительные слова ты подбираешь. Какую дешевку. Я всегда терпеть не мог, когда ты так выражаешься. Эта лексика… она тебе не подходит.
– Ах, приношу свои извинения. Я и забыла. У тебя же такие аристократические вкусы. Предполагается, что женщина не может знать подобных слов и тем более их употреблять. Я не должна говорить «трахать», да, Монтегю? О, нет, конечно, я могу пускать их в ход, но только с тобой, в постели. Несколько отдает лицемерием, тебе не кажется? Кроме того, это очень выразительный глагол. Он говорит о том, что ты делаешь. Ты идешь к себе в квартиру и трахаешь ту маленькую шлюшку. Затем, как я предполагаю, расплачиваешься с ней. Или ты просто преподносишь ей подарочки – вульгарные подношения? Еврейские подарки? Как те, что мне преподносил?
Говоря это, Констанца приблизилась к нему. Штерн смотрел, как она подходила. И чем ближе она оказывалась рядом, тем меньше казалась. Его маленькая, злая, ядовитая и вульгарная жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231