Ему возвратили документы.
Ураган все ещё бушует среди охваченных пожаром деревень, проносится над опустевшими полями, над дорогами, где вязнут в грязи люди, лошади, экипажи. Над Дулланом, Бетюном, СенПолем и Эденом. Все, что может быть сорвано, — сорвано, все летит-юбки, черепицы, дым. Ветер рыщет, отыскивая все плохо законопаченные отверстия в домах, все щёлочки в человеческой жизни, проникает во все тайны сердца, выведывает все сокровенные мысли. Кажется, что пришёл конец света, с такой силой обрушивается на землю вечер. Солдаты, направляющиеся на север, не могут думать ни о чем другом-только о резком холодном ветре, который пронизывает до костей, подхватывает. оглушает, валит с HOI. Все мысли, все мучительные вопросы выдул закрутивший их ураган. Разметал все слова-Император, Король, Родина. Им кажется, будто ветер несёт их по стране, которую они совсем не знают, мимо чужого, таинственного. непонятного народа, который глядит на них из окон, мимо наглухо запертых домов, запертых неизвестно от чего-то ли от непогоды, то ли от них. Армия… да разве они все ещё армия?
Армия должна быть чьей-то. Они уже не армия того народа, который покидают. Они ничего больше не защищают, они защищают себя от ветра, ветер забирается под одежду, продувает насквозь, гуляет, как сквозняк в лестничной клетке… уже с рассвета. Ещё до рассвета.
Ещё до рассвета начал терзаться сомнениями, упрекать себя в легкомыслии Тони де Рейзе, написавший из Бовэ своей супруге. чтобы она прислала ему все золото, которое сможет достать.
Куда попадёт это золото? Как он получит его? А ведь Амели лишит последнего себя… детей… Покинув Абвиль, они долго месили грязь на дороге, пропускали переформированные части.
Роте герцога Граммона было поручено прикрывать арьергард.
Надо было видеть эту толкотню в чуть брезжущем свете: доверху нагруженные кареты, штатские и военные вперемешку, слуги, ведущие лошадей, экипажи принцев, а ветер рвёт одежду, дождь сечёт лицо… Непонятные остановки, вопросы, люди в смятении, с безумным страхом оглядываются назад, им уже мерещится, что проскакавшие мимо, обдав их грязью, кавалеристы-солдаты Эксельманса. Три утомительных дня и четыре бессонных ночи, а тут ещё страх, который все возрастает, сводит с ума, не даёт закрыть глаза, расстраивает нервы. Когда продвигались вдоль леса и кто-то сказал, что это лес Кресси, это название вдруг облетело гвардейцев, призрак Столетней войны придавил их своей мрачной тенью. Они проходят по местам прежних боев, исторических поражений, им чудится, что они ступают по костям, по разбитым панцирям, по славным трупам прошлого-праху королевской Франции, — по трупам предков этих, теперешних, гренадеров и мушкетёров, наёмников и принцев, по всему, что огромной тенью окружило короля-подагрика, удирающего неведомо куда.
Тони де Рейзе не запомнит такой непогоды со времени… со времени… с того времени, когда Клебер был влюблён в его сестру, а у него самого трепетало сердце при мысли о славе. А такой усталости, такого упадка сил он не помнит с того августа 1804 года, когда за полтора суток отмахал восемьдесят пять лье из Суассона в Пломбьер, чтобы предупредить Бланш о свалившейся на них беде-об анонимном письме, о том, что её муж, узнав про их любовь, покинул Париж, что он хочет её убить…
Они своротили с дороги на чёрные вспаханные поля и дожидаются, пока будет восстановлен порядок, нарушенный из-за перевернувшихся экипажей. Бледные, продрогшие от гнилой весенней погоды люди спешились, поставили лошадей вдоль откоса дороги и вязнут в грязи, чёрной, мягкой, липкой. Одни ругаются, другие топочут ногами, тщетно пытаясь согреться.
А человек, в несчастье которого повинен Тони, — граф Оливье, теперь попросту Симон Ришар, проезжает по Лиллю, где улицывечные рассадники слухов и фантастических рассказовзапружены народом, офицерами, солдатами, женщинами и детьми, где люди собираются кучками, что-то кричат. Ветер, и не думавший утихать, разогнал тучи, по крайней мере на время.
Симон вмещался в толпу, что-то с жаром обсуждавшую. Он никак не возьмёт в толк, что происходит. Спрашивает соседей. Говорят, в Лилль идёт королевская гвардия под началом графа Артуа, по одним слухам-три, по другим-пять тысяч человек, король призывает сюда свою гвардию для соединения с иностранными армиями, стоящими на границе. Герцог Орлеанский обманул нас, всего два дня назад он клятвенно заверил войска, что король никогда не обратится за помощью к иностранцам… Слухи подтвердились: вчера у ворот города видели офицера из армии принца Оранского… И крестьяне, вот сейчас, у Бетюнских ворот, говорили, будто подходи! герцог Беррийский с двумя тысячами швейцарцев, что он уже в двух-трех лье от Лилля, не дальше…
Симон прерывает рассказчика, расспрашивает тех, что. заинтересовавшись его нелепым видом, внимательно его разглядывают.
Вот так история! Проделать путь из киргизских степей в Лилль, во Фландрию, и попасть в возмущённую толпу солдат, которые грозятся убить королевских гвардейцев, если только те посмеют войти в город… На улицах-возбуждение. Белые кокарды срывают, заменяют трехцветными. Военная форма не была изменена при реставрации Бурбонов: кирасиры по-прежнему в касках с чёрным хвостом и чёрным мехом по козырьку. Красный плюмаж, белая портупея и белые перчатки с раструбами; на зелёных мундирах с розовой выпушкой и серебряными пуговицами с изображением орла-алые эполеты и отвороты. Как будто ничего не произошло. На мгновение в голове у Симона Ришара мелькнула мысль объявить, кто он, попроситься на службу. Но к кому? К тем, что ждут Наполеона, или к тем. что бегут от него?
Кого выбрать? Вернуться в императорскую армию-это значит занять своё место в свете, от которого он бежал; последовать за королём-это значит покинуть страну, в которую он пробирался в течение долгих месяцев, нанимаясь на фермах, иногда неделями жил на одном месте, чтобы заработать себе на дорогу… Все для него одинаково: все суета суёт. Пожалуй, только слово «убьём!», которое злобно выкрикнул офицер 12-го кирасирского полка, на минуту напомнило ему о мести-мысль о ней пробуждает его порой среди ночи. Но разве в нем все ещё жива ненависть к тому. кто одиннадцать-двенадцать лет назад отнял у него жену, отнял ради забавы, а потом бросил? К самоуверенному фату Тони.
К этому ничтожеству. Горячей же любовью он воспылал к Бланш! Прошло семь месяцев, и он посватался к молоденькой провинциалочке, дочери захолустной дворянки, на которую заглядывался уже год или больше! Верно, ею теперь и не узнаешь.
Рынок-не тот большой, что бывает по средам на Главной площади, а уличный рыночек: шум и суетня, на столах первые овощи, фрукты. Торговцы громко зазывают покупателей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Ураган все ещё бушует среди охваченных пожаром деревень, проносится над опустевшими полями, над дорогами, где вязнут в грязи люди, лошади, экипажи. Над Дулланом, Бетюном, СенПолем и Эденом. Все, что может быть сорвано, — сорвано, все летит-юбки, черепицы, дым. Ветер рыщет, отыскивая все плохо законопаченные отверстия в домах, все щёлочки в человеческой жизни, проникает во все тайны сердца, выведывает все сокровенные мысли. Кажется, что пришёл конец света, с такой силой обрушивается на землю вечер. Солдаты, направляющиеся на север, не могут думать ни о чем другом-только о резком холодном ветре, который пронизывает до костей, подхватывает. оглушает, валит с HOI. Все мысли, все мучительные вопросы выдул закрутивший их ураган. Разметал все слова-Император, Король, Родина. Им кажется, будто ветер несёт их по стране, которую они совсем не знают, мимо чужого, таинственного. непонятного народа, который глядит на них из окон, мимо наглухо запертых домов, запертых неизвестно от чего-то ли от непогоды, то ли от них. Армия… да разве они все ещё армия?
Армия должна быть чьей-то. Они уже не армия того народа, который покидают. Они ничего больше не защищают, они защищают себя от ветра, ветер забирается под одежду, продувает насквозь, гуляет, как сквозняк в лестничной клетке… уже с рассвета. Ещё до рассвета.
Ещё до рассвета начал терзаться сомнениями, упрекать себя в легкомыслии Тони де Рейзе, написавший из Бовэ своей супруге. чтобы она прислала ему все золото, которое сможет достать.
Куда попадёт это золото? Как он получит его? А ведь Амели лишит последнего себя… детей… Покинув Абвиль, они долго месили грязь на дороге, пропускали переформированные части.
Роте герцога Граммона было поручено прикрывать арьергард.
Надо было видеть эту толкотню в чуть брезжущем свете: доверху нагруженные кареты, штатские и военные вперемешку, слуги, ведущие лошадей, экипажи принцев, а ветер рвёт одежду, дождь сечёт лицо… Непонятные остановки, вопросы, люди в смятении, с безумным страхом оглядываются назад, им уже мерещится, что проскакавшие мимо, обдав их грязью, кавалеристы-солдаты Эксельманса. Три утомительных дня и четыре бессонных ночи, а тут ещё страх, который все возрастает, сводит с ума, не даёт закрыть глаза, расстраивает нервы. Когда продвигались вдоль леса и кто-то сказал, что это лес Кресси, это название вдруг облетело гвардейцев, призрак Столетней войны придавил их своей мрачной тенью. Они проходят по местам прежних боев, исторических поражений, им чудится, что они ступают по костям, по разбитым панцирям, по славным трупам прошлого-праху королевской Франции, — по трупам предков этих, теперешних, гренадеров и мушкетёров, наёмников и принцев, по всему, что огромной тенью окружило короля-подагрика, удирающего неведомо куда.
Тони де Рейзе не запомнит такой непогоды со времени… со времени… с того времени, когда Клебер был влюблён в его сестру, а у него самого трепетало сердце при мысли о славе. А такой усталости, такого упадка сил он не помнит с того августа 1804 года, когда за полтора суток отмахал восемьдесят пять лье из Суассона в Пломбьер, чтобы предупредить Бланш о свалившейся на них беде-об анонимном письме, о том, что её муж, узнав про их любовь, покинул Париж, что он хочет её убить…
Они своротили с дороги на чёрные вспаханные поля и дожидаются, пока будет восстановлен порядок, нарушенный из-за перевернувшихся экипажей. Бледные, продрогшие от гнилой весенней погоды люди спешились, поставили лошадей вдоль откоса дороги и вязнут в грязи, чёрной, мягкой, липкой. Одни ругаются, другие топочут ногами, тщетно пытаясь согреться.
А человек, в несчастье которого повинен Тони, — граф Оливье, теперь попросту Симон Ришар, проезжает по Лиллю, где улицывечные рассадники слухов и фантастических рассказовзапружены народом, офицерами, солдатами, женщинами и детьми, где люди собираются кучками, что-то кричат. Ветер, и не думавший утихать, разогнал тучи, по крайней мере на время.
Симон вмещался в толпу, что-то с жаром обсуждавшую. Он никак не возьмёт в толк, что происходит. Спрашивает соседей. Говорят, в Лилль идёт королевская гвардия под началом графа Артуа, по одним слухам-три, по другим-пять тысяч человек, король призывает сюда свою гвардию для соединения с иностранными армиями, стоящими на границе. Герцог Орлеанский обманул нас, всего два дня назад он клятвенно заверил войска, что король никогда не обратится за помощью к иностранцам… Слухи подтвердились: вчера у ворот города видели офицера из армии принца Оранского… И крестьяне, вот сейчас, у Бетюнских ворот, говорили, будто подходи! герцог Беррийский с двумя тысячами швейцарцев, что он уже в двух-трех лье от Лилля, не дальше…
Симон прерывает рассказчика, расспрашивает тех, что. заинтересовавшись его нелепым видом, внимательно его разглядывают.
Вот так история! Проделать путь из киргизских степей в Лилль, во Фландрию, и попасть в возмущённую толпу солдат, которые грозятся убить королевских гвардейцев, если только те посмеют войти в город… На улицах-возбуждение. Белые кокарды срывают, заменяют трехцветными. Военная форма не была изменена при реставрации Бурбонов: кирасиры по-прежнему в касках с чёрным хвостом и чёрным мехом по козырьку. Красный плюмаж, белая портупея и белые перчатки с раструбами; на зелёных мундирах с розовой выпушкой и серебряными пуговицами с изображением орла-алые эполеты и отвороты. Как будто ничего не произошло. На мгновение в голове у Симона Ришара мелькнула мысль объявить, кто он, попроситься на службу. Но к кому? К тем, что ждут Наполеона, или к тем. что бегут от него?
Кого выбрать? Вернуться в императорскую армию-это значит занять своё место в свете, от которого он бежал; последовать за королём-это значит покинуть страну, в которую он пробирался в течение долгих месяцев, нанимаясь на фермах, иногда неделями жил на одном месте, чтобы заработать себе на дорогу… Все для него одинаково: все суета суёт. Пожалуй, только слово «убьём!», которое злобно выкрикнул офицер 12-го кирасирского полка, на минуту напомнило ему о мести-мысль о ней пробуждает его порой среди ночи. Но разве в нем все ещё жива ненависть к тому. кто одиннадцать-двенадцать лет назад отнял у него жену, отнял ради забавы, а потом бросил? К самоуверенному фату Тони.
К этому ничтожеству. Горячей же любовью он воспылал к Бланш! Прошло семь месяцев, и он посватался к молоденькой провинциалочке, дочери захолустной дворянки, на которую заглядывался уже год или больше! Верно, ею теперь и не узнаешь.
Рынок-не тот большой, что бывает по средам на Главной площади, а уличный рыночек: шум и суетня, на столах первые овощи, фрукты. Торговцы громко зазывают покупателей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199