Имеются де Г., которые совсем недавно вынуждены были покинуть Марокко, где пустили корни; другие эмигрировали в Соединённые Штаты Америки в результате тех прискорбных событий, что вновь стеной разделили порядочных людей. Однако в целом члены семейства де Г. чувствуют себя превосходно, и объясняется это прежде всего тем, что в силу традиции, установившейся ещё в XVIII веке (и наш маркиз тоже не дал ей угаснуть), все де Г. вступают в брак по разумному расчёту, что позволяет им выходить сухими из политических передряг или финансовых крахов. Надо сказать, что господа де Г. прямо-таки созданы для этого, и почти все представители семейства унаследовали от предков те физические качества, каковыми обладал наш гренадерсангвиник, которого мы встретили в Бовэ мартовским вечером 1815 года, — слегка, пожалуй, коротконогий, зато отменного здоровья. У всех у них прекрасные зубы, жёсткие и курчавые волосы, все они любители лошадей и буйных развлечений; и на писанных маслом портретах, вставленных в медальоны, и на дагерротипах, и на фотографиях последнего времени их можно сразу опознать по неизменным фамильным чертам, так что им нет надобности даже предъявлять свою родословную. Я говорю о них как о породе собак, но так оно и есть, и именно потому из них получаются превосходные зятья для крупных промышленников и международных финансистов. Есть де Г. среди членов «Жокейклуба» и «Картофельного клуба». Даже в Академии есть один де Г.. хотя никто из его родичей не написал ни строчки. Лишь в самое последнее время то в одной ветви семейства де Г., то в другой даёт себя знать вырождение. Особенно же после того, как в начале XX века один из де Г., маркиз-чья мать, скажем прямо, была наполовину еврейского происхождения. — возымел романтическую идею подняться с помощью брачного союза в чересчур высокие сферы, что уже было неразумно, и похитил с этой целью юную особу, связанную родственными узами с неким царствующим домом, причём дом этот особым богатством не отличался. Этот брак безусловно и стал причиной злополучной судьбы юноши. Ибо ежели в специальных трудах мы встречали десятки де Г. и при каждом имени одинаковую пометку, означающую «пал на поле чести» — один в вооружённых силах Свободной Франции, другой в антибольшевистском Легионе. — то рядом с именем этого юноши, который, кстати сказать, никогда и не служил в армии, стоит скромное: «Умер в лагере Дахау в Германии». Естественно, что семейство де Г. не особенно-то гордится этим своим отпрыском, равно как и Ульбрихтом де Г., который в те же самые годы оказался слишком на виду и вынужден был уехать в Аргентину, где и стал банкиром.
Ну так вот, если бы я назвал нашего гренадера из роты Ларошжаклена подлинным его именем, боюсь, что члены этого разветвлённого семейства, большинство которых неизменно состояли советниками при наших слишком часто меняющихся правительствах, пошли по дипломатической части, связаны с крупнейшими металлургическими или химическими фирмами, боюсь, как бы члены этого разветвлённого семейства не были оскорблены, что их, мол, предок, дед или дядя-ибо жив ещё племянник нашего Артура, некий де Г., с которым я встретился во время последней войны во Фландрии: в возрасте шестидесяти пяти лет он вновь вступил в армию, потом его назначили государственным советником, и он неизвестно почему был обвинён в недостойном патриота поведении; сейчас ему, должно быть, лет семьдесят восемь или семьдесят девять, и мальчуганом он играл на коленях у престарелого маркиза Артура де Г., — так вот, эти люди могут быть оскорблены, повторяю, тем, что один из их предков выставлен в не слишком лестном свете, и непременно запретят читать эту книгу своим уважаемым супругам, сёстрам, дочерям. А бесчисленные жены, сестры, дочери и племянницы могут самым роковым образом повлиять на распространение книги… Но ещё больше я опасаюсь того, что представители семейства де Г. почерпнут в описанном мною эпизоде, о котором можно судить с весьма различных точек зрения, доводы, весьма лестные для их мужской гордости, чему я лично не сочувствую, никак не сочувствую, и, откровенно говоря, мне бы ужасно не хотелось давать пищу их тщеславию-я имею в виду тщеславию физическими качествами-и укреплять тем самым энергию их рода. Если инцидент, происшедший 20 марта 1815 года на улице Сен-Мартен в городе Бовэ, не вписан в семейные анналы, прошу не рассчитывать на то, что он попадёт туда с моей помощью.
Вот почему я и свёл к одной букве фамилию Артура и к общему экскурсу историю нашего гренадера и его семейства, представив все дело в несколько неясном, слишком общем виде; быть может, я даю возможность многим своим современникам признать в моем персонаже своего предка и кичиться им, но, с другой стороны, никто так никогда и не узнает с полной достоверностью, о его ли семье идёт речь, и никто не сможет, следовательно, оправдать своё собственное распутство ссылкой на законы наследственности.
Человек-то ведь не животное.
VIII
ВЕСНА
Никто этой ночью не спал в префектуре. Между одиннадцатью часами и полночью явился Макдональд, вернувший свою дочь к родному очагу, и от него Мармон узнал об измене армии.
Прежде чем герцог Тарентский двинулся в направлении Абвиля, где он рассчитывал нагнать короля, в Бовэ прибыл адъютант генерала Грюндлера, бывшего командующего военным округом Сены, которого Кларк, заменивший Сульта, взял к себе в Военное министерство в качестве начальника канцелярии, и привёз с собой последние новости. Париж с утра стал гнездом измены, и-как ни трудно поверить-повсюду трехцветные знамёна и кокарды; с минуты на минуту ждут прибытия Наполеона. Грюндлер в письме, пересланном через адъютанта Макдональду, жаловался, что ровно ничего не знает о судьбе своего министра. Так как в министерстве его патрон больше не показывался, он специально послал к Кларку на дом, на улицу Ройяль, офицера. И там нет Кларка. Что сие означает? Неужто Кларк, которого назначили на место Сульта, как более надёжную фигуру… перекинулся в другой лагерь? Да нет, просто провалился сквозь землю…
исчез-и все тут! Адъютант Грюндлера встретил по дороге волонтёров-правоведов; у бедных юнцов вид был совсем измученный, а офицеры даже не старались скрыть своих опасений: ведь им пришлось продвигаться среди мятежных войск, от которых они еле ускользнули у Сен-Дени. Впрочем, поведение бонапартистов казалось несколько странным: они даже не пытались войти в соприкосновение с войсками, хранившими верность королю и беспрепятственно отходившими к границе. Грюндлер запрашивал распоряжений. Допустим, он даже их получит, но с таким запозданием, что они вряд ли ему пригодятся.
Так или иначе, в четыре часа утра супрефекта разбудили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199