Люди злы. и к тому же в Королевской академии музыки засели явные бонапартисты! Слухи же в основном пошли оттого, что господин Орейль вложил все свои сбережения в почтовых лошадей и кареты. О, вовсе не с целью наживы! За весьма сходную цену он одалживал и то и другое своим добрым знакомым. Вообразите, у кого-нибудь вдруг начинается роман, а где сразу возьмёшь тильбюри, чтобы отвезти даму куда-нибудь на бережок, или же вдруг вам понадобилась берлина, чтобы потихоньку прокатиться в Нормандию… Экипажи Орейля стояли в конюшнях Почтового ведомства.
— Уступаю вам место, — обратился выигравший к новому гостю, — я хочу немножко поболтать с дамами.
Ох, уж этот Александр! Ну пусть ему повезло, нельзя же корчить из себя Карла Великого! Филипп-Франсуа сел на освободившееся место и поклонился иезуиту. Друг мадемуазель Госселен с тоской взглянул на него: господи, когда же наконец кончится эта партия? Танцовщица полагала, что хороший тон требует от гостей сидеть до тех пор, пока хозяин дома не поднимется из-за карточного стола. После этого можно объявить, что ей хочется спать.
— Скверные новости, — начал господин Тушар. — говорят, что сегодня вечером королевская фамилия…
Тут он понизил голос до полушёпота, обращаясь только к мужчинам, чтобы не потревожить прекрасный пол. Тугой на ухо иезуит попросил повторить, и тут же запротестовал: как же так!
Он провёл во дворце целый день… в шесть часов он накладывал повязку его величеству, и в восемь ещё ничего не было решено!
Как же это так могли без него уехать! Смешно даже слушать!
— Хотите доказательств? Пожалуйста, — добавил он. — Какраз сегодня я одолжил свою карету, вернее, дормез, вполне комфортабельный, одному духовному лицу… дело в том, что архиепископ не пожелал воспользоваться обычным дилижансом…
И заехав ^ненадолго в Париж, отправился в один из наших монастырей в Испании. Неужели вы думаете, что я мог бы проявить такую крайнюю неосмотрительность и собственными руками отдать свой экипаж, будь на горизонте хоть тень опасности?
Но госпожа Орейль поднялась с места: на больших стенных часах только что пробило полночь, пора кормить, сейчас Виржнни принесут ребёнка.
— О, непременно покажите нам младенчика!
Мадемуазель Госсслен и мадемуазель Подевен умоляюще сложили руки таким очаровательным ребяческим жестом. Прямо сцена из «Каравана», да и только! Отец Элизе, шепча про себя молитвы, перебирал чётки, но вид у него был крайне озадаченный. Все же слова этого болвана Тушара немало его встревожили.
Нет, это немыслимо, вдруг такая измена со стороны его величества! Да и почему, в сущности, его величество станет отделываться от своего целителя? Людовик XVIII просто обожает непристойные истории, а по этой части святой отец не знает соперников.
Мари-Луиза принесла маленького. Среди груды пелёнок и кружев ничего нельзя было разглядеть. Послышались восторженные возгласы, смех. Особенно старались обе танцовщицы и госпожа Персюи.
— До чего крошечное существо!
— Нет. вы просто не поверите, какой он большой для своего возраста!
— А сколько ему?
— Сегодня, подумать только, сегодня ему исполнилось ровно две недели.
Госпожа Персюи вся так и зашлась от восхищения:
— Вылитый отец, вылитый!
А иезуит, втиснув свою чёрную сутану в круг светлых дамских платьев, вздохнул:
— Чадо Людовика Святого, возрадуйся!
Восьмое чудо света унесли в спальню, расположенную на втором этаже. Дамы устремились вслед за ним. Там дремала Виржини, утопая в подушках…
Госпожа Персюи осталась с бабушкой Бургиньон.
— Приятно все-таки думать, что сын вашей внучки, в конце концов, прямой наследник престола. Единственный отпрыск мужского пола во всей королевской фамилии…
Мадам Бургиньон, сложив руку трубочкой, подставила ухо.
Она ничего не слышала. Хозяин дома приблизился к жене капельмейстера и доверительно произнёс:
— Да. вы правы-он первый сын Франции… нельзя же рассчитывать на герцога Ангулемского, верно ведь? Между нами говоря, мой зять… — В интимных беседах куафер любил, говоря о герцоге Беррийском, именовать его просто зятем. — …так вот, для моего зятя небезразлично, что родился мальчик! Вы же знаете, это ни для кого не тайна-в Англии у герцога были дочери!.. Но я человек широких взглядов. И потом, принц-это принц. Так вот, мои зять, если говорить откровенно, уже с конца октября начал беспокоиться. Он часто об этом заговаривал.
Говорит мне: «Тестюшка…» Он, видите ли, иногда зовёт меня просто тестюшка. «Тестюшка, говорит, все-таки чертовски обидно, что у моей кузины есть маленький Немур…» Видите ли, Орлеанские-да, да. Орлеанские, наши соседи, — имеют отпрыска мужского пола, младенец появился на свет двадцать пятого октября, и это обстоятельство сильно досаждало Шарлю, я хочу сказать, его королевскому высочеству, сильно досаждало… всетаки, знаете, угроза для старшей ветви…
— Что это вам сообщил господин Тушар? — осведомилась госпожа Персюи. — Он так тихо говорил…
— Да так, разные глупости, как и положено по его почтовому чину! Ему уже мерещится Буонапарте в Париже!
— Буонапарте? Какой ужас! Что же с нами будет?
— Надеюсь, вы не сомневаетесь, что меня предупредили бы одним из первых. И отца Элизе тоже. Просто чепуха! А говорит он так потому, что ему запретили давать лошадей частным лицам^, желающим покинуть Париж… Давно пора положить конец всей этой идиотской панике, которой мы обязаны нашим сплетникам.
Вошёл лакей Пикар и приблизился к хозяину. Кто-то спрашивает господина Орейля. Тот вышел из салона. В прихожей его ждал высокий человек в коричневом макферлане и серых ботинках, промокший с головы до пят. В ставни все ещё барабанил дождь. Человек прибыл от госпожи Шатобриан: ей нужны лошади. Карета у неё есть, нужны только лошади.
— Послушайте, дружок, — высокомерно сказал господин Орейль и, заметив своё изображение в маленьком зеркальце, висевшем в прихожей, поправил сбившийся набок парик и приосанился. — За кого это вы меня принимаете, а? Я не барышник, да было бы вам известно. Правда, лошади у меня есть. и я их при случае одалживаю. Из любезности. И притом только друзьям. Я, конечно, слышал имя госпожи Шатобриан, — он поклонился, — однако в такое время…
— Но госпоже Шатобриан немедленно требуются лошади.
Господин Орейль начал гневаться.
— В конце концов, мы сидим тут. у себя дома, в своей семье…
моя дочь только что оправилась от родов… а мой внук…
Но пришедший становился все настойчивее. Бывают же такие люди, просто даже не верится!
— Предположим, что я не прочь сделать одолжение госпоже Шатобриан, — промямлил бывший куафер, — предположим… Но мои лошади находятся в распоряжении управляющего Почт, и господин Тушар как раз у меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
— Уступаю вам место, — обратился выигравший к новому гостю, — я хочу немножко поболтать с дамами.
Ох, уж этот Александр! Ну пусть ему повезло, нельзя же корчить из себя Карла Великого! Филипп-Франсуа сел на освободившееся место и поклонился иезуиту. Друг мадемуазель Госселен с тоской взглянул на него: господи, когда же наконец кончится эта партия? Танцовщица полагала, что хороший тон требует от гостей сидеть до тех пор, пока хозяин дома не поднимется из-за карточного стола. После этого можно объявить, что ей хочется спать.
— Скверные новости, — начал господин Тушар. — говорят, что сегодня вечером королевская фамилия…
Тут он понизил голос до полушёпота, обращаясь только к мужчинам, чтобы не потревожить прекрасный пол. Тугой на ухо иезуит попросил повторить, и тут же запротестовал: как же так!
Он провёл во дворце целый день… в шесть часов он накладывал повязку его величеству, и в восемь ещё ничего не было решено!
Как же это так могли без него уехать! Смешно даже слушать!
— Хотите доказательств? Пожалуйста, — добавил он. — Какраз сегодня я одолжил свою карету, вернее, дормез, вполне комфортабельный, одному духовному лицу… дело в том, что архиепископ не пожелал воспользоваться обычным дилижансом…
И заехав ^ненадолго в Париж, отправился в один из наших монастырей в Испании. Неужели вы думаете, что я мог бы проявить такую крайнюю неосмотрительность и собственными руками отдать свой экипаж, будь на горизонте хоть тень опасности?
Но госпожа Орейль поднялась с места: на больших стенных часах только что пробило полночь, пора кормить, сейчас Виржнни принесут ребёнка.
— О, непременно покажите нам младенчика!
Мадемуазель Госсслен и мадемуазель Подевен умоляюще сложили руки таким очаровательным ребяческим жестом. Прямо сцена из «Каравана», да и только! Отец Элизе, шепча про себя молитвы, перебирал чётки, но вид у него был крайне озадаченный. Все же слова этого болвана Тушара немало его встревожили.
Нет, это немыслимо, вдруг такая измена со стороны его величества! Да и почему, в сущности, его величество станет отделываться от своего целителя? Людовик XVIII просто обожает непристойные истории, а по этой части святой отец не знает соперников.
Мари-Луиза принесла маленького. Среди груды пелёнок и кружев ничего нельзя было разглядеть. Послышались восторженные возгласы, смех. Особенно старались обе танцовщицы и госпожа Персюи.
— До чего крошечное существо!
— Нет. вы просто не поверите, какой он большой для своего возраста!
— А сколько ему?
— Сегодня, подумать только, сегодня ему исполнилось ровно две недели.
Госпожа Персюи вся так и зашлась от восхищения:
— Вылитый отец, вылитый!
А иезуит, втиснув свою чёрную сутану в круг светлых дамских платьев, вздохнул:
— Чадо Людовика Святого, возрадуйся!
Восьмое чудо света унесли в спальню, расположенную на втором этаже. Дамы устремились вслед за ним. Там дремала Виржини, утопая в подушках…
Госпожа Персюи осталась с бабушкой Бургиньон.
— Приятно все-таки думать, что сын вашей внучки, в конце концов, прямой наследник престола. Единственный отпрыск мужского пола во всей королевской фамилии…
Мадам Бургиньон, сложив руку трубочкой, подставила ухо.
Она ничего не слышала. Хозяин дома приблизился к жене капельмейстера и доверительно произнёс:
— Да. вы правы-он первый сын Франции… нельзя же рассчитывать на герцога Ангулемского, верно ведь? Между нами говоря, мой зять… — В интимных беседах куафер любил, говоря о герцоге Беррийском, именовать его просто зятем. — …так вот, для моего зятя небезразлично, что родился мальчик! Вы же знаете, это ни для кого не тайна-в Англии у герцога были дочери!.. Но я человек широких взглядов. И потом, принц-это принц. Так вот, мои зять, если говорить откровенно, уже с конца октября начал беспокоиться. Он часто об этом заговаривал.
Говорит мне: «Тестюшка…» Он, видите ли, иногда зовёт меня просто тестюшка. «Тестюшка, говорит, все-таки чертовски обидно, что у моей кузины есть маленький Немур…» Видите ли, Орлеанские-да, да. Орлеанские, наши соседи, — имеют отпрыска мужского пола, младенец появился на свет двадцать пятого октября, и это обстоятельство сильно досаждало Шарлю, я хочу сказать, его королевскому высочеству, сильно досаждало… всетаки, знаете, угроза для старшей ветви…
— Что это вам сообщил господин Тушар? — осведомилась госпожа Персюи. — Он так тихо говорил…
— Да так, разные глупости, как и положено по его почтовому чину! Ему уже мерещится Буонапарте в Париже!
— Буонапарте? Какой ужас! Что же с нами будет?
— Надеюсь, вы не сомневаетесь, что меня предупредили бы одним из первых. И отца Элизе тоже. Просто чепуха! А говорит он так потому, что ему запретили давать лошадей частным лицам^, желающим покинуть Париж… Давно пора положить конец всей этой идиотской панике, которой мы обязаны нашим сплетникам.
Вошёл лакей Пикар и приблизился к хозяину. Кто-то спрашивает господина Орейля. Тот вышел из салона. В прихожей его ждал высокий человек в коричневом макферлане и серых ботинках, промокший с головы до пят. В ставни все ещё барабанил дождь. Человек прибыл от госпожи Шатобриан: ей нужны лошади. Карета у неё есть, нужны только лошади.
— Послушайте, дружок, — высокомерно сказал господин Орейль и, заметив своё изображение в маленьком зеркальце, висевшем в прихожей, поправил сбившийся набок парик и приосанился. — За кого это вы меня принимаете, а? Я не барышник, да было бы вам известно. Правда, лошади у меня есть. и я их при случае одалживаю. Из любезности. И притом только друзьям. Я, конечно, слышал имя госпожи Шатобриан, — он поклонился, — однако в такое время…
— Но госпоже Шатобриан немедленно требуются лошади.
Господин Орейль начал гневаться.
— В конце концов, мы сидим тут. у себя дома, в своей семье…
моя дочь только что оправилась от родов… а мой внук…
Но пришедший становился все настойчивее. Бывают же такие люди, просто даже не верится!
— Предположим, что я не прочь сделать одолжение госпоже Шатобриан, — промямлил бывший куафер, — предположим… Но мои лошади находятся в распоряжении управляющего Почт, и господин Тушар как раз у меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199